Юрий Иваниченко - Разведотряд
— Из мануфактурщиков… — пояснил Зелимхан, перехватив удивлённо-скептический взгляд лейтенанта. — Но только по разгулу да куражу, а так… Настоящий офицер был, будто из кадетского корпуса. Я-то уж различаю… — Он понизил голос, словно всё ещё опасаясь, как бы его уважительный тон не вменили ему в неблагонадежность: — Собирался отстреливаться до последнего патрона, лёжа на диване… — и, заметив скептический прищур Новика, пояснил: — Раненный был под Перекопом, нога гнила, а резать не захотел, да и бежать тоже. Он вообще не хотел из России бежать. Сказал: я — русский офицер и приказал диван напротив дверей поставить, и ломберный столик рядом для патронов… — развёл руками старик.
— И что, лежал и отстреливался? — с сомнением нахмурился Саша.
— Нет… — усмехнулся Зелимхан, возвращаясь к валику диванной подушки. — Горячка у него была, «антонов огонь». Когда красные ворвались, он уже без сознания был… как чувствовал. Поэтому и попросил меня жену свою и дочь вывести из усадьбы заранее по подземному ходу, чтобы их не обидели… Большие беспорядки тогда были, все бежали, можно сказать, через голову друг друга лезли, глотки грызли. Очень красных боялись, особенно Махно…
— Махно? — подал удивлённый голос Колька Царь из своего тёмного угла.
— Ну, Фрунзе, вообще-то, больше… — не слишком развеял его простительное для воспитанника советской школы недоумение Зелимхан.
— А чего?
— Погоди… — перебил его Саша, отмахнувшись. — А что с этим Казанцевым стало?
— Не знаю точно… — пожал плечами Зелимхан, подливая чай в пиалы. — Слышал, всех инженеров, механиков и шоферов, которых удалось поймать, отправили к Фрунзе. И будто бы многие перешли на сторону Советской власти, стали, как это, военспецами…
— Ну, вот. А ты говоришь, боялись… — проворчал Колька.
— Нет, конечно, не все из страха, — как странновато согласился старик. — Думаю, Василий Палыч — точно не из страха…
— Так ты знал? — повернулся к нему Новик, отведя лампу от фотографий.
— Что Маша — дочь Казанцева? — покосился на него Зелимхан. — Конечно. Я её узнал… — он невесело усмехнулся. — И это мало меня обрадовало, поверь мне, особенно, когда мой Хафиз стал ходить к ней то с халвой, то с арбузом… Чуяло старое сердце. По-моему, она и тогда, до войны ещё, пряталась…
Несколько минут в садовом домике царило молчание. Наконец Саша вернулся к столику и перевернул пиалу, давая понять, что им пора. Вот только осталось уточнить:
— А что, Зелимхан, давно построили этот ход, не знаешь? В том смысле, цел он ещё или нет, вдруг осыпался? И куда всё-таки ведёт?
Старик немного помолчал, закатив глаза и будто суммируя в уме всё, что ему известно. И принялся загибать пальцы левой, не занятой пиалой руки:
— Кто построил — одному Аллаху известно. Рассказывал здешний сторож, что и сам предводитель пензенский о нём не знал. Будто бы его не то подрядчик, не то архитектор прорыл, втайне от заказчика, чтобы ходить к его жене… Но я видел ту жену… — скептически хмыкнул Зелимхан. — Так что это уж точно сказки. Ход и сейчас цел. По нему мой племянник ко мне сюда ходил, до последнего… — старик вновь болезненно поморщился, словно зацепил старую ссадину, и забормотал что-то под нос, поминая попеременно Аллаха с антиподом его, врагом человеческим.
— К тебе ходил? — неохотно потревожил его Новик. — Разве подземный ход не ведёт прямо в дом?
— Ведёт… — встряхнулся Зелимхан. — Конечно, ведёт. Прямо в кабинет предводителя. Но по дороге есть ещё один выход, в саду, как раз под той беседкой… — Он кивнул в сторону ротонды, белевшей на фоне группового снимка. — Я же показывал…
— А чей это сейчас кабинет, случайно не знаешь? — спросил Саша, спросил между прочим, без особой надежды на ответ.
Тем не менее…
— Это не простой офицер… — задумчиво прищурился Зелимхан на огонёк керосинки. — Я тут много видел разведчиков, но он не похож на тех, кто прыгает с парашютом или сидит в штабе. Он похож на тех наших чекистов, что работали за границей. Аристократ. Невоенный какой-то…
— Вот как?… — усмехнулся Саша. — А ты наблюдательный, Зелимхан.
— У меня ещё и уши есть! — фыркнул старик. — Не только глаза. Его зовут Карл. Карл-Йозеф Бреннер, а вот звания его, извини, Саши-джан, я выговорить не смогу — лай один, а по-собачьи я не понимаю…
Глава 5. Очень заинтересованное лицо
База 2-го партизанского района
— Как-как? — дёрнулся Войткевич и, оторвавшись от чертежа на листке школьной тетради, поднял голову. Взгляд его был не то растерянный, не то удивленный, но эта перемена в лице была мгновенной.
— Бреннер, — повторил Новик, несколько удивлённый реакцией лейтенанта. — Карл-Йозеф Бреннер. Судя по всему, из абвера. Знакомый, что ли?
— Знакомый? — эхом повторил Яков и, перехватив настороженный взгляд командира разведгруппы, отмахнулся как можно беспечней. — Нет, конечно… Просто певец был такой… оперный… — проворчал он, снова склонившись над пунктиром подземного хода, намалёванным химическим карандашом, — вот и припомнился…
— Ты, оказывается, ещё и театрал… — хмыкнул Новик.
— Да ты тоже, как я погляжу, не пальцами сморкаешься… — рассеянно огрызнулся Войткевич и продолжил деловито: — Так значит, морские офицеры в Гелек-Су по воскресеньям появляются? А точно это морские, может…?
— Не может, — перебил его Саша. — Зелимхан уже и немецкого офицера от фашистского «фюрера» или эсесовца отличает, а ты думаешь, в родах войск не разберётся?
— А в чём, интересно, разница между «фюрером» или эсесовцем? — искоса глянул на него Войткевич.
— Ну, «фюрер» — это как наш военспец, — не слишком уверенно начал Новик. — Или политработник, не фронтовой…
— Не очень-то, как я вижу… — ухмыльнулся Войткевич, — …ты в курсе. Их «политруки», как и наши, тоже в атаку ходят. Просто это не офицерское звание, а партийная должность.
— А я о чём? — слегка раздражаясь, возразил Саша.
— Не знаю о чём, но не о том, о чём нужно… — Яков пододвинул к себе схему, нарисованную со слов садовника и дополненную, по памяти, Сашей. — Значит, так: по плану операции возражений у меня нет…
— Благодарю за доверие! — проворчал Новик.
— Приходи за добавкой… — Войткевич ткнул своим карандашом в контуры особняка, расчерченные красными стрелками и синими кружками постов и пулемётных гнёзд. — Ваша группа через подземный ход пройдёт внутрь санатория, в кабинет этого Бреннера… — он с сомнением постучал по конечному пункту красной траектории. — И попытается захватить кого-нибудь из немецких морских офицеров…
— И сам Бреннер подойдёт, абвер всё-таки… — заметил Саша, прохаживаясь вдоль бревенчатой стены землянки…
Войткевич мельком глянул на него исподлобья:
— Это уж как там пойдёт. Харчами перебирать не приходится… — он пожал плечами. — В крайнем случае закидаем там всё гранатами или насрём в кашу на камбузе.
— Закидаем? — уточнил Саша.
— Именно! — твёрдо заявил Войткевич, откинувшись на скрипучей лавке, забросанной еловыми лапами. — Я пойду с вами.
— Это ещё зачем? — нахмурился Новик и недовольно скрестил на груди руки. — На твою задницу и так приключений хватит. Твоя группа останется у ротонды и, если вдруг там возникнет переполох, вы в порядке отвлекающего маневра…
— Это само собой! — отмахнулся Яков. — Это боцман вам обеспечит, будь здоров. Он только с виду спит на ходу, а рванёт тельник — свои разбегаются. А я пойду с вами…
— И зачем всё-таки? — повторил вопрос Новик.
Войткевич снова навалился на доски стола грудью и задумчиво постучал по тетрадному листку в косую линейку карандашом:
— Вот что, старшой лейтенант… Давай договоримся…
— Давай, лейтенант… — уселся напротив Саша.
— Я тебе всё объясню, но только когда вернёмся.
— Почему? — насторожился Саша. — Почему только по возвращении?
— Ну и какой смысл было бы откладывать… — картинно развел руками Войткевич, — …если б я это мог тебе прямо сейчас объяснить?
— Чёрт с тобой… — задумчиво протянул Новик. — Ладно. — Он, протянув руку, забрал из-под карандаша Войткевича листок и поднес его к раздвоенному жёлтому язычку, плясавшему на сплющенной гильзе сорокопятки. Подождал, пока язычки прихватят край листка, поползут дальше, и, только убедившись, что он превратился в чёрный комок пепла, продолжил: — Давай сюда Аську, надо передать в разведштаб время и место эвакуации группы по выполнению задания.
— А может, по выполнении задания и вызывать? — с сомнением поскрёб под суконным кепи Войткевич. — Вдруг там такой «кандёр» заварится, что и эвакуировать-то некого будет.
— Типун тебе… — поморщился Новик. — Во-первых, рацию с собой тащить накладно, да и тут она нужнее. А во-вторых, отходить в лес и ждать потом эвакуации… — старший лейтенант покачал головой. — Немец нас по лесу так загоняет… Лучше уж сразу морем. Там, если оторвёмся, то никакими собаками уже не достать.
