Александр Воинов - Отважные

— Чего тебе? — спросил он, подойдя поближе.

— Это какая деревня?..

— А тебе какая нужна? — вопросом на вопрос ответил паренек, внимательно и недоверчиво разглядывая Витю: таких толстых мальчишек не было в окрестных деревнях, наверное, пришел издалека.

— Это Стрижевцы? — вновь спросил Витя.

— Ну, Стрижевцы, — ответил паренек. — А дальше что?..

— А дальше… ничего, — пожал плечами Витя.

— Ты только для этого меня и звал? — насмешливо спросил паренек.

— Для этого!..

— Ну, до свидания… Катись по дорожке… Мне некогда, — сказал паренек и повернулся, чтобы уйти.

— Ты чего тут делаешь? — спросил Витя.

— Разве не видишь? — презрительно усмехнулся паренек. — Грибы ищу!..

— Какие грибы? Грибы в поле не растут…

Не слушая его, паренек зашагал назад. Но Витя снова удержал его:

— Поди сюда!..

Паренек не остановился. Витя понял, что он лишится единственной возможности узнать что-либо о судьбе Коли, и в отчаянии решился на крайний поступок.

— Поди сюда, говорят тебе! — грозно крикнул он. — Поговорить надо!..

Паренек обернулся. Очевидно, выражение Витиного лица поразило его, и он снова подошел поближе.

— А ты знаешь, кто я? — произнес как можно внушительнее Витя. — Я партизан!..

Паренек недоверчиво взглянул на него.

— Врешь, — сказал он.

— Вот и не вру! — сказал Витя. — Я на самом деле партизан.

— А чем докажешь? — спросил парнишка.

Витя растерянно помолчал. В самом деле, чем доказать? Не рассказывать же ему, с каким заданием он сюда направлен!

Но тут взгляд его упал туда, где из-под доски торчал приклад автомата.

— Вот что у меня есть! — И Витя поднял автомат над головой. — Теперь веришь?..

Автомат произвел на парнишку впечатление. Он подошел к Вите поближе и опустился на траву, но продолжал все же держаться настороженно.

— А ты зачем сюда пришел? — спросил он, подозрительно взглянув на Витю.

— Раз пришел — значит, дело есть, — ответил Витя. — Ты лучше на мой вопрос отвечай…

— Твой вопрос кот унес, — сказал паренек. — Думаешь, с автоматом, так я тебя испугался?..

— Ты что, партизану не доверяешь? — возмутился Витя.

Парнишка усмехнулся:

— Врешь все! Никакой ты не партизан. У тебя, наверное, батька бургомистр — вон какой жирный!..

Витя озадаченно помолчал. Вот заноза этот мальчишка! Придется идти на риск.

— Слушай, а от вас корову на станцию водили? — волнуясь, спросил он.

— Водили, — сказал парнишка, и в лице его что-то дрогнуло.

— А пастухов партизаны задерживали?

— Было дело…

— Одежду с них снимали?..

— Снимали, — подтвердил паренек; на лице его сменялись разные чувства: он то улыбался, то хмурился. — А какой масти была корова? Рыжая? — спросил он в свою очередь.

— И вовсе не рыжая, а белая, — сказал Витя. — Только морда у нее черная, с белым пятном на лбу.

— Верно! — вскочил на ноги паренек. — А ты откуда знаешь?..

— Как не знать — сам водил!

— Куда?

— На станцию!..

Теперь паренек смотрел на него с удивлением и доверием, словно их связывало общее дело.

— А ты видел ребят, которые вели корову из деревни? — спросил он.

— Нет, — ответил Витя, — их в кустах прятали.

— А зачем?

— Чтобы они нас потом не опознали. Мало ли что бывает!..

Паренек придвинулся к Вите.

— Знаешь, кто в кустах сидел? — спросил он, выдержал паузу и ткнул себя в грудь: — Я сидел! Это меня ваши вместе с Васькой Ломакиным задержали!..

— А попало вам потом от старосты?

— Уж и попало!.. Староста меня палкой бил. До сих пор вся спина в синяках…

— Тебя как звать?

— Сема… А тебя?..

— Зови меня… Лешей! — Витя все же решил своего настоящего имени ему не говорить. — Скажи, Сема, — перешел он к делу, — ты видел, кого сегодня в деревню привезли?..

— Видел! Костыль — это староста наш — на машине привез. Мальчишка такой, как мы, худющий, злой. Костыль его по рукам и ногам связал — и прямо в подвал.

— В какой подвал?

— Ну, в доме, где полицаи живут. С решеткой…

— Подобраться туда можно?

— Что ты! Сейчас полицаи злющие. Кто-то тут на дороге сегодня чуть самого Костыля не укокошил…

— Так этот хромой дядька и есть ваш староста?..

— Наш… Гордеев!..

Витя вспомнил, что о каком-то Гордееве, с которым надо рассчитаться, говорили между собой Геннадий Андреевич и Колесник.

— Жалко, — проговорил он. — Не знал я этого.

— Что тогда было бы?

— Не унести бы ему отсюда своей ноги!

Сема внимательно взглянул на Витю:

— Так это ты их тут?..

— Я.

— Вот здорово!.. Из автомата?

— Нет, гранатами… Теперь, Сема, нужно товарища спасти.

Сема пожал плечами.

— У нас с тобой сил не хватит. С одним автоматом против всех не пойдешь.

— А сколько их там?

— Кого? Полицаев? Человек десять…

— Не так уж много, — вздохнул Витя и подумал о Геннадии Андреевиче — ведь он с отрядом должен быть где-то тут, поблизости. Вот бы разыскать его! — Скажи, — спросил он, — а ты о партизанах ничего нового не слышал?

— Слышал. Они сегодня ночью, говорят, подожгли мельницу в Стебловке.

— В Стебловке? — насторожился Витя; теперь он отчетливо вспомнил, что после Стебловки Геннадий Андреевич собирался идти в Малиновку — крестьяне сообщили, что у них там в яме спрятана мука.

— А до Малиновки отсюда далеко?

— Совсем близко — семь километров. Иди вон в ту сторону. — И Сема показал рукой на запад. — Только иди прямо, а то в темноте заплутаешь. Доберись до мостика, а там дорога сама доведет…

Витя встал:

— Ну хорошо, я пойду… А ты чего здесь делаешь?

— Я старую картошку копаю. Костыль не велит за деревню выходить. А я тайком. Не с голоду же подыхать…

Витя накинул на плечо автомат и попрощался.

— Ну, я пойду, — сказал он. — Когда-нибудь свидимся…

— Иди до мостика, — крикнул ему вдогонку Сема, — никуда не сворачивай!..

Тьма уже сгустилась, вдалеке шарил по небу бледный луч прожектора. Под ногами расползалась мокрая, жирная земля. Витя шел и шел. Он торопился. Он должен был поспеть в Малиновку к тому времени, когда туда нагрянет отряд Геннадия Андреевича…

Глава двадцать третья

КОЛЯ, ДЕРЖИСЬ!

Шофер мчался, не разбирая дороги. Коля ударялся головой о дверцу кабины, но терпел. Староста ругал его, грозил немедленно расстрелять «проклятого щенка», если он сам не расскажет, за чем послан.

На окраине деревни машина круто затормозила. Староста выскочил из нее и вбежал в одноэтажный кирпичный дом. Тотчас же оттуда вышли двое дюжих полицаев. Они схватили Колю за руки и за ноги и потащили во двор. Там они бросили его на землю и развязали ремни.

— Ну, вставай! — сказал высокий полицай с давно небритыми, щетинистыми щеками.

Другой полицай долго копался, открывая ржавый замок невысокой, плотной двери, ведущей в подвал. Наконец замок щелкнул, открылся, и полицай распахнул дверь:

— Ступай!..

Коля шагнул и невольно остановился на пороге. Из подвала несло холодом и сыростью.

— Иди, тебе говорят!..

Полицай сильно толкнул мальчика в спину, и, споткнувшись, Коля покатился вниз по каменной лестнице. Над головой со стуком захлопнулась дверь, и он оказался в кромешной тьме.

Придерживаясь рукой за стену, он ощупью пошел вдоль нее, и наконец в дальнем углу колени его уткнулись в деревянные нары.

Коля ощупал их и осторожно присел, чутко вслушиваясь в темноту. Ему показалось, что невдалеке кто-то порывисто дышит.

— Здесь кто-нибудь есть? — спросил он.

Никто не отозвался. Коля долго сидел и слушал затаив дыхание. Нет, это лишь показалось. Рядом нет никого. Только над головой глухо стучат шаги полицаев.

Постепенно Коля успокаивался. Он прилег на жесткие нары, и это показалось ему большим счастьем. Пусть темно, пусть он заперт на замок — только бы его никто сейчас не трогал: так он устал.

Коля заснул мгновенно. Ему приснилось: он гоняет голубей во дворе, и они кружатся в синем-синем, залитом солнцем небе. Вдруг с крыши на тропинку прыгает отец. Коля бежит к нему: «Папа!.. Папа!..» Отец сжимает его в своих объятиях…

Кто-то безжалостно трясет его:

— Вставай!.. Вставай!..

Коля открыл глаза и возвратился к действительности. Держа в левой руке тускло горящую «летучую мышь», высокий полицай правой тянул его с нар.

— На допрос!..

На дворе уже была глубокая ночь, дул холодный ветер, шел дождь. Выведя мальчика из подвала, полицай приказал ему остановиться, а сам опять долго возился с замком. Зачем надо было запирать пустой подвал, он и сам толком не знал: таково правило.

Коля быстро огляделся: может быть, рвануться в ворота? Но там маячит фигура часового.