Гельмут Пабст - Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 – 1943
Нужно наблюдать за ними таким образом в течение часа, чтобы узнать, на какое уважение и на какую преданность они способны, и почувствовать ту душевную простоту, от которой исходят все их действия.
Они помогают так естественно и преданно, что не прекращаешь удивляться. Пожилая женщина сама добровольно берется помыть котелки. Старику с курчавыми волосами и всклокоченной бородой достаточно лишь слова, чтобы он сходил за водой; он приносит ее в невероятно большом количестве. Он делает все, что нам нужно, и с извиняющейся улыбкой останавливается, чтобы согреть озябшие руки, смахивая в печку крупные сосульки со своей бороды. «Извините меня, господин, я стар». – Он печально улыбается. Они убирают снег, рубят дрова, чистят картошку, втыкают ветки по обеим сторонам тропинок. Все идет гладко и само собой.
На батарее у нас несколько пленных, которые присматривают за лошадьми и помогают при полевой кухне. Они носят белые нарукавные повязки и имеют удостоверения личности. Кажется, им и в голову не приходит, что может быть по-иному. Старик сидит позади меня в углу и с чувством благодарности курит самокрутку из газеты и табака от наших окурков. Они сидят позади нас и едят ложками свой суп, которым мы, по их понятиям, пренебрегаем. И они не видят в этом ничего предосудительного. Никаких угрюмых взглядов, ни малейшего антагонизма. «Спасибо, пан». Они говорят это за любую сделанную для них мелочь. Счастливые глаза детей и низкий поклон за малейший подарок: германский солдат – хорошо.
Мы сжигаем их дома, мы уводим у них последнюю корову из сарая и забираем последнюю картошку из погребов. Мы снимаем с них валенки, нередко на них кричат и с ними грубо обращаются. Однако они всегда собирают свои узлы и уходят с нами, из Калинина и из всех деревень вдоль дороги. Мы выделяем особую команду, чтобы увести их в тыл. Все, что угодно, только бы не быть на другой стороне! Что за раскольничество, что за контраст! Что должны были пережить эти люди! Какой же должна быть миссия по возвращению им порядка и мира, обеспечению их работой и хлебом!
Быстро пролетели дни без большого напряжения. Но многое происходит внутри нас, и я лишь желаю, чтобы мне хватило времени обо всем этом написать. Однако я в полном порядке: здоровье у меня – лучше не бывает.
Наш огород превосходен. Салат-латук еще немного голубоватый, потому что ночи – холодные. Но все подрастает, разве что несколько медленно, а пока у нас есть прекрасный вид шпината из крапивы. Мне следовало бы написать диссертацию по огородничеству. Но ведь так много всего, что ожидает, чтобы о нем написали, а время поделено на огромное число маленьких отрезков.
Вечер, закончился еще один день маленьких радостей и забот, если считать маленькой радостью чувство, что вкладываешь всего себя в то, чтобы вести за собой людей. Это задача, требующая постоянной готовности, доброты, крепкой хватки и интуитивного ощущения самого важного. Какая смесь мудрости и твердости необходима для того, чтобы командовать в третий год войны! Но и что за профессия! Она наполняет меня счастьем от ощущения того, что я могу столько сил отдать на благо, что люди приходят ко мне с доверием. Их лица просветляются, когда они видят меня, и они оживляются и чувствуют себя уверенней, когда я прохожу мимо со словами приветствия. Нужно найти подходящее слово в данный момент. Как же ты права, мама. Когда я все это записываю, я вспоминаю, что это как раз то, о чем ты сама говорила.
Воскресенье. В последние три дня я временно командовал штабом батареи. Рано утром я ехал верхом вдоль телефонной линии связи к 12-й, чтобы «принять ванну». У меня было вполне достаточно времени для этого у траншеи, где Врен три раза вставал на дыбки на своих задних ногах, прежде чем перескочить через нее, дрожа и тяжело дыша. Впервые мы боролись друг с другом четверть часа, прежде чем он сдался. Оба мы потом были насквозь мокрые.
Едва успели покинуть артиллерийскую позицию, когда она была подвергнута интенсивному обстрелу тяжелыми орудиями противника. Куски и комья земли падали в воду справа и слева от брода, где мы нашли укрытие. Когда я отпустил поводья во время перерыва в обстреле, конь поднялся по склону и перемахнул через траншею без колебаний.
Позднее я прошел по землянкам и встретил унтер-офицера Карла, который два дня назад вернулся в часть с задания, потребовавшего его отсутствия в течение почти года. Карл – высокий белокурый парень, который может служить примером хорошего товарища и хорошего солдата. «Ну что, хорошо вернуться в старую компанию?» – спросил я его. «Господин, – сказал он, подыскивая подходящие слова, – когда вернулся, то заметил это сразу, и ребята так же говорят: тут теперь совершенно другая атмосфера».
Разве не стоит вести такую жизнь, как эта? Мои дни так насыщены, что кажется, что они надвигаются друг на друга. Мой отпуск уже давно позади, и, хотя иногда меня гложет тоска, я скоро это преодолею. Каждый день мы заново ощущаем, что это лето для нас подарок. Мы живем сегодняшним днем.
Я лежал на склоне у землянки. Середина дня. Одеяло подо мной стало горячим. Не было ни ветерка. Насекомые, поблескивая хитином, носились в воздухе. Они издавали нежные жужжащие звуки, подобно органу. Мои мысли уносились в волнах светлого пурпура, и мечты подняли свои красные паруса.
Не знаю, как долго я там лежал, когда телефонная трубка соскочила с аппарата и ударила меня по плечу. Я вскочил, шатаясь в полудреме. Что это было? Было ли это черно-белое козлиное лицо Пана, нависшее надо мной со злобным оскалом? Он был недвижим, уставившись на меня своими желтыми глазами и насмешливо улыбаясь, окруженный покачивающейся травой, а ветер развевал его редкую бороду.
Бог-козел Пан, ты ставишь на карту этот дальний Восток? Но затем подал голос телефон и я осознал, что это был всего лишь наш маленький козел. Он запрыгал и поскакал прочь за своим приемным отцом, пока его тонкое блеяние не смолкло в полуденном зное. Я проследил за ним взглядом, улыбаясь, и снял трубку. «…Привет, Свирель». – «Это Лютня?» – «Готовьтесь к бою!» И свирель бога-козла заглушило «пение» наших больших пушек.
Я брел по жаре к нашему огороду. Он разбит среди диких лугов, как остров на ладони Господа Бога. Я чувствовал прикосновение земли своими босыми ногами. Странно, что можно устраивать огороды здесь, на линии фронта, и мы этому благодарны. Лица людей расслаблены и умиротворенны, когда они наклоняются над растениями. Нам всегда недоставало в нашем рационе салата и овощей, и было делом холодного расчета засадить овсом и картофелем сто двадцать акров земли в районе развертывания эшелона.
Но радость от работы очевидна, и у многих из нас были дополнительные семена, присланные из дома. Вечерами обитатели нашей землянки стояли вокруг своей маленькой цветочной клумбы и, прикрываясь грубоватой иронией, открывали друг другу потайные дверцы своих сердец. Для чего еще они сеяли цветы? Любо-дорого смотреть, как они следят за тем, как прибавляют в росте подсолнухи, резеда, настурции, астры и скромные ноготки. Я знаю, что об этом уже говорилось, но безмятежность растений для человека имеет значение больше, чем когда-либо, в такое время, когда нарушен священный порядок вещей.
В обычные времена я бы пришел с букетом свежих цветов. Жаль, что не могу этого сделать. Не могу и бродить по этим полям, составляя самый великолепный букет, но зато я могу принести собственноручно выращенные цветы, нежные маки, которые утром раскрывают свои лепестки – красные, желтые и фиолетовые. Если бы я только мог привезти их вам! Вы знаете, как дома я набирал их, растущих в изобилии, и дарил всем, кто делил со мной эту радость.
По вечерам, когда растениям нужна вода, мы идем к небольшому ручейку с кувшинами и ведрами и поливаем их через жестянки с продырявленным дном. Низина наполняется смехом мужчин, выливающих воду друг другу на голову. В неподвижном воздухе комары в кустах исполняют свой танец за тонкой дымкой. Но они нам не слишком докучают, потому что постоянно дует ветерок, и ни одна фальшивая нота не нарушает этой великой симфонии воды и солнечного света, аромата трав и теплых ночей и этого мира, который воцарился над нашим сектором, как купол колокола.
Я был в лагере в лесу, когда получил свою почту, и у меня не было времени прочитать ее. Когда наконец удалось это сделать, мы успели проделать большой путь; и Врен и я спешили к дому. Поводья лежали на его шее, время от времени я отмахивался от комаров. Дорога образовывала черную полосу сквозь мокрую траву, протянувшуюся на земле по правую и по левую стороны – зеленого, желтого и фиолетового цветов со светлыми вкраплениями колокольчиков и лютиков. Но когда я отложил лист бумаги, уже виднелись только красные метелки и щавель в лучах заходящего солнца, как бесчисленные маленькие сердечки.
Я пришпорил Врена.
Глава 14.
На столбовой дороге
