Свен Хассель - Блицфриз
— У тебя что, в башка дерьмо? Мы увидеть завод только через три дня. Дождайся темноты и взорвай его. Сегодня нас ждет большой охрана. НКВД знает, что здесь дурный немцы. Мы не появися ни сегодня, ни завтра, и они подумать, что вообще не появися. Думать, что мы вернулись к своя.
— Черт возьми, откуда ты знаешь, что они подумают? — с удивлением спрашивает фельдфебель-бранденбуржец.
— Китайса знает много чего. Знает, что думать дурной коммунистический свиньи. Я видел шпионка на немецкие позиции. Когда я вернись, эта прасститутка будет висеть на веревка.
— Почему ж ты сразу о ней не сообщил? — недоуменно спрашивает Легионер.
— Только идиот убивай шпион на месте, — объясняет Василий с лукавым выражением черных глаз. — Мудрый китайса из Харбин ведет наблюдение за эта коммунистическая сучка. Она кажи нам другие шпионы, мы уничтожай всех сразу. Очень просто.
— Значит, мы пробудем в Москве несколько дней? — спрашивает Старик, и голос явственно выдает его опасения.
— Москва красивый город, однако. Люди ехай очень издалека, чтобы ее видать.
— Славный парень, ничего не скажешь, — весело смеется Порта. — Если все его соотечественники такие, ни за что не поеду в Китай!
— Послушай, Василий, — говорит Старик, склоняясь над картой города. — Почему не пойти Староданиловским бульваром, а потом к погрузочной станции вдоль Москвы-реки?
— Твоя сойти с ума, — дружелюбно улыбается китаец. — Mulkt saki manna hai![93] Ты получаешь русский пуля в немецкий живот, и завод не будет взорван. Великий Кун-цзы кажи Василий: «Иди в НКВД, скажи, Василий поймал плохих немцев, Василий герой и получай большой советский орден!» Если пойдешь Староданиловский бульвар, я вас не знаю. Китайса не так глуп, как думает глупый белый люди.
— Не особенно скрывает свое мнение о нас, так ведь? — усмехается Порта.
Мы укрываемся в небольшом, идущем вдоль бульвара парке, пока мимо проходит большая колонна солдат.
— Тогда что ты предлагаешь, Василий? — спрашивает Старик. — Теперь ты командуешь.
— Нет, нет, тавариш фельдфебель, — отвечает китаец по-русски. — Моя не хочет командуй. Генерал кажи мне: «Василий, ты приведешь солдат-диверсантов к трансформаторный подстанция. После большой взрыв уцелевших приведешь обратно в гитлеровский армия». Мне все равно, как ваша веди себя. Скажет: «Василий, идем к своим». Мы возвращайся, не сделай приказа. Василий рассказывает дьяволы из НКВД все, что знает об операция. Получает на грудь Красный Звезда. Может, и помилование от неотсиженный тюремный срок.
— Что такое, желтый дьявол? — подскакивает с криком Порта. — Ты бежал из тюрьмы?
— Да, да, — весело признается Василий, словно это лучшая на свете шутка, — ваш проводник по Москве беглый заключенный, однако. Всех умных людей сажай. В советский рай это большая честь.
— Merde alors![94] — восклицает заметно потрясенный Легионер. — Значит, ты бежал из заключения, и тебя разыскивают?
— Да, да, — совершенно невозмутимо улыбается Василий. — Поэтому для немцы я очень верный проводник. Генерал никогда не спросить: «Сидел ты в тюрьме?» Мой отец, очень умный китайса, живет в Чита. Он говори свои восемнадцать сыны: «Никогда не признавайся, что сидел, если не спросят». Генерал спрашивает: «Василий, можешь показывать путь?», и я отвечаю: «Да». Если сказать «нет», это будет большой ложь.
— Надо же, — стонет Легионер. — Разыскиваемый преступник служит проводником. Да смилуется над нами Аллах!
— Успокойся, солдат, — утешает Василий. — Чертов НКВД сейчас не искать тех, кто ушел из тюрьмы, не попрощавшись. Милиция идет под пули гитлеровский солдата. Это хорошо!
— За что сидел? — с любопытством спрашивает Барселона. — Надеюсь, не за что-то серьезное.
— Василий хороший человек. Ничего серьезный не сделал. Только пустяк. Перерезал горло глупый, дрянный женщина зато, что спала с председатель горсовета и продала лошадь Василия цыганам в Чита.
— Женоубийца! — ужасается Порта. — И называет это пустяком! Что же тогда он назвал бы серьезным делом!
— Можно ли хоть сколько-то доверять этой желтой обезьяне? — недоверчиво ворчит Хайде. — Он даже не пытается скрыть, что ему было б на руку выдать нас НКВД.
— Не беспокойся, mon ami, — успокаивает его Легионер. — Я знаю этих дьяволов по Индокитаю. Они приходили к нам через пустыню Гоби. Кое-кто оставался надолго. Если им у нас не нравилось, китайцы спокойно переходили на другую сторону и меняли мундир. Они помешаны на своем Боге. Почти все носят при себе маленькие статуэтки Будды. В Советском Союзе это запрещено. Поэтому они ненавидят красных и все связанное с ними. Если мы не станем делать то, что ему нужно, он, не колеблясь, выдаст нас НКВД или гестапо. Выберет ту или иную сторону в зависимости от своей выгоды. Отрубить неверной жене голову для него плевое дело.
Легионер поворачивается к Василию и обращается к нему по-китайски.
Василий хватается за живот от смеха, достает из-за пояса кривой нож и с гордостью размахивает им над головой.
— Я так и думал, — смеется Легионер. — Он провел три года среди гуркхов.
— И пять лет в тюрьме, — саркастически замечает Порта. — А сколько лет этому желтому орангутангу?
— Je ne sais pas[95], — отвечает, пожав плечами, Легионер. — Возможно, он и сам не знает. Большинство китайцев после двадцати пяти лет как будто не становится старше. Даже когда им должно быть уже сто, они все равно выглядят двадцатипятилетними. Они растирают кожу растительным лосьоном, питаются почти исключительно сырым мясом и вечно счастливы. Будут улыбаться даже с петлей на шее. Если статуэтка Будды при них, все остальное не имеет значения. Наказание за убийство жены ему непонятно, для него это такая же мелочь, как зарезать козу. Женщина является собственностью. Тем, что принадлежит ему, как мебель или скотина.
— И этому человеку мы должны доверять свои жизни? — шепчет в отчаянии Штеге. — Он продаст нас при первой возможности!
— Ненависть к Советам заставит его быть верным нам, — убежденно продолжает Легионер. — Эта ненависть может подвигнуть его сто раз обойти пешком земной шар, если будет нужно.
— У нас нет выбора, — лаконично говорит Старик и обращается к Василию, который вертит самокрутку из листа с библейским текстом на немецком языке.
— Что предлагаешь? — спрашивает он. — Мы договорились, что решения принимать будешь ты.
— Твоя умный человек. Не такой дурак, как другие немцы, — радостно говорит Василий. — Мы делай большой крюк, иди по красивый старый мост, который очень нравься туристы. На та сторона реки Таганска тюрьма. Там мы увидеть солдаты и офицеры НКВД. Они знай, что все люди бойся эта большой политический клетка. Только идиот хоти топай к ней.
— Насчет идиотов и тюрем он прав, — выкрикивает довольный Малыш.
— Те, кто служи в НКВД, думай так же, — увлеченно говорит Василий, размахивая руками. — Когда странные русские пойди мимо, они подумать, что мы иди охраняй торпедный завод в Кожухово, поэтому не требуй пропуск. Я выглядай, как большой начальник, козыряй, как советский офицер, готовый лижи НКВД зад.
— А когда пройдем мимо тюрьмы, то что? — спрашивает Старик и надвигает на голову меховой капюшон, скрывающий красную звезду на шапке.
— Тогда идти к трансформаторный подстанций, — объясняет Василий, словно описывая экскурсию по Москве. — Пойди по Дубровский проезд. За постом НКВД срезай угол через железнодорожный пути к станций Угрешская. Охранники на посту нас не видеть. Они все время спи. Однажды моя и один карош друг угнали грузовик с ценным грузом. Охранники обнаружить пропажа только три дня спустя. Они спи. Они думай, что ничего не быть, и часто правы. Только не в той случай, когда Василий приводит друзьяки.
— А почему не пойти прямо по Симоновскому валу? — спрашивает раздраженный его ломаным немецким языком Старик. — Угрешская далеко в стороне.
— Василий думай, твоя умный человек, тавариш фельдфебель! Возле реки большой завод, там делай секретный штуки. Прямой путь — запретный путь. И запретно видеть секретный вещи, который там делай.
— А что там делают? — с любопытством спрашивает фельдфебель-бранденбуржец.
— Карош друг из Чита, лейтенант НКВД, сказал моя, что делай на этот секретный завод.
— Что же, черт возьми? — раздраженно спрашивает Штеге.
— Немецкий башка нехорошо знай слишком много, — отмахивается от вопроса Василий. — Я кажи только нацистский ученый. Они карош плати. Когда война конец, я делись с лейтенант НКВД из Чита.
— Не могу ладить с людьми, которые все время улыбаются, — говорит Барселона. — Они фальшивые, как жемчуг с Майорки.
— Мы не пойти вдоль Москва-река, — невозмутимо продолжает Василий. — Много опасный НКВД. Мы идем, они стреляй, как черт. Немецкий солдат нашпигован советский свинец. НКВД пытай пленник на Лубянка так, что будешь рад смерти. Лучше пойти кружной путь вместе с Василий, чем терять волосья вместе с башка.
