Дмитрий Линчевский - Гранатовый срез

— Любезный друг, — одернула его кормилица. — Не забывайте о рекомендациях гастроэнтеролога.

— Что ж мне теперь совсем не есть, что ли? — Попытался взбрыкнуть старик.

— Цыц, мон шер! Цыц! — пресекла бунт Лариса Михайловна. — Будет он мне здесь из себя вредное дитятко строить. Положили вам рисовую кашку, радуйтесь, а про остальное и думать не сметь.

Андрей попытался сочувственно улыбнуться, но изо рта его, чуть не выскользнул толстопузый вареник и попытка провалилась.

— У, пригрели на груди змеюку, — недовольно пробурчал старшой, размазывая по тарелке кашу. — Зачем мы ее только нахваливали. Все ж похвала портит людей… и к тому же быстро. Почитай двух минут не прошло.

— Питание должно быть диетическим, — прошамкал Полынцев, собирая со стола урожай. — Кстати, что там ваш 'Ихтиандр', усвоил уроки воспитания или нужно повторить?

— Ой, и не говорите, — посетовала пенсионерка. — Его теперь умываться не заставишь, к крану боится подходить.

— Правильно, — ухмыльнулся воспитатель, — чтоб жабры не выросли.

— Престаньте, пожалуйста, — махнула рукой Лариса Михайловна. — Напугали малыша, а подружке теперь с другой проблемой маяться.

— Передайте своим подружкам, — прохрумкал соленым огурчиком Полынцев, — что можно снимать наблюдение.

— Неужели поймали убивца? — кривясь от каши, что от лимона, спросил Тихон Петрович.

— Ага, — довольно кивнул Андрей.

— Поздравляем! — обрадовалась детективщица. — Хоть не зря вы своим здоровьем рисковали. Ой, совсем забыла. — Она достала из сумки баночку с мазью, — вот, два раза в день тонким слоем на лицо и не вытирать.

— Спасибо и так заживет.

— Еще одна капризуля. Мазать, я сказала!

— Есть! — по-военному ответил Полынцев.

— Так-то лучше. Ну ешьте, ешьте, пока совсем не остыло.

— И кто ж убивцем оказался? — продолжая морщиться, поинтересовался старшой.

— Любовник бывшей жены.

— Ну, вы только посмотрите, какой негодник! — воскликнула пенсионерка. — Мало того, что убийца, так еще и любовник. Возмутительно! О времена, о нравы!

— Да, паскудный, видно, был мужик, — поддержал ее Тихон Петрович. — Но ничего, за колючей проловкой посидит, образумится. Ловко вы его, однако, подсекли. А еще говорят, в милиции одни хапуги остались, бандитов ловить разучились.

Полынцев лучше других знал, кто и как работал в милиции, но не любил обобщений.

— А я, по-вашему, не милиция, что ли? Или на хапугу сильно похож?

— Это ж не про тебя сказано. Это про других, которые тама, в кабинетах, наверху, — старшой ткнул пальцем в небо.

— Причем здесь другие, я его сам задержал, вот этими вот руками.

— Вот это уровень! — восторженно крякнул старик. — Знай наших! Так за это надо бы по сто капелек пропустить.

— Пропустим, обязательно, пропустим, — кивнул Андрей. — Тем более что вы все в расследовании участвовали.

— Дык и я об том же, — ощерил беззубый рот старшой. — Теперь будет, чем перед внуками похвастать, не каждый день убийства раскрываем. За такое грех не выпить, удача может отвернуться.

— Мы это сделаем, но чуть позже, — заканчивая трапезу, сказал Полынцев. — А на сегодня — посты снять, караулам отдыхать. Я сам уже устал, как бобик. Которую ночь по 3–4 часа сплю.

— Да, да правильно, — засуетилась Лариса Михайловна, убирая со стола посуду. — Отдых — первое дело, на вас и так лица нет. Мазь, кстати, не забудьте.

Глава 18

Комната Полынцева в общежитии МВД была строго обставлена (шкаф, тумбочка, стол, кровать — все), идеально прибрана и сверкала ясными глазами вымытых окон. Вернувшись из душевой, Андрей снял у дверей шлепанцы и с удовольствием прошелся босиком по ковровой дорожке. Пол сиял чистотой. Грязь носить было некому — гости заходили редко: комендант с проверками, да соседи за спичками. Правда, бывали еще девушки, но тоже нечасто, с ними почему-то не везло. У одной, маленькой и пухленькой, словно кошелек с зарплатой, губа оказалась шире трамвайной подножки: 'Хочу дворец, — призналась она как-то раз, хватив лишнего. — И чтоб наряды царские, и чтоб карета золотая, и чтоб ты, Полынцев, был на ней кучером'. На любопытствующий вопрос офицера 'А слипа не спопнется? , барышня ответила, как отрыгнула: 'Не бзди, не слипнется'. Через неделю знакомства Андрей подарил ей 'Сказку о рыбаке и рыбке' и с легкой грустью распрощался. Все-таки было жаль, нестерпимо жаль… потраченных напоследок денег — книжка с цветными картинками стоила недешево.

Другая красавица, длинная и плоская, как волейбольная сетка, была не столь меркантильна, как первая, но столь же продвинута в современных взглядах. 'Я считаю, между женщиной и мужчиной должны быть свободные отношения, — говорила она, между прочим, роняя пепел на постель. — Никаких обязательств, никаких претензий, никакой работы по дому и никаких детей, разумеется'. 'Ну, это вы, мадам, погорячились', - решительно сказал Полынцев и, стряхивая пепел с одеяла, заодно стряхнул и подружку. Были потом и другие девушки, но всякий раз в них угадывались признаки современной мутации: вместо сердца — желудок, а вместо мозгов — мешочек инстинктов: пожрать, поспать, получить удовольствие. Ни Василисы Прекрасной, ни Аленушки среди клонированных особ пока, увы, не встречалось.

Андрей откинул покрывало и рухнул на кровать. Если вам кто-нибудь скажет, что днем засыпать тяжело, заставьте этого рассказчика отработать ночную смену, а утром уточните снова. Полынцев любил дневной сон и, лишь коснувшись постели, отключался моментально. Например, как сейчас: подушка еще не успела обнять коротко стриженую голову, а на черном экране сновидений уже появилось смутное изображение.

— Рано тебе еще передачи с моим участием смотреть. Не забывай — ты мальчик, а я взрослая тетенька.

— Светлана?

— Нет, бабушка с котлетами.

— Опять ехидничаешь?

— Зачем глупые вопросы задаешь — неужели не видно, что я.

— Видно и даже больше, чем ты думаешь.

— Например?

— Например, что я тебе нравлюсь, поэтому и достаешь насмешками.

— Вы только посмотрите, какой проницательный юноша: 'И лишь на третьи сутки Зоркий Сокол заметил, что в тюрьме не хватает одной стены'. Андрюш, да ты мне понравился еще там, в подъезде, когда валялся с разбитой головой. Здесь нет никакой тайны.

— Жалко стало?

— Жалко тоже, но скорее другое. Ты хоть и щенок — попку еще на поворотах заносит, и лапки разъезжаются, но порода уже чувствуется. Из таких, как ты, настоящие сторожевые псы получаются, такие не ведутся на шкурку от колбаски, не подъедаются на помойках, таким не завязывают бантики на макушках. Вот это мне в тебе и нравится.

— Только у таких не бывает дворцов и золотых карет.

— Сокровища и богатства находятся внутри нас, а не снаружи. Запомни это и никогда не меряй счастье рублями.

— Я не меряю, другие так считают.

— Знаю, поэтому и разговариваю с тобой, а не с другими.

— Я жену себе ищу, чтоб на вас была похожа… на тебя.

— Вот здесь остановись. 'Нравится' и 'нравится' — две большие разницы. Как человек — это одно, а как… в общем, это уже совсем другое. Если б я хоть раз от тебя интимный намек услышала, то на пушечный выстрел не подпустила бы. Муж у меня погиб — закрыта тема.

— Тогда зачем дразнишься?

— Сложно мне сейчас, понимаешь, тяжело. Боюсь, голова не выдержит, свихнется. Вот и заставляю себя отвлекаться. А с тобой получается. Ты забавный, как кутенок, пальчик покажешь — рычишь, будто взрослый.

— Понятно.

— Не обижайся. Что-то неспокойно у меня на душе, тревожно.

— Все тревоги уже позади, преступник в клетке.

— Он признался?

— Нет пока. Но это дело техники.

— А зачем ему понадобилась я?

— Не знаю. Может, побоялся, что на правильный след выведешь, а может, правда, с женой хотели деньги забрать.

— Какие деньги?

— Которые в ванной, под плиткой спрятали.

— Ах, эти? Славка тогда долго смеялся, говорил, что бывшая жена сама себя перехитрила. Ну, что ж, не буду отвлекать тебя глупыми беседами. Пора мне, счастливо оставаться.

Калашников лежал на своей видавшей виды кровати (про такие говорят — в ней уже семеро померло) и грустно смотрел в окошко. Точнее — в мешки с землей, которыми оно было заложено. В конце командировки всегда наступала хандра, все надоедало: и этот кубрик, он же больничная палата, и этот дизель-генератор под окнами, ревевший днем, и ночью, и эти симпатичные рожи сослуживцев…

— Звал, командир? — поднял голову Мухин с соседней кровати.

— Нет, только подумал.

— Видать хорошо подумал — яблочком отрыгнулось, а могло бы селедкой. Хуже нет, когда селедкой отрыгается.

— Отвяжись, худая жизнь, — махнул рукой Колдун, — не мешай печалиться.

— Одно слово — муха! — подал голос из противоположного угла Антонов. — Как привяжется, хоть мухобойкой отгоняй.