Юрий Иваниченко - Крымскй щит
— Может, встретим? — также шепотом спросил командир. Скорее, чтобы разрешить собственные сомнения, чем посоветоваться.
— А скольки iх буде?
— Тоже верно… — поморщился Беседин и решительно припечатал ладонью по столу. — Так, всех этих гавриков… — он зыркнул на полицаев, сбившихся у стены, — в расход! За комендатурой, чтобы сразу в глаза не кидались… фюреру Адольфу. Хотя по-хорошему… — добавил он, вставая и оправляя гимнастёрку: — Надо бы на майдане, да публично вздернуть с лавки, чтобы и другим в науку пошло, и патронов экономия.
Кивком позвав за собой «штабных», включая и деда Михася, который хотя и не имел определенной штабной должности, но — так уж сложилось — был своего рода «консультантом по всем вопросам, требующим консультации», Беседин направился на выход.
Тут же из толпы помертвевших полицаев — дюжины татар и русских, — вырвался всё тот же сутулый мужичок со спитой багровой физиономией и, брякнувшись с разгону на колени, принялся тыкаться губами в руку командира.
— Мы же свои, мы ж православные, что же нас не пожалеть, товарищ, гражданин?! Мы ж не по своей воле, как эти нехристи! Что ж нас, вместе с ними… — отчаянно забормотал он, захлебываясь истерикой.
— Нет, конечно, как можно… с ними?! — процедил Фёдор Федорович, вырывая руку из цепких пальцев предателя. — Ты ж, поди, не по своей воле восемнадцать душ под расстрел подвёл? Заставили?! Ногти рвали?! Огнём жгли?! Этого отдельно! — бросил он через плечо. — Чтоб из-за него, паскуды, шайтан с чёртом не переругались…
— Раненых немцев оставить, свои подберут… — распорядился Беседин уже на террасе комендатуры, — …ежели успеют. Машины взорвать. Склад спалить, если там харчей не осталось. Рации и радио-детали? — обернулся он к ординарцу.
— С этим всем «Везунчик» разбирается.
— Ага… — хмыкнул Беседин, — Везунчик… Слышь, дядь Михась… — кликнул он старика. — Не в дружбу, а в службу, пойди, глянь, а? Чтобы Хачариди не намудрил чего? Он же у нас без военной хитрости и подтереться не может.
— А с фрицем, что делать? — спросил, передергивая затвор ППШ, Заикин.
— Правильно мыслишь… — отмахнулся Фёдор Фёдорович.
— А куда моего? — очнулся Арсений, подняв всклокоченную голову с рук, сложенных на импровизированном столе из фанерных ящиков ещё с клеймами «Казённого винного склада».
Немец снова белькотал испуганным индюком: «Ich nichts weis! Ich schwore!»[47] и сучил ногами.
Шурале Сабаев деловито распутывал веревки, которыми за локти и щиколотки пленный был привязан к стулу напротив.
— Кино досматривать… — буркнул Шурале.
— В Наркомзем, что ли?
— Угу…
— Слушай, шайтан… — подумав секунду, позвал матрос.
— Шурале… — угрюмо поправил Сабаев.
— Один шайтан… — миролюбиво согласился Арсений и булькнул из фляжки в стакан на два пальца спирта, которым ему промывала рану отрядная медсестра, да как всегда, когда рядом оказывался Малахов, оставила малость «на случай загноения».
— Оставь его мне… — попросил Арсений и пододвинул стакан на край ящика.
Сабаев покосился поочередно на стакан, на небо и, убедившись, что от горнего взгляда он сравнительно надёжно прикрыт перекрытием подвала, полом, потом ещё и потолком, покорно вздохнул, хоть и заметил, беря стакан, неприязненно:
— Сам прикончить хочешь?
— Да упаси боже! — замахал Арсений руками. — Наоборот, хочу, чтобы живой остался и другим фашистам привет передал.
— Это какой такой привет?.. — удивился Шурале и, поднеся стакан к губам, коротко выдохнул.
— А вот…
Шурале поперхнулся. В руке Малахова матово поблескивала чёрными рубцами граната.
— Да ну тебя! — утер Сабаев шальную слезу.
— Да ну меня… — легко. согласился Малахов и призывно махнул флягой. — Только ты, Шурале Шайтанович, не отвязывай его от стульчака, а вот так, как есть, на веранду вынеси, на крыльцо, чтобы встречал своих, что тебе стоит?..
Шурале, единственному, кто мог на равных побороться в минуту досуга с Заикиным, хоть и был на голову ниже Вани, это и впрямь ничего не стоило…
— Думаю, что разберусь, товарищ командир, — заверила радистка отряда Оля Зверева, пробуя на вес ранцевую радиостанцию.
— Это «Телефункен», они все принципиально одинаковые. Нам в школе показывали.
Девушка не без труда взвалила ранец в маскировочном чехле на соломенный ворох в телеге и сбросила тёплый платок с мокрых золотистых прядок на веснушчатом лбу.
— Разбирайся, Оленька, разбирайся, — ласково проворчал Беседин и кивнул на бухту провода на ранцевой катушке и деревянные ящики полевых телефонов с клеймами вездесущих фашистских орлов в телеге. — А это добро тебе на кой? Между землянками связь налаживать?
— А хотя бы и так? — задорно отозвалась радистка, сияя счастьем внезапного богатства, как праздничная медь духового оркестра. — Нет, так аккумуляторы пригодятся…
— А я думал, у них только это… — Фёдор Фёдорович покрутил рукоять воображаемого динамо.
— «Зольдат-мотор»! — со смехом подсказала девушка.
— Ну тебя! — улыбнулся Беседин. — Давай, грузись и ушивайся отсюда. Неровен час…
— Отож бо… — подтвердил, взявшись откуда-то из-за спины Беседина замполит Руденко. — Бо жандармi можуть з’явитися та й карателiв, я так думаю, ми бiльш по лiсу розлякали, анiж перебили. Десь поруч вони, у будь яку мить…
— А отчего ж я, по-твоему, села палить не стал? — нахмурился Беседин. — Только потому, что «не наши методы»? Да кто б там разобрался потом, «наши — не наши»? Запалили бы склад, сказали бы: с боеприпасом был… А так, пожалуй, без немцев не сунутся, — резюмировал командир. — Да не смотри ты так… — усмехнулся он, перехватив озабоченный взгляд комиссара в сторону комендатуры. — Не стал бы я села жечь. И впрямь не наши методы…
— Та до бica тi методы… — неожиданно перебил его, морщась как от кислятины, Тарас Иванович. — Мало ти прямих вказiвок з центру отримав свoi ж хаты палыты? Не в тому справа. Я ось що подумав, Хведоровичу: треба татар — полицаiв видпустыты.
— На каких это радостях? — удивился Беседин.
— На политических… — рассеянно отозвался комиссар, думая о чём-то своём.
— Каких таких политических! — возмутился Фёдор Фёдорович. — Забыл, как они тут «особое доверие» гитлеровцев зарабатывали?
— Ось саме тому й треба, — очнувшись от своих «политических» соображений, подхватил командира под локоть Тарас Иванович. — Щоб цю iх «особливу довipy» й пiдiрвати. Приiде головний жандарм, що вiн побачить: yci нiмцi побитi, а карателi — живi та цiлiсiнькi! Питаннячко?
— Пытаннечко… — почесав в загривке, согласился Беседин и, решительно поправив папаху на место, погрозил пальцем комиссару: — Ох, и коросты ж вы, политические…
— Вважай, що я недочув! — фыркнул Тарас Иванович в ответ.
— Колька! — кликнул командир кого-то из партизан, потрошивших склад в крепостной башне. — Колька! А ну, бегом к Сабаеву! Скажи, командир-эфенди всех милует на все четыре стороны, но ещё раз поймаем — кирдык! Стой! — тормознул он рванувшего было Кольку — тот споткнулся через подол шинели.
— Всех милую кроме того русского, сутулого такого… — уточнил Беседин. — …что Радужновских сдать приехал. Того — в расход. Что? — запнулся он, увидев снова перед собой загадочный комиссарский прищур «Тараса Бульбы». — Такую сволочь миловать?
— Нiяк не можна… — кивнул комиссар.
Achtung, Minen!
Как и предчувствовал Беседин, Сергей Хачариди без «военной хитрости» не обошёлся.
Три грузовика с косыми, как руническая «S», медальонами «опель-блиц» на высоких решётках радиаторов, выстроились в ожидании бензиновой кормежки возле склада — башни с обрушенным верхом, куда с них накануне разгрузили амуницию и новое оборудование для потрепанной роты «Funkverbindung». Замыкал небольшую колонну полугусеничный броневик с щучьей мордой, бронетранспортёр связи. Командирский же «кюбельваген», что возглавлял колонну прежде, когда его видели тут мальчишки-разведчики, пробираясь деревней, дотлевал теперь подле мечети, коптя просветлевшее утреннее небо горящей резиной шин.
Недолго мерил шагами Серёга расстояние вдоль притихшей, словно в ожидании своей участи, автоколонны. Приспособить тяжёлые трехтонки для нужд партизанской войны в горах не было никакой реальной возможности; бронетранспортер, конечно, завидной проходимости — две задние оси обуты в гусеницы, но тоже: «по долинам…» ещё ладно, а «по взгорьям» — никак.
Тем не менее…
— Брысь отсюда! — прикрикнул Серёга на лучшего дружка своего, отрядного минёра Кирилла, который сунулся уже под переднее крыло головного «опеля» с явным намерением отправить грузовики на их свалочный «тот свет».
Кирилл Степнов высунул стриженую голову и недоумённо уставился на Сергея:
