Павел Федоров - Последний бой
...Едем вольно среди белого дня, потому что совсем рядом владения батальона Ивана Матяша. Помахивая веревочным кнутом, староста правит гнедой лошадью. Бойцы галдят, смеются и все реже подходят к телеге за медом.
Под размеренный стук колес и шелест трав на малоезженой дороге макаем огурцы в мед, заедаем их ржаным хлебом. Не заметил, как задремал на мягком сене.
Проснулся, когда телега загремела колесами по дощатому настилу моста. Внизу дрожали, шевелились камыши и, словно крадучись, текла неширокая речка. На той стороне, слева от моста, из-за деревянного наката торчал ствол станкового пулемета, около которого стояли и разговаривали с партизаном капитан Назаров и лейтенант Головачев. Обернувшись в нашу сторону, капитан сделал знак рукой остановиться, крикнул:
— Слезайте, орлы, приехали!
4
Вот они, знаменитые Кротки! Село расположено на двух высотках, пересеченных по центру небольшой речушкой Кощанкой. С запада и с юга его опоясывал Красный бор; с юго-востока прикрывала обширная топь знаменитого Горелого болота. Через Кротки пролегал большак Мстиславль — Заречье, где скрещивались и разбегались по всем направлениям шесть шоссейных дорог с активным движением. Не зря Сергей Гришин сосредоточил здесь целый батальон Ивана Матяша, который контролировал две железнодорожные магистрали и всю эту паутинную сеть шоссеек. Каратели много раз пытались взять Кротки, чтобы уничтожить партизан, которые безраздельно властвовали в этом обширном районе. Иван Матяш смело маневрировал и, уходя в лес, громил карателей. Понеся потери, те в конце концов убирались восвояси. А батальон, имеющий свыше сотни ручных и станковых пулеметов, возвращался на свое место.
Много было разных, несхожих биографий у партизанских командиров. У командира же 5-го батальона она была особенная. О ней мне поведал капитан Назаров во время стоянки в урочище Темного леса.
— Заходит однажды в штаб к Сергею Гришину совсем молоденький паренек, светловолосый, ясноглазый, в штатском пиджачке, в брючках дудочкой, кепочка козырьком назад. С виду ничего командирского — так просто, цивильный парубок. Его долго не пускали в избу, настырный оказался такой, прорвался. Руку под козырек, рапортует. «Вы лейтенант? Не вижу...» — Гришин покачал головой и расхохотался. Паренек так вспыхнул, что даже ясные глаза помутнели. Не говоря ни слова, повернулся волчком и пулей выскочил из хаты. «Смотри какой бойкий!» — удивился Гришин.
Через некоторое время в хату четким командирским шагом вошел тот же самый паренек, но теперь в полной комсоставской форме, в сапогах, с наганом в кобуре. «Вот теперь вижу, что лейтенант»,— проговорил Гришин.
В этом молодом лейтенанте Иване Матяше Сергей Владимирович угадал боевого, способного командира. Потолковав с ним, он назначил его в 1-й батальон командиром взвода. В самые тяжелые дни, когда полк преследовали два гитлеровских генерала — Полле и Гофгартен, Иван Матяш был уже командиром роты, да еще каким! Громил карателей под Дымничами, в Грабалово. И когда встал вопрос, кого послать с боевой группой для глубокой разведки под Смоленском и проведения боевой операции, выбор пал на Ивана Матяша. Пригласил его Гришин к себе и сказал: «Решили мы выпустить тебя, Иван, на широкий простор. После нашего ухода из моей родной Смоленщины уж очень там спокойно зажили разные гарнизоны и гарнизончики.
Пошевели-ка их хорошенько. В деревнях и селах наверняка найдешь раненых бойцов и командиров Красной Армии, подобранных жителями... Давай, браток, сделай этакий глубокий рейд, выясни, что там делается. Действуй по обстановке, в большую драку не лезь, береги людей».
Матяш разгромил и разогнал большое количество фашистских и полицейских гарнизонов, уничтожил несколько волостных управ и за счет разгромленных гарнизонов сумел собрать и вооружить двести девяносто человек. В июле сорок третьего года он вернулся в полк. «Молодец, лейтенант Матяш,— похвалил Гришин.— Целый батальон сформировал. Станет он у нас пятым. А раз так, вот и будешь им командовать».
После разгрома гарнизонов в Пытьках, Знамеричах, а особенно в Сухарях, где батальон начисто уничтожил карателей, забрал у них все пушки и минометы, несколько сот голов рогатого скота, комбат стал ездить на белом коне, надел набекрень папаху, как у Чапаева. Начальником штаба у Ивана Матяша стал Герой Советского Союза майор Терешкин, кадровый командир, пограничник, которого выходили местные жители. Иван разыскал его и привел к партизанам. С тех пор и воюют вместе.
...Едва мы с Терентием вошли в село, на улице нас встретил сержант Семенов и сообщил, что комендант батальона отвел хорошую хату.
— Лейтенант приказал встретить вас. Отдыхайте. А мы будем топить баню.
— Попарит нас Гришин за Глинью,— заметил Терентий.
Сержант испепелил его взглядом, но промолчал. Я поблагодарил Семенова и сказал, что мне надо сначала побывать в санчасти.
Когда я отыскал нужную хату, Терентий поманил меня пальцем и повел на задний двор, где под скирдой соломы, на разостланной плащ-палатке, лежала хозяйская подушка и стеганое одеяло из синего сатина. Потом Терентий принес мне горшок кислого молока. Несмотря на теплый солнечный день, меня знобило, хотелось лечь и заснуть. Обе последние ночи я провел почти без сна. Не успел я согреться под одеялом, как пришел лейтенант Головачев и опустился рядом на солому.
— Места себе не найду! — он сцепил руки на коленях.— Я знал, что вы не одобряете мой заход в эту чертову Глинью.
— Почему знал? — спросил я.
— По вашему молчаливому виду было ясно...
— Почему же уступил в самую последнюю минуту?
— Рядом стоял Бахман, полубосой... Просить начали...— В глазах лейтенанта сверкнуло ожесточение и боль, которая разбередила мне душу. Ничего уже поправить было нельзя, но командиру хотелось выговориться.
— Ведь принял решение идти сразу к месту перехода и вдруг на тебе! — сокрушался Головачев.
— Никогда нельзя менять своих решений, если считаешь, что они разумны. Тем более что большинство было настроено идти прямиком,— проговорил я и натянул одеяло до подбородка. Жалко было лейтенанта, а утешить нечем, но и молчать становилось тягостно.
— Ничего, всякое бывало...— слова мои прозвучали слабо и тут же увяли.
— Да, всякое,— согласился Головачев.— Виноват один я, мне и ответ держать. Так хорошо сходили, эшелон сработали чисто! Тут летчики встретились, как на грех...
Это были слова, полные горечи и сострадания. Что я мог ему ответить?
— Я перед вами исповедуюсь, а вы молчите, старший лейтенант...
Головачев поднял глаза, в них была глубокая печаль. Он терзал себя и меня в придачу. Я приподнялся с подушки и сел.
— Ты хочешь сказать, лейтенант, что я мог удержать тебя?
— Возможно...— тихо ответил он.
— Но ты мог послать меня подальше...
— Этого я бы себе не позволил...
— Наверняка, не послушался бы, тем более после истории с кочубеевцами. Я ведь знаю, что не все тогда одобрили мой поступок.
Теперь молчал он.
— Когда выступаем?
— Завтра ночью.
— Снова будем форсировать железку?
— Да. Кричев — Могилев. Там еще опаснее, чем в Темном бору.
— Почему?
— Совсем недавно люди Ивана Матяша взорвали несколько километров рельсов и спилили телеграфные столбы. Злые как собаки фашисты несколько дней потратили на восстановление. Мертвой была железка, а на шоссейках партизаны хозяйничали. Знаете, как теперь охраняют, с боем переходить придется.
Головачев ушел.
Снова эта проклятущая железка. Как перейду? На чем поеду? Одного коня потерял, а кто даст другого?
Наверно, проспал бы я не только день, но и всю ночь, да хозяйка разбудила под вечер.
В сумерки меня навестил капитан Назаров, принес узкоплечую, коротенькую серую шинелишку и мягкую фетровую шляпу.
— Ничего другого не нашлось, а ночи прохладные стали. Зато шляпа какая! — восторженно проговорил мой новый друг.
Ну что ж, шляпа так шляпа... Надел первый раз в жизни. Фуражки, кепки разные, пилотки, папахи носил, а вот шляпы — никогда. Брюки с леями, куцая, до колен, солдатская шинель, модная шляпа с загнутыми полями — ну и вид у меня! Прошелся по горнице и первый раз за эти два последних дня вызвал у товарищей смех, не подозревая, какие огорчения и невзгоды ожидают меня впереди в этом нелепом наряде...
На следующий день мы стриглись и брились у доморощенного парикмахера Терентия, мылись в бане.
Намазав хозяйским дегтем сапоги, почистив ваксой свои кавалерийские леи, разгладил щегольскую шляпу и в таком виде отправился представиться командованию батальона, а заодно попросить верховую лошадь, зайти в санитарную часть и поблагодарить медика.
Штаб батальона находился за речушкой. Не дойдя нескольких шагов до деревянной кладки, нос к носу встретился на тропинке с кочубеевцем, младшим лейтенантом Солдатовым.
