Владимир Дубровский - Наше море
Прошло всего полчаса со времени выхода в море, когда впередсмотрящий крикнул из темноты:
— Прямо по носу мина!
— Лево на борт! — тотчас скомандовал Флейшер, и с мостика Глухов увидел, как на белом гребне поднялся и снова скрылся в развале волны черный шар мины. [165]
Глухов вызвал на мостик помощника командира лейтенанта Саакяна и приказал передать на катера отряда: «Усилить наблюдение за морем. Плавающие мины!»
Рулевой вывел сторожевой катер на заданный курс, отряд продолжал движение, и снова впередсмотрящий хриплым простуженным голосом доложил:
— Слева по носу две плавающие мины!
И на этот раз катер удачно разошелся с минами.
— Пронесло! — сказал, облегченно вздыхая, Флейшер. В это время в конце походной колонны кораблей взметнулось оранжевое пламя и раздался сильный взрыв. Все, кто стоял на мостике катера, смотрели туда, где произошло несчастье. Но ночь была по–прежнему темной, и только гул моторов да однообразный шум моря окружал катера. Через несколько минут у борта катера 081 в белой лохматой пене появился катер Чеслера. Стараясь перекричать шум моторов, он доложил:
— Катер ноль десять двенадцать подорвался на мине, но держится на плаву. Мотоботы следуют самостоятельно!
Глухов, сутулясь на ветру, ответил:
— Продолжайте следить за движением отряда! Флейшер, наблюдавший за берегом, доложил Глухову:
— Открылись ведущие створные огни! Тот посмотрел в сторону Тамани.
Наступали решительные минуты. Катера отряда, повернув влево, ложились на новый курс. Теперь — только вперед, туда, где темнеет крымская земля.
Была глухая полночь, противник пока еще ничего не подозревал, лишь изредка в стороне Керчи прожекторы освещали темное море, да иногда вскидывались в небо и гасли желтые ракеты.
Едва катера легли на курс, как на море снова раздался оглушительный взрыв.
Глухов, прекрасно знавший расположение кораблей в походной колонне, понял, что это подорвался третий в строю катер 0101 старшего лейтенанта Краснодубца. Но задерживаться сейчас, чтобы оказать помощь Краснодубцу, нельзя: надлежало, не сбавляя хода, идти вперед.
Занятый противником черный, молчаливый берег был где–то недалеко.
Казалось, высадить десант в эту ночь было невозможно. Чем ближе подходили к берегу, тем резче и холодней [160] становился ветер, а волны — больше И круче. Это были черные штормовые волны, которые неудержимо захлестывали палубу сторожевых катеров, накрывали белыми гребнями маленькие мотоботы. На надстройках и палубе появилась ледяная корка. В других условиях при такой погоде мотоботы в море не выпустили бы, но сейчас иначе было нельзя. Черные штормовые конуса, предупреждавшие о непогоде, во время войны, казалось, потеряли свое назначение. Они имели, скорее, символический смысл, напоминая о размеренной довоенной жизни. Десант, невзирая на непогоду, надо было доставить на крымский берег.
Глухов напряженно всматривался в темноту. Где–то рядом шли десантные отряды капитана 3 ранга Сипягина и капитан–лейтенанта Москалюка. А там, где угадывался керченский берег, встали огненные сполохи, и по воде пошел глухой гул. Стали видны освещенные взрывами холмы, вспыхнули и уткнулись в облака прожекторы, засверкали разрывы зенитных снарядов. Наши самолеты бомбили береговые укрепления врага, отвлекая внимание от того, что происходило на море. Где–то правее курса десантных катеров на берегу вспыхнул большой пожар.
— В Камыш — Буруне, наверное, горит, — поделился своим предположением Флейшер.
— Да, пожалуй, что так, — согласился Глухов.
— Хорошо, если бы десантники сумели захватить Камыш — Бурун. Это была бы прекрасная база для высадки десанта!
Отряд Глухова незамеченным продолжал движение к берегу.
В 4 часа 30 минут заговорила наша береговая и полевая артиллерия с Таманского полуострова. Проносясь над катерами, снаряды устремлялись туда, где на берегу в бетонных дотах, под броневыми колпаками, сидели враги.
Уже более десяти минут гремели артиллерийские залпы, уничтожая живую силу противника, словно расчищая побережье для высадки десанта.
Рассчитав, что до окончания огневого налета осталось всего три минуты, Глухов передал на катера сигнал; «Начать высадку десанта!»
Сторожевые катера отдали буксиры десантных ботов, и те своим ходом устремились к берегу. Волны по–прежнему [167] бежали на пологий пляж, заливая и подгоняя боты с десантниками.
А на сторожевых катерах, до боли напрягая зрение, следили за ходом мотоботов, за все еще молчавшим берегом. У пулеметов и пушек стояли в готовности матросы.
Ошеломленные внезапным шквалом артиллерийского огня, фашисты в первые минуты не обнаружили десантных ботов. Бойцы штурмовых отрядов были уже на берегу, когда прожекторы вдруг осветили маневрирующие на подходе к берегу сторожевые катера. Загремели залпы орудий. Из черных дотов выплеснули красные языки противокатерные пушки и крупнокалиберные пулеметы.
Как выяснилось позже, фашисты были застигнуты врасплох, так как вовсе не предполагали, что десантники предпримут высадку во время шторма.
Прожектор в упор осветил катер Флейшера, где находился Глухов, ослепил рулевого, и сейчас же весь огонь батарей противника был перенесен на пляжную полосу. Теперь лучи прожекторов ощупывали пляжи, к которым подходили и уже высаживали бойцов десантные боты. Сторожевые катера открыли ответный артиллерийский огонь по дотам и укреплениям немцев, по прожекторам.
Глухов увидел на берегу фигуры бегущих десантников и на острых кольях, словно развешанные сети, проволочные заграждения. Несмотря на яростный артиллерийский огонь, заграждения здесь уцелели.
Непрерывно стучали автоматы морских пехотинцев, и, хотя люди слепли в лучах прожекторов, падали под огнем пулеметов, они преодолели проволоку и мины и продвигались вперед.
— Эх, смести бы эту проволоку артиллерийским огнем, — прокричал Глухов на ухо Флейшеру, — да теперь уже поздно! Бейте крепче по прожекторам — этим хоть поможем десантникам!
С мотобота, заливаемого водой, бросился вперед старшина Смирнов.
— Ну как, братки, махнем через колючки?! — крикнул он, стаскивая с себя стеганый ватник. — За мной, вперед! — И Смирнов накинул мокрый ватник на колючую проволоку.
Морские пехотинцы устремились за ним и, настилая бушлаты и ватники, перевалили через первый ряд проволочных [168] заграждений. Но сбоку из вражеского дзота по десантникам открыл огонь крупнокалиберный пулемет.
Смирнов бросился к дзоту, размахнулся, швырнул гранату и вдруг, словно споткнувшись, упал на холодную землю. Мимо него к замолчавшему дзоту бежали десантники. Автоматы, гранаты и ножи решили исход боя…
Катера Глухова, маневрируя у места высадки, вели частый артиллерийский огонь, гася прожекторы и подавляя огневые точки противника. Глухов не отходил далеко от берега, ожидая возвращения мотоботов. Они должны были снять со сторожевых катеров оставшиеся десантные войска и перевезти их на берег.
Но не все получилось так, как намечалось по плану. Минные поля, огневой заслон противника и особенно штормовая волна нарушили расчеты. Случилось то, чего больше всего опасался Глухов. Высокая прибойная волна швыряла легкие мотоботы на берег. Три из них, как большие беспомощные рыбы, лежали на песке, обнажив рыжие днища и тяжелые винты. На остальных мотоботах матросы сумели завести залитые водою моторы и отойти от берега.
Десантники, высаженные отрядом Глухова, застали противника врасплох, выбили из береговых дотов и, продвигаясь на север, соединились с группой войск, высаженных у Эльтигена другими отрядами. К утру фланги десантных войск упирались в озера Тобечикское и Чурбашское, имея в центре поселок Эльтиген. Позади десантников было море, впереди — ошеломленный ночной атакой, выбитый с береговых укреплений, но все еще сильный противник.
Наступил хмурый осенний рассвет. Глухов передал на катера и мотоботы полученный от командира высадки сигнал «Отходить». Ветер к утру посвежел, сизые тучи быстро неслись над проливом. Из–за туч шли в пике наши самолеты, сбрасывая бомбы на позиции врага. Глухов отчетливо видел теперь берег крымской земли, сегодня ночью захваченный бойцами десанта. Весь небольшой отрезок бугристой земли с полуразрушенными домами, со свинцовыми неподвижными озерами и желтым песком прибрежного пляжа сейчас был охвачен огнем, окутан дымом пожаров.
С улучшением видимости на море вражеские батареи снова сосредоточили огонь по сторожевым катерам. Рядом [169] с катером 081 разорвался снаряд: осколки ударили по корме, вспыхнул пожар. Затлели пропитанные маслом чехлы, загорелась деревянная палуба катера.
Командир кормовой пушки маленький адыгеец Гиса Панеш, сбросив шинель, сбивал ею пламя. На помощь к нему подбежал моторист Петр Козлов; схватив огнетушитель, он погасил огонь.
