Павел Яковенко - На южном фронте без перемен
Тут ведь и порох, и боеприпасы… Я сначала нервничал, а потом привык. И внимание перестал обращать. А вот если бы старшина увидел!.. Вот визгу-то было бы! И наверняка начальству нажаловался бы. Он-то сам в кунге живет, ему наши проблемы не ведомы.
Позади меня послышался звук подъезжающего БМП.
— Э, Паша, давай сюда!
Я обернулся. Ну точно, Степан.
— Чего тебе?
Я не очень дружелюбно ответил. Редко можно было ждать от ротного чего-то хорошего. Или начнет наезжать, что я свои машины не закапываю, или вообще вызовет к себе, и начнет что-то втирать не в тему. По-моему, ему просто скучно, вот он так, типа, и общается со мной. И все-таки… Мне же то же скучно.
— Поедем на ПХД. Может быть, еще и спальники остались. Молчанова встретишь.
— Какие спальники? — Я удивился.
— Какие- какие! — Передразнил меня Бандера. — Самые обычные. Вчера офицерам раздавали. А ты, небось, дрых, как обычно?
На мгновение меня обожгло: как же так, раздавали, а мне? А как же я? А потом мне самому стало стыдно. Вот ведь выработался рефлекс в армии, хватать все, что дают. Нужно, не нужно… Какая разница?! Дают — хватай! А мне спальник и не нужен. Я в кабине сплю, не разуваясь. Не мерзну, слава Богу, и этого достаточно.
Однако обстановку, хоть ненадолго, но сменить хотелось. Я залез на броню, мотор взревел, и мы двинулись.
Земля днем оттаяла, и вся грязь из-под гусениц полетела мне прямо в лицо. Я начал ругаться. Степан засмеялся.
— Ты что, специально? — обиделся я. — Чего ржешь?
Степан даже не ответил. Правда, и смеяться перестал.
На ПХД спальники кончились. Впрочем, меня это не огорчило. Зато сильно расстроился Бандера. Он, видите ли, углядел на ком-то горный свитер; естественно, поинтересовался — «откуда», и получил ответ, что «вчера давали». А Степан-то и не знал! Ага! Как-то он посмурнел. Зато у меня нашелся повод позлорадствовать. Не все же надо мной насмехаться, правда? Ощути себя лохом! Может, человечнее станешь?
С Молчановым поговорить толком мне не удалось. Опять он чем-то траванулся, и каждые полчаса нырял в кусты на оправку. Какая уж тут беседа, если у собеседника на самом интересном месте вдруг вылезают из орбит глаза, и он несется куда-то вдаль, боясь расплескать свое внутреннее «богатство» раньше времени.
Вообще-то, здесь все неплохо устроились. Кунг в машине связи чем-то похож на купе, только без верхних полок. А вот нижние есть, и столик посредине. Опять же, радио, карты, компания вечером. Что ж так не жить? Так жить можно.
Я позавидовал, и пошел искать Бандеру. А то еще уедет без меня, с него станется. Что ж мне тогда, пешком топать до расчетов? В принципе можно дойти, но ведь сколько времени уйдет на это? Да и не хочется, если честно, одному тут ходить. Опасно.
Вдруг я увидел, как возле машины связи показался кутенок. «Интересно, чей?» — подумал я. — «Где-то у местных стырили? Или сам прибился?».
Впрочем, мне это было по барабану. Что-то не видел я БМП господина Бандеры. Вот это было серьезно. Я обошел почти весь ПХД, но не видел нашей машины. Пришлось вернуться к Молчанову. И тут я заметил, что Степан стоит около машины связи, и на чем свет стоит, клянет меня.
— Где ты был? — заорал он.
— Да я весь лагерь обошел, тебя искал, — заорал в ответ я. — Ты где сам был?
Внезапно ротный сделал кислое лицо, перестал визжать, и спокойно сказал:
— Поехали.
Я запрыгнул на броню, и мы помчались обратно. Среди лязга гусениц, и рева движка мне послышалось какое-то повизгивание. Очень похожее на собачье. Я сразу все понял.
— Чего, Степа, — с усмешкой сказал я. — Спер собачку-то!
Бандера самодовольно усмехнулся. Он крикнул в люк:
— Дайте сюда Рекса.
Кто-то из бойцов снизу передал ему скулящую зверюшку. Степан устроился поудобнее, и принялся почесывать у щенка за ухом. Отчего тот, хотя и не сразу, но успокоился.
— Ну, теперь тебе будем с кем побеседовать среди гиббонов и пиджаков, — с сарказмом произнес я.
— Да — да, — рассеянно ответил мне лейтенант. Моего сарказма по поводу гиббонов и меня он не понял. Ну и ладно.
Минут пять мы пребывали в меланхолии. Меня бесила грязь, застывшая на лице, и я молча размышлял, чем ее убрать. Степан возился я собакой. Я уже было наделся, что мы вернемся без приключений в наше расположение, но не тут-то было.
— Так, — внезапно заорал Бандера. (Да так, что я аж вздрогнул). — Форсируем водную преграду.
Да, где-то уже ближе к нашим позициям что-то протекало. Ручей не ручей, река не река. Нечто среднее. Между прочим, я как-то добрел сюда в одиночестве, и неожиданно увидел в воде рыбку! Это было так удивительно! Среди зимы в реке плавает рыба. Правда, и зима здесь очень мягкая, и вода не замерзла, так что ей можно было спокойно плавать. И все-таки…
Так, Степан решил заняться полевыми учениями. Очень вовремя! Нет, их надо проводить, я не спорю. Но только без меня!… А-ап!!!
Блин, ну я так и знал, что добром это все не кончится. Мы застряли.
Я смотрел на ротного, и с удовлетворением заметил, что лицо Бандеры заливает краска стыда. Наконец-то проняло! Он сам нырнул в люк, выкинул оттуда водителя, и попытался выбраться из воды самостоятельно. Ничего подобного! Участок оказался какой-то неудачный. И низина, и яма, и воды много. Завязли мы хорошо.
Впрочем, крайнего Степан нашел очень быстро. Как-то даже удивительно, но это оказался не я, а водила.
Именно ему пришлось сползать с брони в воду, выбираться на берег, а потом бежать в расположение за помощью.
Пока он, пыхтя и отдуваясь, поскакал за второй машиной и тросом, мы со Степаном присели на броню, и погрузились в ожидание. А что делать-то? В ботинках прыгать в воду? Нет уж! Даже Степан, покрутившись на месте, смирился с неизбежным бездействием.
— Ты когда женился? — спросил он меня.
— В девяносто третьем, в июле.
Вопрос меня не удивил. Надо же о чем-то разговаривать. Так почему и не об этом?
— Сколько же тебе было?
— Двадцать один.
Мои короткие, сухие ответы его не смутили.
— А что так рано?
Тут я усмехнулся:
— А сам-то! Ты же тоже ведь женат. А лет тебе не больше, чем мне.
Странно, но лицо у ротного стало каким-то задумчивым и спокойным.
— Ну, мы же военные, нам положено рано жениться, — ответил он.
— И кто же это так решил? — Мой вопрос прозвучал несколько недоуменно, хотя я, в принципе, догадывался, что хочет сказать Степан.
— Просто служба сейчас стала такая опасная, хочется после себя кого-нибудь оставить. Чтобы дети были… Чтобы не пропасть просто так, как в воду кануть.
— Подожди, — спросил я осторожно. — Так у тебя же, вроде бы, нет детей.
— Ну да, — уже как-то печально ответил он. — Сначала возможности не было, а сейчас что-то не получается.
— Подожди, — сообразил я. — Ты, небось, переживаешь, что сюда поехал, и мало ли что, а детей нет?
Судя по мимолетной мимике лица, я попал в точку. Но Бандера не признался.
— Да нет, — сказал он. — Ничего со мной здесь не случится.
— Да ладно тебе, — начал настаивать я. — У меня вот тоже детей нет. И знаешь почему?
— Почему?
Тут я замешкался: стоит ли рассказывать об этом Степану. Но потом решил, что хуже не будет. И что в этом такого?
— Она не захотела. Сказала, вот в армии отслужишь, тогда и поговорим. Типа, вдруг с тобой что случится, и я буду мучиться. И одной с ребенком тяжело будет… Я так думаю, она считает, что если что, то без детей и второй раз можно легко замуж выйти. Ей ведь только двадцать лет всего.
— Даже так, — ротный несколько повеселел. Наверное, мои неприятности несколько скрасили его собственные.
— Ты где с женой познакомился? — продолжил я тему. Все равно приближающейся помощи не было даже и видно.
— А… В школе. У нас, типа, подшефная школа была. Вот я раз в третий класс и пришел. И она там. Дети эти бестолковые, наглые. И ничего не сделаешь! Так хочется заехать по ушам, а нельзя. Я еще подумал: «Как она, бедная, все это выносит?»… Посочувствовал. Потом пригласил в кафе вечером. А дальше все само собой уже пошло. И как-то быстро я и женился. Скоро выпуск был. Я ей сказал: «Вот скоро придется уезжать. А расставаться не хочется». Она говорит: «А и не надо расставаться. Хочешь, я с тобой поеду?». Я спрашиваю: «Это как? В качестве кого?». Она смеется: «Ну а в каком качестве я могу с тобой поехать, угадай». Тут до меня дошло.
— Получается, это она тебе предложение сделала, — несколько невежливо перебил я Степана.
— Что? — запнулся он. — А… Ну да! Получается так. Я, в общем, согласился. И расписались быстро. Прямо перед выпуском и расписались.
— Она теперь не жалеет?
Бандера задумался.
— Нет, наверное, — наконец сказал он. — По-любому ей жалеть не о чем.
— В смысле?
— Ну, что бы она там, в Казахстане делала-то? Оттуда русские все равно валят — так и так… Что за радость — училкой в казахской школе работать?
