Владимир Першанин - Бронекатера Сталинграда. Волга в огне
Директор толково и быстро распоряжался. С раненными и обожженными людьми занимались санитары, оказывали первую помощь и отправляли в санбат. На берег переправили наиболее ценное оборудование: сварочные аппараты, измерительные приборы, электродрели, инструмент. Спешно маскировали токарную мастерскую и несколько других построек, расположенных в прибрежном лесу.
Костя пытался отыскать Надю, но всем экипажам было приказано оставаться на местах – ожидали повторного налета. Стало известно, что все четыре «Фокке-Вульфа-190» обстреляли и сбросили несколько бомб на зенитную батарею. Разбило одно орудие, осталось всего три.
Но самые тяжелые потери батарея понесла от пулеметного и пушечного огня. Имея на борту по четыре-пять стволов, истребители с небольшой высоты обрушили огонь на расчеты. Тяжелые зенитки были неповоротливы и не слишком эффективны против низко летящих самолетов. К тому же после предыдущих боев прибыло малоопытное пополнение. Едва не половина расчетов погибла или получила ранения.
Кращенко хотел увести почти отремонтированный «Верный». Но директор базы, угрожая пожаловаться в штаб фронта, убедил капитан-лейтенанта оставить катер. Хотя отражать возможный налет «Верный» мог лишь спаренной установкой ДШК и отчасти кормовым орудием с увеличенным углом обстрела. Было ясно, что еще один налет добьет ремонтную базу. Но упорный директор сумел добиться помощи. Звонил, кричал по телефону, объясняя положение:
– Переправа будет сорвана. Каждый день ремонтируем поврежденные суда. Если нас добьют, доставлять людей и боеприпасы в Сталинград будете на плотах. Не пробовали?
– На каких плотах?
Горький юмор директора насчет плотов не поняли, зато слова «переправа будет сорвана» заставили командование пошевелиться. Сначала на берег прибыли два грузовика с установленными в кузовах счетверенными установками «максимов». Директор сплюнул и снова схватился за трубку:
– Это называется «с паршивой овцы хоть шерсти клок»! Что ваши пулеметы смогут сделать против эскадрильи бомбардировщиков?
– Что, летят уже?
– Летят, разуйте глаза.
Немецкие самолеты в небе пока не появлялись, кроме наблюдателя «Фокке-Вульфа-190», кружившего на большой высоте. Но директор не сомневался, что «рама» отлично видит в свою мощную оптику огонь, который никак не могли потушить до конца.
Догорал склад деревоматериалов. Штабеля досок, листы фанеры, облитые краской и олифой из лопнувших банок и бидонов, давали такой жар, что пожарные не могли приблизиться к огню.
Кое-где вспыхивала трава. Ее тушили, но искры снова находили пищу для огня – подсохший бурьян, опавшие листья, сушняк. Не хватало шлангов и насосов, воду таскали ведрами, спешно рыхлили полосы земли, чтобы не загорелся лес.
Кращенко, проникшись важностью момента, приказал подвести ближе бронекатер «Быстрый» с зенитной «трехдюймовкой» на корме. Директор устало оценил его старания:
– Четверть спирта за мной. Когда появятся фрицы, лупите из всех стволов. Не собьете – так напугаете.
И хватил стакан водки со злости за свое бессилие. Немецкие самолеты действительно появились довольно скоро. Шли десять или одиннадцать пикирующих «Юнкерсов-87» в сопровождении четырех «мессершмиттов». Собрали действительно почти полную эскадрилью. Загруженные под завязку «юнкерсы» с торчавшими шасси урчали мощными моторами, как сытые псы. Над ними носились стремительные «мессершмитты».
– Вот и все, – устало подвел итог директор. – Пуляйте по ним, ребята, а они нас сейчас с землей смешают.
Первыми опять проскочили «мессеры», сбросив для затравки несколько бомб. Что-то взорвалось и горело. Зенитный огонь не успел догнать слишком быстрые самолеты, а сверху выстраивались в колесо все десять или одиннадцать Ю-87.
Костя успел выпустить по «мессершмиттам» несколько очередей, возможно, попал в последний из четырех, но тот, дернувшись, продолжал полет.
– Федька, давай новые ленты! – кричал он. – В этих по нескольку патронов осталось. Сейчас война начнется.
– Ой, мама! – подавая тяжелые коробки, вроде в шутку испугался помощник.
Но было видно, что он действительно нервничает. Пикирующие Ю-87 обычно сбрасывали бомбы с большой точностью по выбранным целям, чем отличались от двухмоторных «Юнкерсов-88» или «хейнкелей». Те чаще бомбили по площадям – лови, кому что достанется.
– Одиннадцать, – бормотал старшина Ступников. – Целую эскадрилью не собрали… но одиннадцать тоже неплохо.
В военной жизни случаются чудеса или в последние дни октября прибавилось авиации на наших аэродромах? В небе появились «ястребки», целых восемь. Четверка остроносых Як-1 и четыре Ла-5, немного массивнее, но идущие все вместе с большой скоростью. Такого еще не видели. Открывались люки, на палубу из бронекатеров выскакивали моряки. На берегу махали шапками рабочие, вылезшие из укрытий.
– Неужели наши?
– Ура! Наши!
– Сейчас дадут жару.
Воздушный бой разворачивался настолько стремительно, что уследить за ним было трудно. «Яки» кинулись на «мессеров», а четверка Ла-5 со скоростью шестьсот километров уже догоняла «юнкерсов», в полтора раза уступавшим им в быстроте. Ю-87 не успели развернуть свое знаменитое колесо, когда пилоты, показывая свое умение, выстроились в круг и начали один за другим пикировать на цель.
Бросает бомбы один, второй, пятый, пока не ударит последний «юнкерс». И каждый снова занимает свое место в чертовом колесе, чтобы сделать на цель второй заход. Жуткая штука, это колесо, когда вой сирен и падающих бомб не стихает ни на минуту, а частые взрывы «стокилограммовок» разносят все живое. На этот раз представления не получилось.
Ведущий пилот в головной паре наших «ястребков» Ла-5 ударил почти в упор сразу из обеих пушек. Спаренная трасса 20-миллиметровых снарядов ударила сверху по кабине «юнкерса», вспышки плеснулись огоньками на капоте, который сразу задымился.
Пилот, видимо, был убит. Бронестекло передней части кабины было пробито, змеилось трещинами, а кое-где вылетели целые куски. Стрелок, сидевший спиной к пилоту, кое-как откинул искореженный фонарь кабины, собираясь выпрыгнуть с парашютом, но потерявший управление пикировщик, кувыркаясь, летел вниз. Немец сумел все же вывалиться через борт и открыл парашют почти над деревьями. Вряд ли стрелок успел погасить скорость падения и, скорее всего, разбился.Через минуту истребители атаковали второй «юнкерс» и обрушили на него огонь четырех пушек. Снаряды продырявили капот и широкое крыло. Немец, развернувшись, пошел в сторону Волги, надеясь дотянуть до своих. Загорелся двигатель, самолет все больше терял высоту. На середине реки его догнал один из Ла-5 и пушечной очередью тоже разнес кабину. Самолет упал в Волгу, не взорвался, просто тяжело плюхнулся и мгновенно исчез в серой холодной воде. Строй Ю-87 распался, бомбы летели куда попало, а четверка стремительных «лавочкиных» клевала их с разных сторон.
Но если с «юнкерсами» истребители расправлялись довольно успешно, заставив их рассыпаться, то «мессершмитты» оказали «якам» умелое сопротивление. Силы были равные – четыре против четырех. Самолеты с ревом сближались, посылая встречные пулеметные и пушечные очереди, затем расходились и вновь кидались друг на друга.
Один из «яков» получил несколько снарядов в корпус. Сделанный в основном из дерева, истребитель развалился в воздухе на горящие обломки, которые падали вниз вместе с телом пилота. Но в маневренности «яковлевы» не уступали «мессерам», и вскоре сбили одного из них, потеряв еще один свой самолет.
Два Як-1 дрались против трех «мессершмиттов». Силы были неравные, но наши летчики с близкого расстояния прошили очередью «мессер», который сразу задымил и вышел из боя. Оставшиеся четыре истребителя, два наших и два немецких, уходили в высоту, стремясь занять наиболее выгодную позицию. Подбитый «мессершмитт» шел на низкой высоте, стремясь слиться с голым осенним лесом. Костя Ступников видел, что в какой-то момент он сблизится с катером, возможно, пройдет совсем близко.
– Костя, не зевай! – крикнул боцман Валентин Нетреба. – К нам идет.
– Вижу…
Но «мессер» разглядел дым над кое-где догорающим лесом возле базы и стал сворачивать в сторону. Будь самолет исправен, возможно, он и сумел бы на полной скорости уйти от опасности. Поворот получился слишком медленным. Уже открыли огонь зенитная пушка и «максим» с палубы буксира-ледокола.
Орудие не сумело взять нужный прицел, а «максим» на расстоянии четырехсот метров лишь рассеивал трассы. Возле ног ворочался Федя Агеев, торопил Костю:
– Не упусти, где он?
Ступников молча подводил прицел к самолету, выбирая, когда дистанция будет наиболее оптимальной. Все, пора! Это была его цель, упустить которую Костя просто не мог. Если промажет, то потеряет авторитет как пулеметчик.
– Не промажу, – бормотал старшина Ступников.
