Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 3
Со свойственным итальянцам темпераментом он жарко высказывал свое восхищение действиями войск и всем увиденным (хотя нас угощали только сухим вином и лишь в конце, когда были поданы мороженое и кофе, разлили по небольшой чарочке коньяк). Неудивительно, что ярко, тепло выступали наши братья по оружию — представители стран Варшавского Договора. Но когда нас расхваливали гости из НАТО — это вызывало у меня удивление. Ведь это происходило в 70-е годы — в пору высокой волны антисоветизма. Всем памятны были нападки в США даже на своего президента Форда. Его администрация обвинялась в том, что она якобы слишком много уступает Москве, при этом рекомендовалось стать значительно жестче. А на нашем банкете представители НАТО взахлеб расхваливали войска Прикарпатского военного округа и давали их действиям самые высокие оценки не как знак корректности находящегося в гостях, а, на мой взгляд, искренне. Даже представитель ФРГ генерал Фогель сказал:
— Господин генерал Варенников, господа! Я много прожил на свете и много видел. Я воевал и занимался подготовкой войск в послевоенное время. Мне довелось побывать на многих учениях, почти во всех странах Европы и в США, но мне впервые посчастливилось увидеть то, что было нам представлено. Это было как классическое театральное представление. Разница только в том, что в театре многократно репетируют, а здесь мы видели, как войска мгновенно реагировали на ту вводную, которую мы с вами создавали и вносили в обстановку благодаря благосклонности руководителя учения. Возьмите, к примеру, изменение направления контратаки мотострелкового полка «противника» под основание наступающих войск. Она по плану значилась слева. А мы попросили провести ее справа. Конечно, этому полку пришлось форсированно перемещаться на большое расстояние и развертываться для контратаки в новых условиях. Но удар был прекрасный, а парирование этого удара наступающими войсками было еще более эффективно.
И вот в таком духе генерал Фогель говорил минут десять. Его выступление, как, впрочем, и всех остальных, было поддержано дружными аплодисментами.
В заключительном слове я поблагодарил всех присутствующих за активное участие в учении и за теплые слова в адрес воинов Прикарпатского военного округа. Затем весьма дипломатично заметил, что мы воспринимаем их высокие оценки как аванс и будем предпринимать всё, чтобы приблизиться к тем вехам, которые здесь были обозначены. В заключение пожелал всем всяческих благ в жизни и миротворческих успехов в их деятельности, в сближении всех стран и укреплении мира.
Вечером все вернулись во Львов, а наутро я провожал гостей в Москву. Вслед за улетевшим самолетом в Генеральный штаб полетела шифровка: «Учения «Карпаты» проведены. Присутствовали представители 12 стран. Замечаний нет. Происшествий не произошло». Всего несколько сухих формальных фраз. А ведь за ними стоят тысячи людей и огромный труд, вложенный ими в подготовку и проведение такого учения. Оно, как и любое другое учение, оставило значительный положительный след в подготовке войск. На своем разборе мы подробно исследовали все эпизоды, отметили отличившихся и в рамках округа наградили их. Наши энтузиасты со временем создали по этому поводу даже хорошую, с богатыми иллюстрациями, книгу. Конечно, это учение было необычное, а потому памятное.
Приблизительно через неделю после него я начал получать от бывших гостей благодарственные письма. Вполне естественно, что их прислали все наши союзники. А из натовцев я получил послание только от немца и итальянца. Кстати, итальянец через два или три месяца прислал большое письмо, уже из Италии. Он писал, что до сих пор, как завороженный, находится под впечатлением от учений в ПрикВО.
Я зачитал это письмо на заседании Военного совета округа, что, несомненно, вызвало у нас чувство гордости. Тем более было видно, что восторженный отзыв был абсолютно искренним.
Жизнь в округе продолжалась. Одни задачи шли параллельно с другими или вслед за решавшимися. А вот проектирование нашего санатория в Крыму на базе дачи «Орел» что-то никак не продвигалось. Заместитель командующего войсками округа по строительству генерал Дятковский очень долго и путано докладывал, что пока не могут найти исходные документы по этой даче и земельному участку. Однако я все-таки поставил задачу форсировать этот вопрос, потребовав, чтобы через пару месяцев мне была представлена проектная документация на строительство полуторакилометровой дороги от основной магистрали до дачи. Я считал, что до начала строительства санатория надо первым делом проложить к нему современную дорогу, а не ездить по ухабам грунтовой узкой дорожки, прорезанной 100 или 200 лет назад.
Какое-то внутреннее чувство мне подсказывало, что Дятковский, дабы не иметь лишних забот, умышленно затягивает этот вопрос. Разумеется, прямых доказательств этого я не имел, поэтому высказывал только пожелание поторапливаться. Я увидел, что «выход» нашего округа к Черному морю затягивается. Нужны были срочные, действенные меры.
Но вдруг разыгралось событие, которое наложило отпечаток на всю мою жизнь. Как-то утром звонит мне второй секретарь обкома Василий Александрович Святоцкий и говорит, что из Москвы от Пельше приехал товарищ и хотел бы со мной повидаться. Естественно, я удивился такому визитеру, но сказал, что сейчас пришлю офицера, который этого посланника сопроводит ко мне. Вызвав секретаря Военного совета округа полковника Григорьева, я ввел его в курс дела и направил в обком. Минут через двадцать ко мне в кабинет входит небольшого роста лысоватый мужчина неопределенного возраста и сообщает:
— Я от Арвида Яновича Пельше. Моя фамилия Соловьев, — и показывает мне удостоверение.
Я предлагаю присесть и рассказать, что его привело в округ.
— В Комитет партийного контроля при ЦК КПСС только за последние полгода поступило несколько анонимных писем на одну и ту же тему — о грубых нарушениях, допущенных при строительстве различных объектов в Прикарпатском военном округе, — пояснил он.
— Во-первых, автор этих писем, на мой взгляд, вводит вас в заблуждение — такого в округе нет. Во-вторых, и это главное, Леонид Ильич Брежнев официально, четко и ясно сказал, что анонимки не могут являться основанием для каких-либо официальных разбирательств!
— Это верно. Да мы и не намерены вести какое-то расследование. Но, понимаете, несколько писем — и все на одну и ту же тему, в разных вариациях, написанные от руки и на машинке… Это, конечно, настораживает. Вот поэтому заместитель председателя комитета Косов решил направить меня, чтобы хоть формально обозначить нашу реакцию. Я считаю, что ничего серьезного здесь нет. Похожу, посмотрю, поговорю с народом, а перед отъездом зайду и все расскажу.
Я поинтересовался, где он остановился, как обеспечен транспортом и нужен ли ему офицер, который мог бы показать ему все объекты и ответить на все интересующие вопросы. Однако Соловьев меня успокоил: он-де пользуется всеми услугами обкома КПСС, а что касается лица, знающего объекты и прочее, то он ему не нужен. «Что мне потребуется — я всё найду. У меня опыт богатый», — заключил ответственный работник комитета и, склонив голову набок, заглянул мне в глаза. У меня что-то ворохнулось в памяти: «Где я уже с таким взглядом встречался?» Неприятный — змеиный — взгляд.
Я вызвал полковника Григорьева, чтобы он проводил гостя, и мы распрощались. Но перед уходом он еще раз сказал мне: «Вы, Валентин Иванович, не беспокойтесь. Все это носит чисто формальный характер». На что я ему ответил: «А я и не беспокоюсь».
Соловьев ушел, но мое беспокойство все-таки присутствовало и не ушло, осталось. И я слукавил, когда говорил, что я не беспокоюсь. По пустякам Комитет партийного контроля своих гонцов посылать не будет. Чтобы как-то развеять свои подозрения, я позвонил Фомичеву — члену Военного совета, начальнику политуправления округа. Он зашел ко мне, и я подробно рассказал ему о встрече с Соловьевым.
— Что же вы меня не пригласили, когда он появился у вас? — спросил Фомичев.
— Я предлагал ему это, но он категорически воспротивился и хотел, чтобы разговор состоялся между нами.
— Странно, — заметил Фомичев. — И ко мне не заглянул, хотя это всегда практикуется. Ну, да ничего. Я наведу справки, и потом мы посоветуемся.
Фомичев ушел. Звоню Виктору Федоровичу Добрику — первому секретарю Львовского обкома. Рассказываю о нежданном-негаданном визитере.
— Да, я уже слышал. Мне Святоцкий рассказал о его странном появлении: приехал поездом, никого не предупредив, прошел в обком по своему удостоверению, появился сразу у Святоцкого и сказал, чтобы ему выделили машину, устроили в гостиницу и дали работника, который знает Львов. Пока больше никаких требований. Мы предварительно навели хоть и скромные, но справки: работает в комитете уже несколько лет, ничем себя не проявил, до этого был, кажется, вторым секретарем Сахалинского обкома КПСС. В общем, я им займусь, — пообещал Виктор Федорович.
