Zа право жить - Коллектив авторов
Танька провела ревизию картошки, морковки, свеклы. Банок с заготовками к весне осталось достаточно. Дети, избалованные покупными сладостями, практически не ели варенья. Из засолок к столу хорошо шли только огурцы. Помидоры, квашеная капуста, закрутки из баклажан и кабачков стояли почти нетронутые.
– Теперь все уйдет! – пробормотала Танька…
Обстрел закончился часа через два. Первой наступившую тишину почуяла Мурка – заскреблась, запросилась на выход. Люди осторожно пошли за ней. Поднявшееся солнце еле пробивалось сквозь плотный черный дым. Дом, покинутый в спешке, встретил их разгромом и сумраком от закупоренных окон. Электричества не было, газовая плита тоже не подавала признаков жизни. На экране простенькой кнопочной Nokia не высветилось ни одного деления связи. Олька без сил опустилась на стул. Хотелось орать от беспомощности, она еле сдерживалась, боясь напугать детей.
Танька подошла и протянула деньги, завернутые в платок.
– Вот деньги! Беги до магазина! – деловитый голос привел Ольку в чувство.
Олька попыталась возразить. Деньги эти были тщательно откладываемые с пенсии, «гробовые».
– Бери, говорю! Сейчас они нужнее! А меня, поди, на земле не оставите, похороните!
Олька взяла деньги и стала собираться. Танька наставляла:
– Купи тушенки, растительного масла, муки, спички, мыла и чая. Сахара, если денег хватит. Хлеба побольше, лучше ржаного. Белый пышный, да пустой внутри. Сухари из него делать бессмысленно, рассыплется крошками. Старшеньких возьми с собой, пусть помогают! Брось ты эти пакеты! Сумки да рюкзак бери!
Олька с детьми ушли, а Танька попробовала растопить печь. Огромная и добротная, она стояла в центре дома. Ее оштукатуренные бока белели во всех комнатах. Устье на кухне давно было накрепко закупорено за ненадобностью. Когда провели газ, дочь и внучка постоянно уговаривали Таньку снести печь. Дескать, и места много занимает, и толку от нее теперь никакого. Танька была непреклонна: пока она жива, печь останется. Мало ли что в жизни может приключиться.
Танька послала мелкого принести полешко от бани. Сообразительный четырехлетний малыш, отдуваясь и покраснев от натуги, притащил сразу три. Танька отковыряла заслонку, настрогала ножом тонких щепочек, сложила их шалашиком внутри печи и подожгла. Но огонь не занимался. Танька проверила поддув, еще раз задвинула и выдвинула вьюшку, но ничего не помогало. Старый да малый, уморившись, уселись рядышком.
В дверь робко постучали, и, не дождавшись ответа, вошел мужчина. В полумраке он не сразу их разглядел. Танька с трудом, но признала Андрюху – пропащего мужа Ольки. Танька давно его не видела, да и почти во все их встречи он был пьян. Сейчас его отекшее лицо было гладко выбрито, а глаза смотрели ясно и виновато:
– Здравствуйте вам! Есть кто дома?
– Кому надо, все тут! – грубовато ответила Танька.
Глаза Андрюхи привыкли к темноте, и он увидел в глубине кухни старуху с прикорнувшим к ней младшим сыном.
– Николенька! Колобок! Это я, папка твой! – Горло Андрюхи перехватило, и конец фразы он прохрипел.
Мелкий его не помнил; Олька развелась, когда ему не было и года. А Андрюха, занятый поисками пойла, не очень-то заморачивался встречами с сыновьями. Мелкий недоверчиво глянул на Андрюху из-под белесых бровей, засопел и тут же спрятался за худой Танькиной спиной.
– Что принесло этакого ясно-сокола к нам? – поинтересовалась Танька.
– Ночью обстрел был. Хотел узнать, как вы. Может, помощь какая нужна?
Танька быстро сообразила.
– Нужна! Печь не разгорается – верно, трубу забило. Почитай, уж лет тридцать, как не топили. Надо на крышу лезть, трубу прочистить. Справишься? Не то я сама, как-нибудь.
– Ты, бабуля, на крышу только на метле сможешь добраться, – обрадовался Андрюха. – Давай, чем в трубе шуровать. В момент сделаем.
К широкой жесткой щетке привязали камень, как грузило, и длинную веревку. Андрюха полез на крышу, негромко напевая. Осторожно добравшись до трубы, он спустил в жерло щетку и стал энергично шуровать вверх-вниз. В трубе зашуршало, застучало, и на под повалились ошметки сажи, мелкие камешки, перья, ветки и даже целое птичье гнездо. Танька охнула, перекрестилась и начала неловко выгребать мусор из печи.
Когда сорный дождь иссяк, Танька послала правнука за Андрюхой.
Мелкий выбежал на улицу и, задрав голову, завопил:
– Папка! Папка! Бабуля велела, чтобы ты слезал!
Андрюха скатился с крыши, подхватил сына на руки и