Георгий Савицкий - Танковый таран. «Машина пламенем объята…»
Командирская «пятидесятка» находилась недалеко от того места, где эсэсовская самоходка «рассчитала» два наших танка. Но самоходка попятилась и словно бы растворилась на фоне сугробов и серо-черных подпалин на земле.
Но все же Николай Горелов успел в триплексы командирской башенки рассмотреть, куда ушла эсэсовская самоходка. Точнее, засек ее по искажениям горячего воздуха над моторно-трансмиссионным отделением.
— Степан Никифорович, развернись и по ближайшей лощинке вперед.
— Есть!
— Наводчик, разверни башню, лево тридцать. Даешь сначала пристрелочные очереди из пулеметов трассерами. А потом уж долбишь из пушки.
— Есть, понял, командир! — Обтекаемая башня Т-50 развернулась на указанные градусы. Ствол 45-миллиметровой пушки 20К отработал вертикальный угол наведения.
— Заряжающий, два выстрела УБР-243СП с бронебойным сплошным снарядом БР-24 °CП к бою!
Гитлеровские механизированные монстры уже порядком нарастили свою броневую шкуру. Ее пробитие было уже вне возможностей штатного бронебойного снаряда БР-240 на всех дистанциях. Он с очень большим трудом пробивал бортовую 32-миллиметровую цементированную броню немецких средних танков и самоходок.
Но к концу 1941 года был разработан новый бронебойный подкалиберный 45-миллиметровый снаряд БР-24 °CП. В войсках он был большой редкостью и ценился не на вес золота, а на человеческую жизнь. Такие снаряды выдавались командирам танков лично под роспись с визированием в особом отделе части. А за потерю снаряда на поле боя могли запросто отправить под трибунал!
— Есть! — Заряжающий дослал один снаряд в казенник надежной пушки и закрыл полуавтоматический клиновой затвор. Второй унитар он держал наготове.
— Ну, с богом, мужики! — Николай Горелов прекрасно осознавал, что второго выстрела может и не быть.
Легкий танк Т-50 — лучший в своем классе, то же касалось и бронезащиты. Сварная башня сложной геометрической формы имеет борта толщиной 37 миллиметров, которые располагаются под углом наклона в двадцать градусов. Лобовая часть башни защищена цилиндрической бронемаской толщиной 37 миллиметров.
Броневая защита корпуса — дифференцированная, противопульно-противоснарядная. Лобовые, верхние бортовые и кормовые бронеплиты имеют рациональные углы наклона в 40–50 градусов. Нижняя часть борта — самая уязвимая, состоит из вертикальных листов. Корпус собран из броневых плит высокой твердости переменной толщины.
При большом угле встречи относительно нормали броня Т-50 также имела хороший шанс выстоять не только против 37-миллиметрового бронебойного снаряда Pak-40, но и против 50-миллиметровых снарядов более мощных противотанковых и танковых орудий. Также из-за того, что броня Т-50 — цементированная, ее снарядостойкость считается эквивалентной более толстой броне «тридцатьчетверки».
И все же испытывать судьбу не стоило. Длинноствольная 75-миллиметровая пушка «Sturmgeschutze-III» прошила бы бронебойным подкалиберным снарядом советский легкий танк в оба борта, насквозь.
Так что у экипажа гвардии капитана Горелова был только один шанс.
— Механик-водитель, вперед! — Сам Горелов приник к триплексам командирской башенки и командовал наводчиком и заряжающим. Сейчас все они должны были сработать как один.
«Пятидесятка» рванулась вперед, пушка танка довернулась на цель.
— Огонь!!!
Оба стальных бронированных зверя выстрелили одновременно. Немецкий снаряд выбил фонтан снега возле правой гусеницы советского танка. А вот экипаж Т-50 оказался точнее.
Бронебойный сплошной снаряд БР-24 °CП с металлокерамическим сердечником из карбида вольфрама пробил бронированную маску 75-миллиметровой пушки и ударил прямо в боеукладку снарядов. Использование в 1942 году снарядов БР-24 °CП позволяло на близких дистанциях пробивать броню толщиной вплоть до 80 миллиметров! То есть с хорошим запасом.
Эсэсовскую самоходку разворотило до основания могучим взрывом от детонации боекомплекта. В живых не осталось никого из пяти членов экипажа «Sturmgeschutze-III». Еще один гитлеровский механический зверь был повержен — справедливость восторжествовала. Эсэсовцы, «рассчитавшие» подбить два наших танка, сами получили «полный расчет»!
Бой длился еще не долго. После яростного сопротивления гитлеровцы все же вынуждены были оставить село…
Кавалеристы генерала Белова, десантники и танкисты одержали еще одну победу — несмотря ни на что.
Глава 13. Dem Erdboden gleichmachen! [30]
Алекс «Аржмайстер» Кнаге уже никогда не скажет своих знаменитых похабных шуточек. Дошутился. Партизаны повесили его, когда фельдфебель решил наведаться в ближайшее село, где еще остались местные жители, за ядреным русским самогоном. В итоге последнее пристанище фельдфебель-матерщинник нашел на ветке осины — совсем как Иуда.
— Er ist tot… Ich sehe, er ist tot — Он мертв. Я вижу, кто уже мертв… — сказал санинструктор.
— Jawol — понял, — ответил гауптман Шталльманн.
Ich hatt’ einen Kameraden,
Einen bessern findst du nit… [31]
Эта грустная песня все чаще звучала на заснеженных просторах России. Тело «Аржмайстера» заколотили в деревянный ящик и воздали ему последние почести. Ружейный салют и надгробная речь командира — последнее напутствие.
— Dieser tapfere Kämpferefürchtetesich vor keiner Gefahr. Fuer Fuehrer, Volk und Vaterland! — Этот храбрый боец не боялся никакой опасности. За фюрера, народ и Фатерлянд!
Гауптман Панцерваффе Дитрих Шталльманн произнес эту стандартную фразу, как обычно, чуть суховато и торжественно. Но на самом деле он сам был подавлен и сломлен.
Сломлен настолько, что не помогла даже русская водка — испытанное лекарство от страданий на Восточном фронте. «Стального человека» скосил жар, он метался в бреду, выкрикивал команды и бессвязные ругательства, спорил с мертвым Кнаге. Прибывшие санитары вкололи ему лошадиную дозу наркотика и увезли в полевой госпиталь. Лучше бы они этого не делали.
Шталльманн очнулся как будто бы в аду.
Раненые, обмороженные и умирающие лежали вповалку на соломенных тюфяках. По ним ползали жирные вши — обычные спутники человеческих несчастий и страданий. Непереносимый гнойный запах и стон стояли в битком набитых палатках.
Чаще всего смерть приходила ночью. В темноте она путалась и нередко забирала тех, кто по всем признакам шел на поправку. По утрам опустевшие тюфяки топорщились соломой, нагоняя на раненых выматывающую душу тоску. В сторону матрацев выздоравливающие солдаты старались не смотреть. Не хватало лекарств и перевязочных материалов. Отсутствие противостолбнячной сыворотки стало главной причиной смертей. Гангрена вспыхивала даже там, где в благополучные времена организм двадцатилетнего парня без усилий справился бы с пустяковым ранением, но во время войны даже примитивная инфекция становилась фатальной.
С инфекцией не справлялись даже мощные немецкие сульфаниламидные препараты — последнее слово в фармакологии самой «продвинутой» химической страны в мире.
Но, к счастью, Дитрих Шталльманн недолго пробыл в лазарете. Курс сильнодействующих психотропных веществ вернул его в нормальное состояние, хотя бы внешне.
Выписываясь из госпиталя, Шталльманн вдруг вспомнил увиденного им еще летом 1941-го немецкого танкиста. Бедолага обезумел.
…Трясущиеся руки, белое как мел лицо, дрожащие губы, и все лицо, как будто парализованное в одной-единственной страшной гримасе… Этого танкиста обер-лейтенант Шталльманн увидел в полевом лазарете. Но самое сильное впечатление на него произвели глаза несчастного: они застыли, словно смотрели не на мир, а внутрь бессмысленно изломанной телесной оболочки. Что они видели?
Темно-зеленую наползающую громаду русского танка. Искры бесполезных рикошетов, рассыпающиеся на его могучих бортах. Перематывающиеся с неотвратимостью судьбы широкие и мощные гусеницы. И черный зрачок могучего орудия в лобастой угловатой башне, такой же тотально забронированной, как и весь остальной стальной корпус.
— Das ist Monster!.. Sowjetische panzer Monster!!! — бормотал он себе под нос, словно все еще не веря в произошедшее.
Что помнил современный рыцарь, закованный в крупповскую броню? Полное бессилие перед надвигающимся на него кошмаром.
Тогда Дитрих Шталльманн — «Стальной человек» — одарил несчастного только лишь ироничной улыбкой. Конечно же, с ним такого случиться уж никак не может.
А теперь Шталльманну хотелось одного — застрелиться. Или застрелить кого-нибудь, и желательно на поле боя. Только так он мог чувствовать себя нормально.
* * *Штаб группы армий «Центр» издал приказ в подтверждение директивы Главнокомандования Сухопутных сил Вермахта от 12 февраля 1942 года. В приказе ставились следующие боевые задачи:
«…4-я армия: отступить на позицию Угра — Воря и оставить г. Юхнов. При отступлении от него предусматривалось основательное разрушение всех мостов через реку Угра и аэродрома, создание «зоны пустыни». 4-я танковая армия: первоочередная задача — уничтожение вражеских частей в своем тылу: партизан — в районе Дорогобужа; десантников, конников генерала Белова и частей 33-й армии — в районе южнее и юго-западнее Вязьма… »
