Юрий Коротков - Девятая рота (сборник)
К бордюру, сигналя, подкатил шикарный открытый «Паккард». Высокий красивый парень с самым пестрым коком и самым длинным галстуком перемахнул на тротуар, торжественно открыл дверцу, и из машины выскочил ярко-зеленый от морды до обрубка хвоста боксер в проволочных очках на тесемке.
– Хелло, Фред!
– Хелло, чуваки! – стиляги ритуально поздоровались.
– Капитал! – Полли посвистела, присела на карточки и чмокнула пса в мокрый нос. – Здравствуй, Капа! Какой ты сегодня стильный!
– Ну что, чуваки, в «Кок»? – скомандовал Фред. – Там встретимся!
Часть стиляг отправилась дальше пешком. Кукла села на заднее сиденье «Паккарда», долговязый просто перевалился через край, свесив наружу длинные ноги в оранжевых тракторах, Фред сел за руль. Очкарик в театральном поклоне распахнул перед Полли дверцу.
– Мы еще увидимся? – спросил Мэлс.
– Конечно, – весело ответила она. – Бродвей – для всех!
Она царственно шагнула в машину и захлопнула дверцу, со всего замаха придавив пальцы очкарику. Тот уже совсем не по-театральному взвыл, приплясывая на месте от боли.
– Ой… – запоздало сказала Полли.
– По-ольза! – укоризненным хором протянули все, разводя руками…
Мэлс проводил глазами автомобиль и в одиночестве побрел обратно.
Он безнадежно оглядел длинные ряды одинаковых пиджаков, брюк и галстуков в магазине. Больше жестами, чем словами, попытался объяснить молоденькой продавщице длину и фасон. Та засмеялась, отрицательно качая головой…
Он прошел вдоль бесконечного строя одинаковых ботинок. Продавец, выслушав, только выразительно глянул на него и обратился к следующему покупателю.
Мэлс вышел на улицу, прикурил.
– Чем интересуемся?
Мэлс обернулся. За спиной вполоборота к нему стоял коротконогий человечек в надвинутой на глаза кепке и пристально смотрел вдаль. Мэлс проследил направление его взгляда, пытаясь понять, с кем тот разговаривает…
В узкой подворотне Мэлс отдал незнакомцу деньги. Тот, остро глянув по сторонам, сунул ему клочок бумажки:
– Адрес, – деловито сказал он. – Остальное на словах. Пароль: «Дядя Йося здесь работает?» Ответ: «Дядя Йося давно на пенсии». Контрольные слова: «Я от Нолика». Нолик – это я.
– «Я от Нолика. Нолик – это я», – повторил Мэлс.
– Нолик – это я. А ты – от Нолика, – поправил тот.
– Понятно… Скажите, – осторожно начал Мэлс. – А вы все это… серьезно?..
– В нашем деле не до шуток, – отрезал тот. – Ты – направо, я – налево!
Они вышли из подворотни и разошлись в разные стороны.
В комиссионном магазине Мэлс подошел к уткнувшемуся в газету продавцу. Искоса глянул на осматривающих полки покупательниц.
– Простите, пожалуйста, – стесняясь, неловко начал он. – А дядя Йося здесь работает?
Продавец так же искоса стрельнул глазами на покупательниц, перелистнул страницу.
– Дядя Йося давно на пенсии, – не отрываясь от газеты, ответил он…
В подсобке магазина Мэлс примерял разноцветные пиджаки. Продавец держал перед ним зеркало, бдительно поглядывая в коридор…
Старый закройщик в испачканном мелом халате, с клеенчатым метром через шею и папиросой в зубах, щуря глаз от дыма, смотрел на Мэлса.
– Дядя Йося здесь работает? – уже смелее спросил тот…
За плотно задернутой шторой, заколов широкие штаны Мэлса в обтяг булавками, закройщик снимал с него мерки…
– Я от Нолика! – уверенно сообщил в обувной мастерской Мэлс здоровенному парню в кожаном фартуке, с зажатыми в губах гвоздями…
Сидя на лавочке, Мэлс наблюдал, как парень, разогрев паяльной лампой «манную кашу», наваривает ее на подошвы ботинок…
Мэлс в кепке и очках с простыми стеклами, пряча лицо за поднятым воротником плаща, курил, выглядывая из-за угла дома.
Из подъезда гостиницы вышли два иностранца. Разговаривая по-английски, они двинулись по улице. Мэлс зорко огляделся: двое в сером, поотстав, направились следом за ними, еще один – по другой стороне.
Мэлс затянулся еще пару раз, бросил папиросу и двинулся навстречу иностранцам. Поравнявшись, коротким движением принял из рук в руки пакет, прошел еще несколько шагов – и бросился в проходной двор. Люди в сером побежали следом, но Мэлс легко оторвался от них, промчался через сквозной подъезд, на ходу бросил очки и кепку в урну и нырнул в метро…
Пустой пакет валялся на полу. Мэлс, растопырив руки, растерянно смотрел на себя в зеркало – в огромных башмаках сорок восьмого размера, в пиджаке с висящими ниже колен рукавами…
Очкарик-стиляга свернул в арку, сослепу наткнулся на преградившего ему дорогу Мэлса и бросился обратно. Мэлс догнал его и прижал к стене.
– Пустите меня! Вы не имеете права! – барахтался очкарик, пытаясь освободиться.
– Тихо! Не шуми! Да не бойся ты!..
Оба замерли, дожидаясь, пока через арку пройдет женщина. Как только она скрылась за углом, очкарик снова рванулся, но Мэлс цепко держал его.
– Тебя как зовут?
– Боб… Борис Моисеевич Тойтер…
– Меня Мэлс, – он взял его безвольно опущенную руку и энергично тряхнул. – Слушай, Боб, у меня к тебе просьба – просто, по-дружески. Научи стилем танцевать!
– Что? – Боб изумленно глянул на него сквозь очки с толстыми стеклами. – Да иди ты! – оттолкнул он Мэлса и пошел в свою сторону.
Мэлс догнал его.
– Ну ты пойми, у меня, кроме тебя, ни одного знакомого из ваших!
– Нашел знакомого! – усмехнулся Боб. – Приятное было знакомство, ничего не скажешь! – он повернулся и пошел в другую сторону.
Мэлс снова догнал его.
– Ну что тебе, трудно – два притопа, три прихлопа?.. Слушай, ты меня еще не знаешь – я ведь все равно не отстану! Боб, я тебе в страшных снах являться буду!..
В стерильно чистой квартирке Боб достал из медицинской энциклопедии несколько рентгеновских пластинок и включил проигрыватель.
– Есть три основных стиля – атомный, канадский и двойной гамбургский, – сказал он. – Начнем с тычинок и пестиков. Что такое танец как таковой? Танец – это ритмизованное движение тела. К примеру, классический или венский вальс – это трехтактное поступательное движение с одновременным вращением вокруг партнера. В чем отличие джаза от классического танца?..
– Слушай, давай без теории! – не выдержал Мэлс.
– Ну хорошо, – Боб взял одну пластинку, автоматически глянул на просвет. – Это Чарли Паркер. Перелом берцовой кости.
– У него? – не понял Мэлс.
– Нет, у больного, – ткнул Боб в снимок и опустил иглу на пластинку. – Это танцуют атомным. Становись вот так… Руку сюда… Ты партнер, я партнерша. Пошли с правой ноги… Что ты меня тискаешь! – ударил он Мэлса по руке. – Чувих лапать будешь!
– А как?
– Просто держи!
Мэлс старательно начал копировать его движения.
– Ну что ты, будто кол проглотил! – Боб встряхнул его. – Свободнее! Вот так! И поворот!..
Они закружились по комнате. Мэлс двигался все увереннее, постепенно заводясь и начиная получать удовольствие от танца. Провернув вокруг себя «партнершу», он с такой силой дернул Боба за руку, что тот отлетел на диван.
– Ты что, спортом занимался? – спросил Боб, потирая поясницу.
– Первый взрослый разряд, – не без гордости сообщил Мэлс.
– Мэл, это не соревнования – быстрее, выше, сильнее! Это просто танец! Тут главное – драйв. Ну, энергия! – показал он. – Давай лучше канадским попробуем, – Боб поменял пластинку…
Увлеченные танцем, они не сразу заметили, что через приоткрытую дверь комнаты с ужасом смотрит на происходящее отец Боба.
– Боря, можно тебя на минутку… – сказал он и исчез.
– Слушай, – тотчас потускнел Боб. – Давай потом как-нибудь продолжим…
– Дай пару пластинок, – попросил Мэлс. – Я дома потренируюсь.
– Только не заныкай, – Боб торопливо сунул ему пластинки.
Родители Боба, такие же пухлые очкарики, проводили Мэлса до двери настороженным взглядом.
– Боря, чем ты занимаешься в этом доме в наше отсутствие? – трагически спросил отец, когда дверь захлопнулась.
– Папа, мы просто танцуем!
– Боже мой, он просто танцует! Посмотрите на него – он просто танцует! – всплеснул руками отец. – Когда в этой стране нельзя громко чихнуть, чтобы не попасть под Уголовный кодекс! В конце концов, никто не отменял статью «Преклонение перед Западом» – от трех до восьми с конфискацией. Посмотри в зеркало, Боря, – под эту статью попадают даже твои ботинки!.. Кто этот человек?
– Мой знакомый!
– Боря, почему ты такой доверчивый? У него приятная наружность работника НКВД!
– Папа, нельзя подозревать каждого встречного!
– Боря! Ты знаешь, что это такое и почему оно тут стоит? – указал отец на маленький саквояж у входной двери.
Боб тоскливо закатил глаза.
– Да, да, Боря, – это то самое, что необходимо человеку в камере предварительного заключения! Дядя Адольф сидел хотя бы за то, что у него политически неправильное имя. Тетя Марта сидела хотя бы за то, что повесила портрет Сталина напротив туалетной двери. Мне они даже не смогли объяснить, за что я сижу, но этих впечатлений мне хватит до конца моих дней! Боря, в этой стране и так всегда во всем виноваты врачи и евреи – зачем ты сознательно ищешь неприятностей?
