Роман Кожухаров - Штрафники против «Тигров»
Он обращался к Крапивницкому, штрафнику, прибывшему в роту в составе пополнения сразу после взятия Кристинополя.
Крапива, не особо словоохотливый мужик лет сорока, только пожал плечами.
— Ага, Крапива… Теперь я начинаю кумекать, отчего в стрелковом полку все стонут, что их из деревни вывели. Видать, хорошо их там приняли, можно сказать — душевно. Такие вещи понимать надо…
— А тебе-то что? — вдруг весомо произнес Крапива. — Чужой пир — все одно нам — одно похмелье…
— Ну, так, теперь они стонут от дискомфорта… — не унывал Николай. — А нам не привыкать к партизанским условиям. Верно, товарищ командир?
IV
Когда после нескольких суток нескончаемых боев наступила передышка, танкисты и пехота с комфортом разместились в занятых деревнях, а штрафников определили на выселках. Не положено было штрафному подразделению базироваться даже вблизи населенного пункта, не говоря уже о том, чтобы дислоцироваться в самой деревне.
И все-таки, пока вся рота вповалку отсыпалась, приходя в себя после нескончаемых маршей и боев, Карпенко и еще несколько удальцов воспылали желанием провести в деревенском «самоходе» разведку боем, на предмет жратвы и девичьей благосклонности. И это несмотря на строгий запрет майора Шибановского и лютующих особистов, особенно ужесточивших карательные меры с момента пересечения государственной границы СССР. Так бы, наверное, и сорвались в поход, если бы взвод в срочном порядке не подняли на боевое задание и не услали в другую разведку — самую настоящую.
Разведгруппа, сформированная на основе аникинского взвода, была временно переподчинена командиру бронеколонны, которая отправилась в разведывательный ночной рейд по ближним подступам к нашим позициям. Танки далеко не пошли, предоставив штрафникам полную свободу действий. И те не ударили лицом в грязь.
Андрей разделил группу на две части, одну, во главе с Карпенко, отправив прочесывать пролесок, который тянулся за полем юго-западнее болота, простиравшегося от лощины на несколько километров. Сам он, во главе второй группы, взял строго на запад. Пройдя без особых приключений около трех километров по рощице молодых сосен, они наткнулись на дорогу, обочина которой густо заросла осиной. Осмотрев с помощью фонарика песчаный грунт дорожного полотна, он убедился, что по дороге достаточно часто курсируют всевозможные транспортные средства — от грузовиков и автомобилей до велосипедов.
V
Подтверждение его догадки не заставило себя ждать. Бойцы вместе с командиром только успели затаиться в придорожных осиновых зарослях, как белесую мглу польской ночи высветили приближающиеся фары и рокот мотоциклетного мотора.
Андрей физически ощутил, как загустел от напряжения воздух. Он еле слышно шепнул самому ближнему в ухо: «Не стрелять… Пропускаем…» Колонна из четырех мотоциклов с колясками проследовала слева направо. Их от сидевших в засаде отделяло меньше метра. Еще минут через десять в ту же сторону, что и мотоциклисты, прокатили два грузовика. Их кузова были накрыты темными тентами. Их разведчики тоже не тронули. У Андрея было четкое указание — никакого шума во время рейда не устраивать. Разведку совершить максимально скрытно, так, чтобы фашисты даже не почувствовали, что где-то вблизи находятся русские.
Так они просидели еще полчаса. Трофейные швейцарские наручные часы Аникина показывали близость полуночи. До часу ночи они должны были вернуться к опушке пролеска. Там их остались ждать танки. И тут до их слуха донесся неясный, слабый шум. Он явно приближался, тоже с левой стороны дороги.
Когда этот звук был уже совсем близко, Андрей быстро сообразил, что это скрип велосипедных педалей. Теперь он ясно услышал, как елозили и шуршали по песчаному грунту велосипедные колеса. Кто-то ехал по дороге на велосипеде. Он приближался к ним, и он был один.
VI
Они действовали быстро и слаженно. Дав проехать ему чуть вперед, Андрей выскочил из осинника и, в два шага сократив расстояние до велосипедиста, нанес ему сокрушительный удар правой, метя в правую щеку. Тот в последний момент услышал шум аникинских шагов и повернул в его сторону перекошенное от страха лицо. От этого в последний момент кулак Андрея вместо щеки угодил немцу прямиком в переносицу, расплющив ему нос. Фашист, как мешок картошки, вылетел из сиденья. Алханов уже принимал его на земле, тут же сунув ему кляп в рот и скрутив за спиной руки. Абайдуллин, ловкий, быстрый татарин, с другого бока подхватил пленного, и они вдвоем с Алхановым тут же утащили плененного в осиновые заросли. Аникин подхватил упавший на грунт карабин немца, а Талатёнков — велосипед фашиста.
— Судя по нашивкам — не рядовой… — проговорил Андрей, осмотрев, его. Немец стал дергать головой и хрипеть.
— А ну тише, гнида… — прошипел Талатёнков. — Смотри, как задергался… Не нравится, поди…
— Погоди, погоди, Егор… — Аникин остановил его и посветил немцу фонариком в лицо.
Все аж охнули. Из сильно распухшего носа хлестала кровь. Немец из-за кляпа во рту задыхался.
— Ну, ничего себе, товарищ командир… — восхищенно прошептал Абайдуллин. — Как вы его припечатали.
— Э, да он сейчас задохнется… — испуганно произнес Андрей.
— Нэ задахнетца… — деловито произнес Алханов. Не церемонясь, он выхватил из-за голенища нож и подпер его лезвием кадык немца.
— Пикнэшь — убью… — прошептал он и, выдернув кляп изо рта, отер нос фашиста от крови. Так же быстро он засунул тряпку обратно.
— Готова, командир… — довольный собой, доложил боец. — Тэпэр нэ задахнеца…
VII
Группа Карпенко тоже прибыла к назначенному месту не с пустыми руками. Они пригнали с собой пехотинца. По дороге к месту встречи Талатёнков с километр тащил на себе трофейный велосипед. Он шел замыкающим, и в начале никто не обратил на это внимания. Объявив для группы короткую передышку, Аникин увидел, как Телок поблескивает в темноте хромированным велосипедным звонком.
— Ты чего это… Брось этот балласт… — сказал он.
— Эх, командир… — признался Талатёнков. — Никогда на велосипеде не ездил. Хочу вот научиться…
Группа не сдержала приглушенного хохота.
— Талатёнков, ну, ты выдал… — покатывался от смеха Карпенко. — Нашел время для обучения. Может, ты еще этого фельдфебеля возьмешь в учителя? А? Частные уроки?
— Это мое дело… — огрызнулся вдруг Талатёнков. — А время… Кто его знает, сколько у нас этого времени. Вот ты, Карп, знаешь, сколько тебе времени отмерено? Молчишь? Вот и я не знаю… Обидно будет получить пулю, так и не покатавшись ни разу на велике. Я ведь детдомовский. Мы их только на картинках видали… В букваре… На букву «В»…
Группа умолкла.
Талатёнков, в свою очередь, прервал паузу томительной тишины:
— Ну вы и загрузились! Ладно я… У меня поклажа важная…
Он тряхнул своим велосипедом и засмеялся:
— А вы впятером одного борова фашистского тащите, да и то он — на своих двоих.
Танкисты дожидались в условленном месте. До места постоянной дислокации добрались без происшествий и сдали полковому командованию ценный груз — двух «языков». В передаче лично участвовал майор Шибановский и офицеры штаба штрафной роты. Оба немца были изрядно помяты, но вполне устойчиво держались на ногах. Штабные переводчики вместе с военной контрразведкой тут же взяли пленных в оборот.
VIII
Улов, который посчастливилось поймать бойцам Аникина, оказался настолько важным, что сведения, вытянутые, правда, без особого нажима, тут же изменили стратегию и тактику боевых действий стрелкового полка и танкового батальона. Этих подробностей Аникин не знал, но почувствовал, что они сработали неплохо, и по радушному расположению ротного, и по масштабным перемещениям, которые вдруг начались в округе еще задолго до того, как ночь подобралась к часу зари.
Рокот танковых двигателей, ржание лошадей и урчание моторов «полуторок» давали понять, что в расположении строевых частей происходят авральные перемещения. Происходило это все часа два. При этом временный лагерь штрафной роты, в считаные часы обустроенный на опушке сосновой рощицы, по-прежнему был погружен в глубокий, беспробудный сон. Бойцы впервые получили возможность из разряда царской роскоши — поспать несколько часов подряд. Рота в полном составе, исключая караульных и дежурных офицеров, использовала эту возможность на двести процентов, дружным хором богатырского храпа сотрясая напуганные польские сосенки.
Но волна затеянных перемещений вскоре докатилась и до штрафников. Еще в темноте, задолго до того, как в серой пелене востока стал пробиваться болезненный, тусклый свет, роту подняли и разделили повзводно. Командиры отличались немногословностью. И в действиях старшин и командиров проступала намеренная скрытность, которая тут же передавалась и штрафникам.
