Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 6
Это было категорическое и справедливое обвинение всей проводимой генсеком политики. Всё говорилось правильно Но я не мог отделаться от мысли, почему все это не было сказано прилюдно — на Пленуме ЦК, на XXVIII съезде КПСС или на съезде народных депутатов? А глав-ное — почему КГБ, отвечающий за безопасность государства, его строя, ничего не сделал, чтобы пресечь негативные тенденции, уничтожить в зародыше все, враждебное Советской власти и социализму? Да, конечно, Горбачев вполне мог снять Председателя КГБ с должности. Но если вся правда была бы обнародована, да еще и пофамильно, и предложены конкретные меры, то расправа оказалась бы невозможной. Надо же учитывать трусливую психологию Горбачева! Но ничего не было сделано…
Внимательно слушая Крючкова, а также реплики Бакланова и Шенина по этому поводу, я полностью разделил это мнение. А в глубине души и огорчился — почему же мы позволили довести страну до такого состояния?
По второму — экономическому направлению — информацию сделал председатель правительства СССР Валентин Сергеевич Павлов. Он нарисовал удручающую картину положения дел в экономике и финансах. Отметил, что кризис, в который мы уже вошли, в ближайшие месяцы может приобрести еще большие масштабы, если не будут приняты экстренные и решительные меры. Подчеркнул, что коль мы неплатежеспособное государство, то и кредитов нам больше давать никто не намерен. Хаос в экономике приобретает угрожающие формы, а предложения правительства не находят поддержки у Горбачева. Павлов также отметил, что перед тем, как ехать сюда, он провел заседание Кабинета министров, поэтому все докладывает с учетом оценок правительства.
Павлов обратился к военным с просьбой максимально помочь в уборке урожая, на что Язов сразу ответил согласием. Однако Валентин Сергеевич заметил: каким бы урожай ни был, мы все равно не обойдемся без закупки зерна за рубежом. Нас такая обреченность просто удивила.
О третьем — правовом направлении — информацию дали Крючков и Павлов, сосредоточив внимание на проекте Союзного договора. Они акцентировали: его подписанием узаконивается выпадение из СССР большей части союзных республик, в том числе всей Прибалтики, значительной части Средней Азии и даже под вопросом могут стоять Украина и Молдавия. Оба отметили, что якобы Лукьянов был категорически против подписания такого Союзного Договора. Оба особо подчеркнули нарушение прав человека, поскольку игнорируются результаты Референдума 17 марта 1991 года.
Олег Семенович Шенин проинформировал о сложной ситуации, которая сложилась в партии после XXVIII съезда КПСС. Беда была еще и в том, что с отменой статьи 6 Конституции СССР и лишением партийных организаций властных функций, наступил хаос — партия уже не руководила, а Советы не освоили властные обязанности. В итоге у руля оказались проходимцы, жулики, спекулянты и им подобные. Преступность процветала, а власть увядала. О каких правах могла идти в то время речь? Все согласились с выводами Шенина.
Затем приступили к четвертому направлению (помощников Крючкова) — полковники Жижин и Егоров проинформировали о готовности документов к опубликованию. Ни один из документов не зачитывался, кроме лишь некоторых фрагментов в течение трех-пяти минут из «Обращения к народу». Они прозвучали весьма убедительно, тем более на фоне тех информации, которые были сделаны до этого.
Наконец, приступили к пятому направлению — организации поездки в Крым.
В ходе сообщений по первым трем вопросам раздавались различные реплики. Одни из участников встречи говорили: надо прямо отсюда звонить Горбачеву и добиваться его согласия на введение чрезвычайного положения или президентского правления в тех регионах и областях народного хозяйства, где этого требовала обстановка. Другие считали, что надо дать ему шифротелеграмму по этому поводу и всем подписаться. Третьи предлагали не звонить и не писать, а ехать к нему и убеждать в необходимости этих шагов.
И вот когда конкретно стали обсуждать эти варианты, то все сошлись на одном: надо ехать. Олег Дмитриевич Бакланов сразу заявил, что он готов к такой поездке. Вслед за ним такое заявление сделали Олег Семенович Шенин и Валерий Иванович Болдин.
Крючков заявил, что от КГБ поедет генерал-полковник Плеханов и что надо было бы представителя от военных. Кто-то сказал, что желательно, чтобы поехал генерал Варенников. Министр обороны вначале запротестовал, сказав, что Варенников поедет в Киев и будет руководить там тремя округами с целью поддержания стабильности на Украине. Крючков заметил, что можно было бы Варенникову слетать с группой в Крым, а оттуда перелететь в Киев и решать там задачи, которые будут поручены. Все отнеслись к этому одобрительно. Язов посмотрел на меня. Я согласился.
Таким образом, было решено, что к Горбачеву в Крым летят Бакланов, Шенин, Болдин, Варенников и Плеханов. Цель поездки — убедить Горбачева в необходимости принятия решения о введении чрезвычайного положения в некоторых районах страны, в том числе в народном хозяйстве. Предполагалось, что Горбачев сделает это своим распоряжением или поручит кому-то, например премьеру Павлову, как он это делал в конце марта 1990 года. Кроме того, было желательно убедить Горбачева пока не подписывать новый Союзный договор.
Все были уверены, что в принципе Горбачев согласится с нашими предложениями. Не надо быть президентом, чтобы сделать вывод о необходимости введения чрезвычайного положения в районах, где гибнут люди или расхищается народное добро. Обстановка просто не терпела Дальнейших промедлений. Поэтому и не обсуждался вопрос — а что делать, если Горбачев с нашими предложениями вообще не согласится.
Встреча продолжалась полтора-два часа. Затем мы с Язовым и Ачаловым уехали, а остальные остались на ужин. Поднятые на встрече вопросы для меня не были открытием. Я был удовлетворен тем, что все эти проблемы будут доложены Горбачеву. Хотя, конечно, знал, что это ему уже многократно докладывалось, а он продолжает бездействовать.
Однако теплились все-таки надежды, что Горбачев прозреет. Ведь тогда ни у кого и в мыслях не было, что он предатель и изменник. Мы наивно думали, что он кое-чего недопонимает. И вот для того, чтобы он прозрел и, вообще, чтобы добиться хоть каких-то его решений, и была сделана еще одна попытка убедить его в необходимости чрезвычайных мер.
Страну надо было спасать. Это факт! И тут сомнений у меня не было. В предстоящей поездке в Крым, к Горбачеву, меня беспокоило другое. Если мы задались целью убедить наконец Горбачева в жизненной целесообразности чрезвычайного положения в отдельных районах страны, в том, что именно это и только это является гарантом стабилизации обстановки, то сделать это должны были первые лица, а не те, кто фактически находится на вторых ролях. Это я почувствовал еще там, в беседке, когда формировался список. Одно дело, если все вопросы перед Горбачевым поставят такие фигуры, как Павлов, Крючков, Язов, Ивашко и, возможно, Лукьянов (который, со слов Крючкова, разделял идеи принятия срочных мер). И совсем другое, когда с визитом приедут Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников и Плеханов.
Я не решился высказать эти свои сомнения в беседке, опасаясь, что товарищи по встрече могли бы счесть это за трусость. Кроме того, по всему чувствовалось, что вопрос о поездке уже был согласован и с Баклановым, и с Шениным (впоследствии это подтвердилось и в ходе следствия).
Мы ехали обратно на той же машине, в том же составе, только по другому маршруту — вначале должны были завезти Дмитрия Тимофеевича Язова на дачу, а затем поехать в Москву: я — к себе в Главкомат, а Ачалов — в Генштаб.
Дорогой продолжали беседовать, уточняя дальнейшие действия. Я же, вяло поддерживая беседу, думал все о своем — правильно ли я поступил, что не высказал своих сомнений? И всё больше убеждался в том, что решение о направлении в Крым не первых лиц было ошибочным, но сам я, согласившись поехать, поступил правильно, потому что решение о персональном составе «ходоков» к Горбачеву, несомненно, было принято небольшой группой лиц еще до нашей общей встречи. Ясно, что мои сомнения могли бы внести разброд и шатание в принятие решения, что, конечно, нежелательно. Тем более нежелательно что-то в этой части предпринимать уже сейчас, когда всё обговорено.
Слушая Дмитрия Тимофеевича, я еще раз (об этом говорилось и на встрече) услышал, что министр обороны выделяет для полета в Крым свой самолет. После беседы с Горбачевым мне не нужно возвращаться со всеми в Москву, а следует лететь в Киев, чтобы не допустить на территории Украины, в связи с возможным обращением руководства страны к народу, никаких эксцессов. За Украину особо беспокоились — и это четко просматривалось во время встречи — в связи с тем, что так называемое общественно-политическое движение «Рух» в то время захватило всю инициативу в республике в свои руки, как «Саюдис» в Литве, и диктовало всем свои условия. В потенциале «Рух» мог в связи с «Обращением к народу» организовать большие беспорядки, и даже с жертвами. Этого допустить было нельзя. С учетом моего опыта и моей, в прошлом, службы на Украине в качестве командующего войсками Прикарпатского военного округа (народ Украины меня, конечно, знал) и было принято решение, чтобы я обеспечил порядок на этом участке. Что, кстати, было выполнено, о чем в свое время будет сказано.