Александр Воинов - Отважные (С иллюстрациями)
Утаив это от Еременко, он, к счастью, не доверил своего секрета и Юреневу. А ведь, признаться, он думал сделать это на случай, если его самого ранят или убьют.
Огромная тяжесть навалилась на Охотникова после встречи с Борзовым. «Как поступить? — думал он. — Сказать товарищам, что Юренев предатель? Но это может вызвать панику. Кто-нибудь сгоряча возьмет да и выскажет ему все, что о нем думает, а уж тогда Юренев, если он действительно провокатор, пойдет в открытую. Обратится за содействием к охране, и всех их тут же арестуют!..» Остается одно: делать вид, что ничего не случилось. Ни в коем случае не давать Юреневу основания заподозрить, что ему перестали доверять. В то же время взять инициативу в свои руки и внезапным ходом смешать все его карты.
Надо проверить, почему Юренев сам рвется ходить за обедом. Ведь идти нужно больше километра. Может быть, он через кухню связывается с тем, кто им руководит?..
Нагнувшись над рвом, Алексей выбрасывал землю на бруствер. Давно бы нужно передохнуть, но полицаи, собравшись в кучку, о чем-то оживленно разговаривают, смеются, и им нет дела до того, что уже перевалило за полдень.
Неподалеку от Алексея работал Юренев. Раздетый до пояса, он высоко взмахивал киркой, разбивая большой валун, мешавший копать дальше. Взглянув на его крепкие, мускулистые руки, на потное лицо, на усталую складку плотно сжатых губ, Алексей невольно подумал: может ли этот человек, который живет с ним рядом, который делит с заключенными все тяготы, оказаться предателем? Как высоко взлетает в его руках кирка! С какой силой она обрушивается на камень — даже искры летят! А вот Еременко, он помогает Юреневу, поддевает большие осколки валуна ломом. Неужели рядом с ними человек, который может вонзить им нож в спину? Не ошибся ли Борзов? Может быть, предатель — он сам? Хочет выслужиться перед начальством, внести смуту, поссорить.
Да, нужно прежде всего проверить Юренева. Так проверить, чтобы он хоть на мгновение раскрыл свою настоящую сущность?
Во время небольшого перерыва, когда, отложив лопаты и ломы, пленные присели на траву отдохнуть, Алексей подошел к Юреневу и попросил табачку.
Юренев охотно поделился. У него нашелся даже обрывок старой газеты. Через минуту голубой дымок от цигарки пополз над темной, осенней травой.
— Я решил…
— Что решил? — скосил на Алексея глаза Юренев.
— Видишь ли, у меня несколько изменилось положение, — проговорил Алексей. — Я не могу… Одним словом, я должен остаться. Я не могу бежать с вами…
Он увидел, как дрогнули губы Михаила.
— Струсил? — зло усмехнулся Юренев.
— Нет, это дело не по мне. Я не имею права рисковать. У меня ведь маленький сын.
Михаил оглянулся, не подслушивают ли их конвойные.
— Это предательство, — тихо сказал он.
— Почему? — возразил Алексей. — Каждый волен действовать, как он хочет.
— Но ведь за тобой идут люди! Что же станет с ними, подумал? Сначала всех уговаривал, а теперь на попятную!.. Нет, так не пойдет!..
Это было сказано так внушительно, с такой убежденностью в том, что всякое отступление теперь не просто малодушие, а уже предательство, и такой жесткий блеск был в темных глазах, смотревших не мигая, в упор, словно стремившихся пронзить его, что Алексей невольно поддался, почувствовал себя виноватым. Нет, нет! Такие глаза не могут лгать!
— Ладно, — сказал он смущенно. — Я еще подумаю…
Если бы он только знал, что пережил за эти минуты Юренев! С таким трудом воздвигнутая им постройка вдруг рухнула. Ведь самым важным звеном в его планах была поимка Алексея Охотникова с его чертежом. Он давно подсмотрел, где тот прячет свою бумагу, и по его поведению понял, что таится за этими, казалось бы, невинными линиями и черточками. Он наметил уже и день побега. Их скоро будут перегонять на соседний участок, в деревню Кузнецовку. Обычно конвоировать партию пленных назначались два-три солдата. Ведь изнуренным, безоружным людям бежать некуда. Обсуждая план действий, Юренев предложил напасть в поле на конвойных, убить их, отобрать оружие и, разбившись на мелкие группы, по три-четыре человека, самостоятельно пробираться к фронту.
Конечно, конвойные были бы предупреждены заранее — оказав сопротивление, они откроют стрельбу. Тут же из-за укрытия среди холмов внезапно подоспеет подмога. А дальнейшее интересовало Юренева только с точки зрения его отношений с Мейером.
Вот этот-то неподдельный страх и помог Юреневу еще раз обмануть Алексея.
Охотников отошел и присел в сторонке, совершенно сбитый с толку. Не хватало еще, чтобы Юренев стал теперь порочить его имя. Только раз потеряй доверие товарищей, и сразу окажешься в полном одиночестве, все станут презирать тебя, так и будешь до последнего часа жизни нести на себе тавро труса и негодяя.
Вдруг издалека раздался пронзительный голос полицая:
— Встать!..
Это означало, что участок обходит какое-то начальство, которое заключенные должны приветствовать.
Алексей оглянулся. От соседнего, уже почти законченного дота к ним направлялась небольшая группа немецких офицеров.
Первым шел высокий худощавый полковник с надменным злым лицом. Слушая начальника строительства Шварцкопфа, коротенького плотного человека, он бросал на него недовольные взгляды. Высокого полковника Алексей знал хорошо — это был начальник гестапо Курт Мейер. Несколько раз он приезжал к ним в лагерь, и всегда после этого на них обрушивались еще большие строгости.
— Сюда идет! — услышал Алексей встревоженный шепот Еременко.
Юренев продолжал стоять на куче земли, опершись о лопату и возвышаясь над всеми. Алексей невольно взглянул на него и поразился той напряженности, которая исказила его лицо. Юренев смотрел на приближающегося Мейера пристально, но без страха, словно в ожидании чего-то очень для себя важного.
Мейер подошел, молча кивнул всем, заглянул в яму, посмотрел в сторону соседних дотов, как бы проверяя, правильно ли они размещены, а затем повернулся, чтобы уходить. Нет, Алексей не мог ошибиться, он ясно видел, как Мейер обменялся коротким, но выразительным взглядом с Юреневым. В другое время он не придал бы этому никакого значения, но теперь каждая мелочь вдруг приобретала значение доказательства. Почему Юренев, взглянув на Мейера, чуть повел бровью? У него не было такой привычки. Почему Мейер из всех выбрал только его, чтобы взглянуть как-то особенно, внимательно?.. Теперь оставалось последнее: кого направят с бачком на кухню? Алексей с нетерпением ожидал часа обеда. Если Юренева, тогда вся цепь получает последнее звено. Других доказательств уже не нужно.
Но, когда наконец прозвучал гонг — три удара железным молотком о большую снарядную гильзу, — произошло то, чего Алексей ожидал меньше всего: с бачком на кухню направили его самого. А Михаил Юренев насмешливо крикнул ему вдогонку, чтобы скорее возвращался и не вздумал съесть по дороге мясо, если оно будет в супе.
И Алексей пошел… А когда он вернулся, у него было такое счастливое лицо, что все невольно удивились. Неужели ему удалось получить двойную порцию, обманув повара? Это была мечта, которую никому не удавалось осуществить.
Как только Алексей поставил бачок на землю, Юренев быстро снял крышку и заглянул в него. Он был разочарован — супа было меньше, чем обычно, он даже и не пахнул мясом.
— Чего радуешься? — зло покосился он на Алексея.
Но тот уже опять смотрел сдержанно и сурово.
Как, однако, хорошо, что за супом сегодня послали именно его! Может быть, и не было бы той важной встречи, которая многое изменила.
Глава двадцать пятая
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
Вновь бредут ребята по пустынной дороге. По правде говоря, у Коли побаливает плечо и до сих пор ломит запястья рук, которые полицаи стянули ремнями изо всех сил. Но все же как хорошо жить, чувствуя себя свободным и здоровым! Коля столько пережил за эти сутки, что кажется, будто со вчерашнего дня прошел целый год. Да и этот «тюфяк» — он бросил мягкий взгляд в сторону Вити — хороший товарищ! Не струсил, не покинул в беде, не убежал…
Ну что ж! Как говорится, долг платежом красен. Будет случай, Витя поймет, что и он, Коля, знает, что такое дружба. Подумать только, всегда скулил, тени своей боялся, а остался один — и откуда что взялось! Десять километров по незнакомым дорогам бежал, а до Геннадия Андреевича добрался!
Бывает, живет, живет какой-нибудь человек, и все привыкают к нему и не ждут от него ничего особенного. Он и честен, и добросовестен, и трудолюбив, а вот нет как будто в нем той искорки, которая заставляет людей верить, что он способен на что-то выдающееся. На самом же деле просто не нашлось еще кремня, который мог бы эту искорку из него высечь. Но вот попадает этот человек в трудные условия, и выясняется, что он не согнул головы, не испугался, а смело пошел навстречу опасности и победил.
