Петр Капица - В море погасли огни
Я последним явился в кают-компанию. Наскоро съел остывший борщ, рагу, а остальное время потратил на записи.
Когда я вернулся на кормовую палубу, горизонт уже очистился. Дальномерщик доложил командиру, что на зюйде показались дымы каких-то кораблей.
Вскоре и мы разглядели на горизонте силуэты тральщиков и миноносцев.
— Конвой идет, — определил старшина. — Видно, охраняют турбоэлектроход. Вон тот, белый. С ними тральщики и малые охотники.
Конвойные корабли переговаривались меж собой световыми сигналами. Вспышки прыгали над ними, как солнечные зайчики.
Передний миноносец, не разобрав, движемся мы или нет, просемафорил: «Ваш путь ведет к опасности».
Мы ратьером ответили, что ждем тральщиков.
Тотчас же от конвоя отделились два тральщика и морской охотник. Приблизясь к нам, они поставили тралы и пошли впереди.
«Полярная звезда» стремилась не отставать и точней идти по серебристой протраленной полосе.
Не прошли мы так и пятиста метров, как с тральщика в мегафон закричали:
— Стоп! Задний ход!
Чуть ли не под носом «Полярной звезды» трал подцепил мину.
Наша смерть была черной, рогатой и полукруглой. Она еще не успела обрасти ракушками и зловеще поблескивала жирно смазанными боками.
Пока мы стояли, минеры освободили трал от мины, оттащили ее подальше и попросили комендоров морского охотника расстрелять.
Катерники со второго выстрела попали в мину. Сверкнул огонь. Высокий столб воды поднялся к небу… Воздух жарко ударил нам в лица…
Ночью мы подошли к берегу и бросили якорь в бухте против затемненного поселка.
Здесь, посреди бухты, «Полярная звезда» была заманчивой мишенью субмарин и торпедных катеров. Утром мы подтянулись к недавно построенному пирсу и приткнулись к стенке. Но левый борт «Полярной звезды» все равно оставался плохо прикрытым. Надо было обращаться к командованию с просьбой поставить хоть какие-нибудь боны и противолодочные сети.
Первыми отправились на берег командир бригады подводных лодок, начальник штаба и политотдельцы. Им надо было представиться местным властям.
Я сошел на берег вместе с командиром корабля капитан-лейтенантом Климовым, который спешил на телеграф.
Поселок оказался небольшим. Он вырос здесь за последние два — три года. Среди песков и горы опилок виднелась лесопилка, а вокруг нее — деревянные домишки и длинные дощатые бараки.
— В бараках живут заключенные. Они тут порт строят, — объяснил мне Климов.
У него всюду были знакомые. Работавшие в карьере мужчины и женщины то и дело окликали Климова:
— Здорово, борода!
— Здравствуй, дядя Саша! Ишь как вырядился! А тебе морская форма идет прямо пират. Воюешь, что ли?
— Воюю. И вам бы советовал. Довольно клопов кормить и в песочек играть, — в тон друзьям отвечал капитан-лейтенант. — Проситесь на флот, отпустят.
— Просились уже. Да наше начальство чего-то волынит. Похлопотал бы ты за нас, дядя Саша, по старой памяти.
— Ладно, попробую.
Когда мы отошли от карьера, я спросил у Климова:
— Откуда они вас знают?
Он повернул ко мне свою щекастую, загорелую докрасна бородатую физиономию и, сощурив хитроватые глаза так, что остались одни щелочки, ответил:
— Не хотелось мне рассказывать. Писатели — народ опасный. Да уж ладно, знайте. Я сам вон в том дворце жил и баланду хлебал. Правда, полного срока не отсидел: за ударную работу раньше отпустили. Но на свою подводную лодку не попал, пришлось тараканьей бочкой командовать. Парадный ход шесть узлов.
По пути я узнал, что Климов прежде был капельмейстером флотского духового оркестра. Эта должность ему показалась унизительной, он решил командовать кораблем. Нелегко было бросить оркестр и пойти в училище. Но бородач добился своего: через несколько лет стал командиром «малютки». И вот тут ему не повезло.
В один из вечеров его подводная лодка, выходя на рейд, столкнулась с катером линкора. От резкого толчка Климов вылетел за борт, а его «малютка», набрав в открытый рубочный люк воды, затонула.
Место оказалось неглубокое. Из воды торчала верхушка рубки. Климов подплыл к ней, вновь занял свое место на мостике и принялся сигналить, чтобы скорей пришла помощь.
К счастью, спасательное судно оказалось близко. Первым хотели снять с мостика командира, но он стал отбиваться:
— Не сойду, пока не поднимете лодку… Не дамся!
«Малютку» довольно быстро подняли на поверхность, все же несколько подводников погибли. Климову за аварию дали три года тюрьмы.
На телеграфе мы с капитан-лейтенантом поспешили известить свои семьи о том, что остались живы и здоровы, точно жены знали, какой опасности мы подвергались недавно.
Десант
4 июля. Там, где река Луга впадает в море, образовался пресноводный залив, похожий на тихую заводь, заросшую ряской и лилиями. На отмелях в илистое дно вбиты толстые колья, меж которых в воде установлены рыбацкие сети. На колья то и дело садятся чайки. Поглядывая, нет ли вблизи опасности, прожорливые птицы нагло обворовывают сети. Их никто не отгоняет.
Вдоль правого, более глубокого берега реки стоят на небольшом расстоянии друг от друга подводные лодки — «щуки» и «малютки», пришедшие раньше нас в Лужскую губу.
Корабли покрыты зеленоватыми маскировочными сетями. Сами же подводники обосновались на берегу. Чтобы не спать в тесных отсеках железных коробок, они поставили в кустарниках палатки и готовят пищу в котлах, подвешенных над костром.
Многие краснофлотцы тут же на мостках стирают белье, купаются в реке. Другие, словно дачники, загорают на песчаных обрывах. Выстиранные тельняшки, наволочки и простыни сохнут на ветках кустов либо просто на траве.
— Классическая маскировка!
— Это наш командир придумал, — не без гордости сказал боцман «щуки», всерьез приняв мою похвалу. — Никто не подумает, что здесь укрываются корабли подводного флота. Скорей похоже на лагерь изыскателей или полевых рабочих.
— Лучше бы не суетиться у кораблей, так было бы надежней.
Сказав это, все же я сам не выдержал: разделся до трусов и спустился к воде. Ведь на этой реке прошло все мое детство. Правда, не здесь, у моря, а около города Луги, где река были с такими же песчаными обрывами и тихими заводями, окруженными кустарниками.
Я с наслаждением выкупался, выстирал майку и повесил ее на куст сушиться.
Подводники по морскому обычаю пригласили меня отобедать. Мы ели из металлических мисок тут же у костра. Суп и каша, заправленная мясными консервами, хотя и попахивали дымом, все же казались на свежем воздухе необычайно вкусными.
К импровизированному камбузу прибежали из поселка воинственные мальчишки, вооруженные деревянными пистолетами и саблями. Коки наполнили им миски супом, выдали ложки, началось пиршество.
Когда-то вот такими же босоногими мальчишками мы ватагой подходили к полевым красноармейским кухням в надежде получить остатки супа из воблы или чечевичной каши. За это готовы были выскребать котлы, мыть манерки и ложки. Сейчас ребята не голодны, но уплетают обед подводников с восхищением и азартом.
От зеленой лужайки, над которой искрясь струился нагретый солнцем воздух, веяло покоем мирных дней. Не хотелось верить в то, что где-то люди в этот час истекают кровью, стонут от боли, задыхаются в пороховом чаду, умирают. Только пришедший с плавбазы замполит Дивизиона «щук» вернул нас к суровой действительности.
— По всему фронту наши войска ведут тяжелые бои, — сказал он.
— И опять отступаем? — спросил я.
— Прямо не сказано, но флажки на карте пришлось передвинуть, так как названы новые места, где идут бои.
Сразу настроение упало. Я натянул на себя еще влажную майку, оделся и пошел на «Полярную звезду».
У редактора многотиражной газеты старшего политрука Баланухина рот полон металлических зубов, а редкие рыжеватые волосы всегда торчали задиристым петушиным хохолком. Редакторская работа его тяготила, так как он не имел вкуса к слову и плохо понимал, какой должна быть печатная газета. Мое появление на базе обрадовало Баланухина. Он принес мне весь собранный материал, чтобы я «чуточку подправил».
Никакой правке статьи и заметки не поддавались, их надо было переписывать. Я провозился с ними до вечера.
На залив тем временем надвинулись грозовые фиолетовые тучи. В каюте духота сделалась невозможной. Иллюминатора на корабле в вечернее время не откроешь: соблюдалось строгое затемнение. Пришлось оставить работу и выбраться подышать воздухом наверх.
Когда я проходил мимо кают-компании, то увидел, что Баланухин сидит около вентилятора и преспокойно играет в шахматы. Я тотчас же вернулся в каюту, собрал все отредактированные и неотредактированные заметки и отнес беззаботному редактору. Тот, даже не взглянув на них, сказал:
