Георгий Косарев - Сердце прощает
— Осмелюсь заметить, господин майор... может быть, следовало здесьупомянуть и о тех, что переданы по приказу гауптштурмфюрера Фишераармейской службе безопасности?
— Нет, не стоит, гауптштурмфюрер напишет о них и сам...
— Хорошо, господин майор, — согласился с ним штабс-фельдфебель Капп.
Майор, поправив аккуратно причесанные волосы с рыжеватым отливом,принялся снова диктовать:
— Из числа местного населения уличено в связях с партизанами ирасстреляно сто девяносто семь человек. Около трехсот человек направлено вместа общего заключения для проведения дальнейшего следствия...Напечатали?
— Момент, господин майор...
— Ну, вот, Капп, собственно, пока и все о людях. Теперь о скотине ипрочих материальных ценностях... Пишите: За отчетный период времени вашеособое задание по беспрекословной отправке для нужд нашей доблестной армиискота, хлеба и прочего провианта нами при особом усердии инспектораинтендантского управления лейтенанта Штимма полностью выполнено.
— Может быть, господин майор, перечислить все поименно, сколько ичего? — спросил штабс-фельдфебель Капп.
— О, это долго нам будет печатать, мой друг, — возразил Бломберг. —Пойми сам, это же несколько эшелонов; господин Ремер прекрасно знает, чтоэто такое, однако добавь следующее: — Кроме того, закуплено... да, да, таки пишите... закуплено по сходной цене у населения значительное количествотеплой одежды, обуви и разного белья.
— Точка, господин майор?
Бломберг задумался: «Сколько посылок я отправил домой благодаряснисходительности Штимма... Не с каждым интендантом так поладишь. Оченьжаль, что он перебрался от нас в районный поселок Всгорье», — и тихопроизнес:
— Еще один последний абзац: В настоящее время, вашепревосходительство, все наши усилия направлены на умиротворение местногонаселения и пресечение каких бы то ни было с его стороны попыток саботажав деле упрочения нового порядка...
Капп поставил точку. Бломберг сказал:
— Отчет отправить немедленно с фельдъегерем.
— Слушаюсь, господин майор.
— Теперь личная просьба, Капп. — Бломберг сунул в рот сигару ищелкнул зажигалкой. — Пожалуйста, вечерком часам к десяти доставь ко мнекудрявую хохотушку... ну как ее там зовут, не помню...
— Нонна, господин майор. — Капп довольно запыхтел.
— Да, да, Нонна... Нонна. Странное имя! И последнее. Срочнораспорядитесь расклеить везде в населенных пунктах последний приказ поармии. Я имею в виду — объявление... Вы поняли меня?
— Так точно, господин майор. Объявление будет вывешено еще до отъездав штаб ейнзацгруппы гауптштурмфюрера Фишера. Отчет будет направлен такженемедленно...
— Хорошо. Исполняйте. — И Бломберг пустил к потолку несколько сизыхколец сигарного дыма.
Через час на стенах многих домов в селе белели крупные листки бумаги,на которых жирным типографским шрифтом было напечатано следующее:
«Объявление населению командования Германской Армии.
Возобновление порядка в России и ваш мирный труд саботируетсяпреступной деятельностью, направленной против германских войск.
Германское командование не намерено в дальнейшем терпеть подобныепреступные деяния, производимые иногда с вашего ведома, а иногда даже свашей поддержкой. Поэтому с сего числа вступают в силу нижеследующиеусиленные постановления:
1. Кто укроет у себя красноармейца или партизана, или снабдит егопродуктами, или чем-либо ему поможет (сообщив, например, какие-нибудьсведения), тот карается смертной казнью через повешение. Это постановлениеимеет силу также и для женщин. Повешенье не грозит тому, кто скорейшимобразом известит о происшедшем в ближайшую германскую военную часть.
2. В случае, если будет произведено нападение, взрыв или иноеповреждение каких-нибудь сооружений германских войск, как-то: полотнажелезной дороги, проводов и т. д., то виновные в назидание другим будутповешены на месте преступления. В случае же, если виновных не удастсянемедленно обнаружить, то из населения будут взяты заложники. Заложниковэтих повесят, если в течение 24 часов не удастся захватить виновных,заподозренных в совершенном злодеянии, или соумышленников виновных.
Если преступное деяние повторится на том же месте или вблизи его, тобудет взято — и при вышеприведенных условиях повешено — двойное числозаложников.
Командующий германскими войсками».
* * *
Командир отряда лейтенант Васильев долго сидел над планом предстоящейоперации, делал у себя в блокноте и на карте пометки, думал, считал. Когдау него возникали какие-нибудь сомнения, он обращался за советом ккомиссару Еремину. Вместе с ним лейтенант создавал отряд, через негополучал нужную помощь от подпольного райкома партии.
Лейтенант оторвался от бумаг, поднял голову.
— Послушай, комиссар, а удобно ли это место для позиции минометчиков?
Еремин захлопнул толстую тетрадь, в которую заносил свои заметки, и,склонясь над схемой исходного рубежа отряда, спокойно ответил:
— Это лучшее место, лучшего не найдешь. Я буду сам вместе сминометчиками. Каждая тропинка, любое деревце, все бугорки и лощинки мнезнакомы. Хороший обзор, надежная взаимосвязь с пулеметными гнездами иавтоматчиками. Так что у меня лично никаких сомнений.
— Ну что же, превосходно... И все-таки операция очень сложная, —задумчиво произнес командир.
— Поэтому так тщательно мы к ней и готовимся, — ответил комиссар и,немного подумав, добавил: — Захваченный полицай Степан Шумов ничего неутаил, хотя и подлец он порядочный. Размещение немецких солдат, скрытыхпостов — все точно. Я специально сверил его показания с данными нашейагентурной разведки.
— Это, конечно, хорошо. Но все ли мы учли в плане — вот вопрос. Важноне допустить просчета даже в мелочах.
— Давай прикинем все еще раз, прорепетируем возможный ход операции, —предложил Еремин.
Васильев в знак одобрения кивнул и вместе с комиссаром снова принялсяза работу. Они вновь пересчитали плотность огня партизанских групп,расставленных на отдельных участках, сопоставили ее с боевымивозможностями противника, определили места его блокирования, наиболееуязвимые участки. Перепроверили все до мельчайших деталей.
Наступившая ночь была темной и прохладной. Небо закрывали черныетучи. Неведомо откуда налетел порывистый ветер. Шумно трепетала листвадеревьев, шуршал колючий бурьян.
Под покровом темноты партизанский отряд уверенно продвигался вперед.На подходе к селу он залег в лощине. Лейтенант Васильев взглянул насветящийся циферблат часов и, обратившись к комиссару, тихо произнес:
— Сейчас немец откроет огонь.
И действительно, не прошло и двух минут, как из села застрочилпулемет. Четко отплясывающая дробь его раскатывалась далеко вокруг и,подхваченная ветром, замирала в лесу. И так каждый день в целяхпредосторожности фашисты повторяли этот педантичный обстрел местности.
«Еще часок-другой поволнуются, а к утру успокоятся, — подумаллейтенант. — Как и на фронте, ночь их всегда страшит. Утром они болеебеспечны. Этим мы и воспользуемся». Затем он склонился к Еремину и сказал:
— Будем трогаться.
— Подавай команду, — отозвался комиссар.
В третьем часу ночи, разделившись на группы, отряд бесшумно, ссоблюдением всех правил маскировки, вошел в село и занял хорошоразведанные позиции. В четыре часа гитлеровцы произвели последнююпредутреннюю смену караула.
Все их посты остались нетронутыми, кроме одного — в зоне учебногоплаца. Часового здесь сняли холодным оружием. Виктор Хромов быстро натянулна себя заранее подготовленный фашистский мундир, повесил на грудьнемецкий автомат. Недалеко от него разместилась группа минометчиков, и наплацу в учебном блиндаже был установлен станковый пулемет.
Перед рассветом громко запели петухи, промычала корова. Каркая,завозились на деревьях вороны. Темные тучи раздвинулись, порыхлели,обнажив часть бледно-синего неба.
Виктор продолжал медленно прохаживаться из конца в конец площади, неспуская глаз с сельской улицы и открывавшегося его взору здания среднейшколы.
С наступлением рассвета ему уже не требовалось специально показыватьсебя фашистам. Время от времени их одиночные фигуры мелькали возле школы.Они, несомненно, видели его, и он не вызывал у них никаких подозрений.Скоро до слуха его донесся сигнал подъема. Прошло еще пять напряженныхминут, и на площадь перед зданием школы высыпало около двухсот фашистскихсолдат. Они были без мундиров, без головных уборов. Площадь сразу жеогласилась криками чужих команд. Солдаты построились в несколько шеренг.После новых команд они начали маршировать, делать пробежки, смыкались вплотные ряды, то растягивались длинной гусиной цепочкой.
