Михель Гавен - Заговор адмирала

— Это так, — подтвердил Шелленберг, — но времена изменились. Теперь не красный командир Бела Кун и не румыны — главные противники адмирала и его сторонников. С востока идет сила, которая не может не занимать политиков Англии и Америки. Теперь они окажутся куда более сговорчивыми, потому что не хотят увидеть всю Европу до Ла-Манша покрытой лагерями, ничуть не менее жестокими, чем те, которые в глазах противников Германии стали символом фашизма. Теперь англичане и американцы узнали о большевиках побольше, поэтому, хотя и вынуждены сотрудничать с ними, отдают себе отчет, что сотрудничество временное. Особенно хорошо это понимает Черчилль, поэтому англичане согласятся на то, от чего отказались ранее. К тому же смотря о какой персоне из рода Габсбургов пойдет речь. Как ты правильно сказала, это имеет решающее значение. Одно дело свергнутый император, отказавшийся от престола под давлением народных масс, считай, битая карта, другое — правнучка императрицы Зизи, любимицы Венгрии, похожая на неё и внешне, и по всем душевным качествам. К тому же известный врач, ученый, пользующийся авторитетом как в Европе, так и в Америке. Это совсем другое дело!

— Но вряд ли союзники способны предпринять что-то серьезное в обход Сталина, — возразила Маренн. — Влияние его в связи с положением на фронтах огромно. Они не могут не считаться с этим.

— Конечно, им придется поставить Сталина в известность, это неизбежно, — согласился Вальтер. — Придётся хотя бы для того, чтобы он остановил наступление своих армий. Но он узнает обо всём только после достижения основных договоренностей.

— Вряд ли большевики будут в восторге от восстановления правления Габсбургов в Венгрии. Они почувствуют себя оскорбленными, — заметила Маренн.

Вальтер невозмутимо ответил:

— Им будет предоставлена возможность свободно принять участие в выборах и сформировать правительство, если народ этого захочет. Правительство наряду с парламентом, собственно, и будет определять реальную политику. А вовсе не монарх, как было до революции. Монарх — только украшение, надстройка, объединительная фигура, можно сказать, общенациональное достояние. Конечно, все это будет для Сталина неожиданностью, но, насколько известно, он реалист, поэтому не будет гоняться за постами и идеями, препираясь по пустякам, когда есть возможность вполне законно влиять на положение в стране. С учетом побед Красной армии и воздействия сталинской пропагандисткой машины можно не сомневаться, что большевики получат на выборах весьма солидный процент голосов. Никто препятствовать им не будет, ведь консервативно настроенных избирателей в Венгрии куда больше и при условии восстановления монархии они смело выскажут свое мнение. Так что общий расклад сил сохранится в нашу пользу. Дальше все будет зависеть от предпринятых правительством мер. Однако кроме Сталина, армии которого на подходе, но все-таки сравнительно далеко, для Хорти существует опасность поближе.

— Венгерские нацисты? — догадалась Маренн.

— Да, партия Салаши «Скрещенные стрелы». Это главный резерв фюрера и таких ярых сторонников борьбы до последней капли крови, как, например, Кальтенбруннер. К тому же немалую роль играют и экономические соображения. Венгрия — главный источник нефти для рейха. С потерей Венгрии мы просто лишимся топлива для танков и авиации, а это означает полный крах, неминуемый и скорый. Потому за Хорти очень внимательно наблюдают. И мы, разведка СС, и Риббентроп по своим каналам, и даже доктор Геббельс. Если потребуется, фюрер вполне может отдать приказ об оккупации Венгрии, свержении Хорти и приведении к власти Салаши с его головорезами. Те уж точно никуда рыпаться не станут. Правда, нет гарантии, что за ними пойдет венгерская армия, которая пронизана монархическими настроениями, особенно высшее командное звено. Но и ими можно пожертвовать, в конце концов венгров заменят немцами. А кому совершить такой переворот, Кальтенбруннер найдёт. Есть специалисты. Да и у фюрера есть на примете кандидат, — Шелленберг криво усмехнулся.

— Отто Скорцени? — Маренн сразу поняла, кого Вальтер имеет в виду.

— Да, насколько мне известно, за моей спиной он по личному распоряжению Кальтенбруннера готовит варианты операции. Фюрер в курсе и поддерживает их деятельность. У нас ведь теперь, как получается, два начальника управления: один подчиняется рейхсфюреру, а второй — фюреру через Кальтенбруннера, и работать вместе становится все труднее.

— Генрих тоже с ними?

— Мюллер? Он как всегда и вашим, и нашим. Гестапо — оно везде, всем нужно, все хотят заручиться его поддержкой, ещё бы — такая мощная машина подавления! Но все-таки, как я полагаю, Генрих ближе к нам. Он сам из Баварии, там живут его первая жена и дети. Ему совсем не хочется, чтобы большевики всех их потащили в лагерь как семью обергруппенфюрера СС. Его бы устроило, если бы в Баварию через Италию, Венгрию или Австрию пришли американцы, а он уж сумеет выторговать у них гарантии для своих близких, а сам исчезнуть в послевоенном мире, что для шефа гестапо совсем не сложно. Во всяком случае, умирать на баррикадах он не собирается и своих сыновей не пошлет. Не хотел бы посылать, ведь они ещё подростки, но фюрер уже распорядился, что при приближении противника в ополчение будут забирать с тринадцати лет. Так что у меня есть все основания думать, что Мюллер на нашей стороне. А это немало.

— Да, это немало, — согласилась Маренн. — Но как ты представляешь себе все это, — с той минуты, как речь зашла о Скорцени, женщина стояла в задумчивости, а теперь подняла голову, внимательно взглянув на Вальтера. — Если фюрер пошлет в Венгрию Скорцени с его зондеркомандой, чтобы свергнуть Хорти и привести к власти Салаши, то мне, чтобы отстоять Хорти, придется столкнуться с ним?

— Я понимаю твои чувства, — Вальтер взял руку Маренн и с нежностью пожал. — Если дойдет до такого сценария, тебе уже ничего не придется делать. Я просто этого не позволю. О твоем участии никто даже не узнает. Тогда вся ответственность ляжет на меня, и мне придется постараться, чтобы выйти сухим из всей этой истории. Это было бы худшим развитием событий и означало бы, что всем нам придется пережить ещё одну кровопролитную баталию. Тогда ещё одна европейская страна, скорее всего, окажется под властью большевиков, а наши возможности облегчить судьбу Германии резко сократятся. Но пока не будем так думать. Пока сделаем все, что от нас зависит, чтобы опередить Кальтенбруннера — постараемся помочь адмиралу договориться с Черчиллем и добиться согласия Советов на перемирие. Ты готова?

— Стать гарантом мира для венгерского народа? — голос Маренн дрогнул, она разволновалась. — Меньше всего в своей жизни я ожидала, что мне придется надеть королевскую мантию. Но ты верно сказал, что у всех Габсбургов, где бы они ни родились и как бы ни сложилась их судьба, есть обязательства, которых не отменит ни одно земное правительство, ни одна революция. Я знаю немало примеров, когда монархи оказывались в тюрьмах или были казнены, но всё равно готова исполнить свой долг. Это самые высшие обязательства перед Господом, и отказаться от них не посмел бы никто из моих предков. Если венгры примут меня, я готова на любые испытания, лишь бы война не коснулась их земли. Когда-то венгры частенько обижались на Габсбургов за притеснения, и, может быть, сейчас именно мне выпало возместить ущерб. Да, я готова. Хотя совершенно не представляю себя в роли венгерской королевы, — женщина с сомнением покачала головой.

— У тебя получится, — Вальтер ободряюще улыбнулся. — Вот только незадача, как мне теперь отдавать распоряжения твой дочери, которая по-прежнему останется работать у меня, — пошутил он. — Даже неловко продолжать обращаться к ней «фройляйн Джилл». Ведь если ты почти королева, то она почти наследница трона. Что же мне делать?

Маренн тихо засмеялась, но тут же добавила грустно:

— Ты вспомнил о моей дочери, а я вспомнила о сыне. К сожалению, главный наследник трона мертв, и я даже не знаю, лежит ли он в земле или его тело склевали вороны.

Голос женщины дрогнул, и, чтобы успокоить любимую, готовую заплакать, Вальтер обнял её, поцеловал в волосы.

Когда Маренн подъехала к своему дому в Грюнвальде, то сразу увидела машину Скорцени за оградой. «Что-то рано, — мелькнула мысль. — У Гретель Браун, наверное, заболела голова, или её муж решил провести вечер в семейном кругу с фюрером». Достав ключи, Маренн вышла из машины, открыла ворота, которые распахнулись почти бесшумно, затем вернулась за руль, въехала во двор и так же почти бесшумно закрыла ворота за собой.

Со двора было видно, что в гостиной на первом этаже горел свет, окна Джилл на втором оставались темными — значит, дочь все ещё была в Управлении.

— Айстофель, выходи! — Маренн распахнула дверцу автомобиля, и овчарка послушно выпрыгнула на чистый, поблескивающий снег, встряхнулась. — Пошли.