Геннадий Васильев - В Афганистане, в «Черном тюльпане»
Летчик рубанул ладонью по воздуху, ткнул кулаком в пыльное стекло. Грузные фигуры солдат зашевелились, потянулись к иллюминаторам. В круглых стеклянных экранчиках закачались русские шапки-ушанки.
Горы стремительно нарастали внизу. Снежные панамы на седых скалах менялись рыжими пятнами распаханных пашен. Белые клочки облаков цеплялись за крутые вершины. И там внизу посреди угрюмых камней пульсировали еле заметные и вроде бы безобидные вспышки. Слабые, жиденькие огоньки, искорки, гаснущие в одно мгновение.
Андрей понял усмешку летчика.
Посадочная площадка, намеченная штабом к высадке дивизионного десанта, тщательно подобранная среди многих возможных вариантов, вдруг оказалось под плотным огнем. Пулеметным, кинжальным, смертоносным.
Будто их специально встречали в точно определенном месте, в точно определенное время.
Эта мысль невольно мелькнула в сознании Шульгина.
Вертолет неожиданно заложило в глубокий вираж. Гулкая дробь вертолетных винтов провалилась в вязкую ватную яму. Левый борт взмыл почти вертикально. Солдаты посыпались от него, съезжая по стальному бугристому полу. Шульгин с хрустом вдавился в правый борт, ударившись лицом в стекло иллюминатора. Что-то тяжелое, теплое навалилось на ноги. Резко хлестнула по щеке антенна. Глухой болью отозвались в паху негнущиеся пластины бронежилета.
Вертолет медленно вышел из виража. Тут же лег на другой борт, заново перетряхивая свое гудящее нутро. Тело Шульгина съехало вниз. Ноги на мгновение стали легкими. Он едва успел ухватиться за скользкие дрожащие переборки. В иллюминаторе над ним нависло молочное небо.
Рядом с Андреем оказался летчик. Лицо летчика, еще недавно насмешливое и невозмутимое, пылало жаром. Из рассеченной губы текла кровь. Шульгин почему-то сравнил окровавленную щеку летчика с лопнувшим помидором. Где он видел такие раздавленные помидоры? Новый вираж вновь вдавил Андрея в переборки. Мелко дрожащий противный зуд обшивки передался телу. Летчик махал ему свободной рукой. Губы у него, узкие, посиневшие, растягивались и сжимались, как резиновые.
Шульгин придвинулся вплотную к искаженному лицу летчика, перекошенному злой маской, сумел перехватить у резинового рта жеваные обрывки слов:
— Нарва… и-ись на Дэ-Шэ-Ка-а. Не-е оторва-аться… Суши-и ве-есла. Буд…м садь…ся. Нос…м в задн…цу-у…
Шульгин метнулся к иллюминаторам. По мутным стеклам будто мазнуло грязью. Слоистый дым прижимался к стеклам, липкий и неотвязчивый. Сквозь дым вдруг мелькнуло серое пятно первого вертолета. Он летел, беспорядочно вращаясь и заваливаясь, то на один бок, то на другой. И если шульгинский вертолет все время нырял под пулеметные очереди, умно, грамотно меняя направление полета, то первая «вертушка» летела прямо навстречу пулям, словно слепая, и пули потрошили ее серебристое нутро, вырывая из обшивки крупные клочья.
Сердце у Шульгина болезненно сжалось. Словно огненные бичи невидимых пуль рвали его самого. Он понял, что вертолетному экипажу ведущего вертолета крепко досталось от первых очередей зенитного пулемета. Ведущий вертолет был неуправляем.
Он летел прямо на скалы, навстречу жалящим его огненным осам, увлекая в гибельную пропасть десять лучших солдат шульгинской группы.
Этих солдат-добровольцев лучшей рейдовой роты файзабадского полка Шульгин отбирал сам, и отвечал за них лично, как и за тех, которые сейчас прижались к переборкам за его спиной.
И сейчас десять отличных парней неотвратимо погибали на его глазах.
Они неслись навстречу неумолимой смерти, и никто не мог уже подать им руки в эту смертельную минуту. Шульгин вдруг вспомнил, как оторвался трап этого вертолета из его собственных рук всего двадцать минут назад под криком отчаянной Елены, и сердце его заныло в какой-то неизбывной тоске.
Борт летел, объятый черным дымом.
Скорее даже не летел, а стремительно падал.
Проваливался в ямы, клевал носом, судорожно вздрагивал…
И своей неизбежной гибелью все равно продолжал спасать своего ведомого.
Шульгин заметил, что их вертолет закрывается плотной дымной завесой, стелющейся за горящим вертолетом, от прицельного огня душманского ДэШэКа, время от времени выныривая из дыма для того, чтобы дать залп НУРСов, и залить горы свинцом носового пулемета. Сбитый ведущий не давал душманам расправиться со вторым экипажем. Погибая, он распустил большой черный шлейф, заботливо накрывая им живых своих братьев. Сквозь сизые клочья дыма из шульгинского иллюминатора было видно, как стремительно налетает земля, комковатая, рыжая, исполосованная темными бороздами.
— Пашня, — пронеслось в голове у Андрея. — Это наш последний шанс — шлепнуться в мягкую грязь, а не на камни. На камнях всех побьет в кровавое месиво. Господи, только бы упасть на пашню…
Мысли Андрея разбежались беспорядочно, и ему, повисшему со всеми в проваливающейся пустоте неба, так захотелось почувствовать коленями, локтями ласковую, пахучую перину земли, что застывшее сердце будто остановилось.
Шульгин закусил бесчувственные губы.
Сошлись на переносице упрямые нервные брови.
Сгустились сумерки.
Затаились солдаты в потемневшем салоне.
Первый вертолет налетел грудью на скалы со всего размаха. Огненный, огромный шар блеснул на мгновение, и выбросился над красным заревом зловещий, черный гриб, оставшийся дрожать и колыхаться гигантским смерчем-памятником над братской могилой русских парней.
Второй вертолет, неотрывно шедший в дымовом шлейфе, перед самым взрывом дал резкий крен в сторону и успел оторваться от страшной, несущей неминуемую смерть, взрывной волны. Эта волна только тряхнула борта, оторвав десант от переборок, сбив людей с ног.
И осталась беззащитной серебристая воздушная стрекоза в нескольких сотнях метров от беспощадного ДэШэКа.
И вновь поступил умно многоопытный летчик. Вместо того чтобы набирать спасительную вроде бы высоту, уходить в недосягаемое голубое пространство, медленно поднимая вверх тяжелое перегруженное брюхо, летчик направил машину камнем к земле, заваливая ее то на один борт, то на другой. Тяжелые пули ДэШэКа расстреливали только иссеченный винтами воздух. Земля летела навстречу с ужасающей быстротой. Перед самой высадкой летчик, дежуривший в салоне, открыл рывком десантный люк, и большим пальцем решительно ткнул вниз.
Шульгин понял решение экипажа. Обычная высадка десанта под прицельным огнем душман была невозможной. Остановившийся, зависший для посадки над землей борт расстреляли бы в одно мгновение. Взрыв топливных баков и боеприпасов мог бы разнести всю команду на куски. Поэтому десантироваться предстояло с летящего борта, несущегося над самой землей.
И Шульгин поднял руку вверх, призывая весь десант действовать по его примеру.
Быстрым движением сорвал Шульгин с плеч вещевой мешок.
Сжал его левой рукой.
Вещевой мешок, оставленный за плечами, мог в прыжке перевесить тело, зависнуть над головой и ударить в затылок при приземлении.
Правой рукой Шульгин сжал за цевье автомат.
Подойдя к дверному проему, Шульгин обернулся к десанту.
Махнул автоматом по направлению своего прыжка.
Не мешало в такой отчаянный момент напомнить, что прыгать с движущейся машины нужно только лицом в сторону движения.
Делай, как я!..
И Шульгин выпрыгнул из вертолета в сторону, подальше от винтов и понесся вниз, откинув от себя вещевой мешок.
Приземлившись налегке с одним автоматом, он перевернулся через правое плечо, пропахал в пашне глубокую борозду и замер, стараясь быстрее придти в себя, понять свое место в опасной круговерти боя.
Солдаты сыпались один за другим впереди него, а вертолет, замедливший свой полет, уже заметно вздрагивал от бивших в него прямых пулеметных очередей. Было ясно, что целым этому борту не выйти из смертельной зоны, и Шульгин перевел взгляд в сторону, откуда летели пулеметные очереди.
Крупнокалиберный ДэШэКа бил с соседнего хребта с 500-метрового расстояния, и Шульгин с удивлением заметил сооруженную вокруг ДэШэКа прочную каменную кладку, облепленную свежей глинистой землей с пашни. Больше сотни духов стреляли по вертолету и сброшенному десанту, надежно укрывшись среди каменных валунов. И шульгинские ребята, падавшие на пашню, как живые мишени в страшном тире, были бы их неизбежными жертвами, если бы не последнее решение командира их подбитого борта.
Он не бросил вертолет сразу.
Не оставил смертельно раненую машину.
Не отвернул в сторону, подальше от клокочущего огня.
Заложив свою винтокрылую птицу в последний вираж, он вывел вертолет на гибельную прямую между двумя высотами, между укрытыми за камнями торжествующими духами и беззащитно выброшенным на пашню десантом.
