Егерь 200 - Ларс Мёллер
Была запрошена дополнительная поставка воды и это получило одобрение. Обещали, что пришлют как можно скорее. Однако на НП начали проходить дни, друг за другом, и мне пришлось сократить потребление воды, чтобы хоть как-то растянуть ее количество. Из-за этого начала болеть голова, постоянно. Определенно, я начал обезвоживаться. Боль усиливалась. Каждый день мы отправляли запрос на воду, стараясь донести до командования всю серьезность ситуации. Нам пришлось есть меньше, ибо на переваривание еды организм тратить воду. Получался странный баланс — есть мы должны были, чтобы иметь силы, но не слишком много. Я не голодал, но знал, что за последние пять дней ел очень мало.
Как-то на утро, проснувшись, я почувствовал, что язык опух и во рту катается смесь густой слизи и слюны. Когда я поднял свои руки, то увидел, что кожа обтягивает их очень сильно. Фактически, вокруг кости осталось по два дюйма «мяса» (около 5 см). Мускулы почти «ушли». Но это все были проблемы тела, я мог с этим всем справиться, даже с головной болью. Плохо было то, что организм начал постоянно думать о воде. Все мысли возвращались к жажде воды, и я начал терять сосредоточенность.
На шестой день мы получили запрос из Центра о возможных пещерах, которыми пользуются боевики, как укрытием. K-Bar хотел, чтобы мы сходили на разведку этих пещер. Они были в нескольких километрах от нашего НП. С нашими проблемами и местностью это мог был быть крепкий орешек. Должны ли мы идти туда? Без воды?
Андерс приказал: "Ларс и Джон. Мы пойдем туда на разведку. Остальные остаются здесь, продолжают выполнять задачу. Держим связь по рации. Возвращаться будет с того направления".
Это был выход на одну ночь, за хребет позади стойбища. На себе мы тащили снаряжения на 25 кг, что было значительным облегчением, по сравнению с начальной инфильтрацией.
Кент и Бо остались на базе, сидеть у рации и быть нашим кризисным центром. В их задачу входил вызов экстренной помощи с K-Bar, как группы быстрого реагирования, так и медэваков.
Я понимал, что на этом мероприятии мне понадобится много энергии и воды, чтобы двигаться, чтобы действовать, но, ни за что не отказался бы от выхода. Всегда хорошо, когда есть возможность выйти за пределы НП. Мы уже несколько дней сидели на месте, и небольшая операция могла меня отвлечь от умственных мучений. И вдруг мы бы нашли воду по пути? Есть, конечно, пруды на пути к стойбищу, но там мы пойти не можем — это слишком близко к кочевникам и может раскрыть нас.
Мы пошли с другой стороны небольшого хребта, закрывавшего нас от стойбища.
Перевалив за этот хребет, мы впервые смогли посмотреть на запад Афганистана. Почти все склоны гор тут были усеяны маленькими кострищами, которые, видимо, жгли пастухи. Ближайшие, по моим оценкам, находились в двух километрах от нас. «Черт» — сказал Джон — «я-то думал мы здесь одни». Я считал также. Не стоило теперь удивляться, что многие патрули на задании были обнаружены пастухами, которые внезапно появлялись из самых невероятных мест. Это было определенно то, что мы должны были взять на заметку. Мы здесь были не одни.
Пещеру мы нашли. Оказалось, это вовсе не пещера, а некая конструкция из камней, тень от которой выглядела как вход. Я понял, что иногда спутниковые снимки могут быть неправильно истолкованы. Позже я видел такие конструкции в скальных образованиях в штате Юта, США. Это связано с геологическими процессами, когда вода после сотен лет подтачивает целый пласт скалы и тот обрушается. Верхняя часть скалы остается хорошей симметричной дугой, что выглядит так, будто она была обработана человеком.
На обратном пути мы довольно близко прошли мимо небольшого дома. Внезапно залаяла собака. Обернувшись, я увидел, как Андерс дает стоп-сигнал. Мы разом остановились и встали как статуи, потому что если бы кто-то вышел из дома, то мог бы увидеть движение в темноте.
Из дома вышел владелец собаки, видимо пастух. Это был старик с винтовкой. Очевидно, что он был готов защищать свое имущество, будь то воры или волки. Мы совершенно ясно видели его в ПНВ, он же нас — нет. Была кромешная темнота, я знал это. Если бы он мог посмотреть в ПНВ, то увидел бы три луча от ИК-лазеров, смотревших ему прямо в грудь. Мы ждали его реакции.
Через какое-то время он выругал собаку и вернулся в дом. Три лазерных луча скакнули на дверь, когда старик закрыл ее.
Андерс подал сигнал двигаться дальше. Собака пролаяла еще несколько раз, но старик уже не реагировал на нее.
Подъем в горы, даже с 25 кг груза, стал очень серьезным испытанием. Несколько раз мы просто останавливались и, упираясь руками в колени, стоял и отдыхали. Сил не было от слова «вообще». Через несколько часов мы все же добрались до НП. Бо доложил, что пополнения воды в ближайшее время не ожидается. Начинался новый, горячий, дегидратирующий день.
Наши запросы постоянно отклонялись по разным причинам. Не было вертолетов, плохая погода, другие планы и тому подобное.
У меня начались серьезные проблемы. Это было не просто опухшие рот и язык. Я не мог двигаться должным образом, теряя равновесие. Меня лихорадило и рвало, но желудок был пуст.
Джон делал все, что мог. У него оказалась запасная бутылка воды, которую он отдал нам. Джон оказался единственным, кто не имел проблем с жарой. У него были особые способности, ему не требовалось много воды. Потел он совсем чуть-чуть, быстро высыхая.
Когда Кент взял бутылку с водой, то пошутил: «Черт возьми, как же хорошо, что в патруле есть верблюд!». Мы все засмеялись, хотя ситуация была смертельно серьезной. Физиология Джона, конечно, полезна, а его заначка — тем более нужна. Но ее было недостаточно.
Андерс вернулся с наблюдения и сказал: «Там что-то происходит. Видно машину и мотоцикл одновременно». Активность на пограничной деревне усилилась. Приходили и уходили люди, у них было тяжелое вооружение, включая пулеметы и РПГ-7. Мы искали ПЗРК, типа «Стингер», но ничего подобного не видели. Всего там было около 20 человек, одетых в традиционные афганские одежды.
Следующий день был еще хуже, еще жарче, еще меньше воды. Я начал смотреть в рационе что-то с небольшим количеством жидкости. Нашел небольшой пакет с инжиром и черной смородиной. Я съел его,
