Василий Пальмов - Штурмовики над Днепром
И вот, наконец, я объявил: завтра полетим! На построении, присматриваясь к летчикам, сообщаю задание. На правом фланге высокий смуглый Алексей Кузнецов. Он заметно волнуется, в первый вылет Алексей не пойдет, но об этом сообщу позже, а сейчас пусть все привыкают к мысли о вылете. Рядом с ним Ганин, тоже высокий, но более тонкой кости. Немного выпуклые немигающие серые глаза смотрят пристально и чуть-чуть растерянно. Исчезла шумливость, и непонятно, обрадован он или огорчен предстоящим заданием. Зато Яша Муяжи, одесский грек, – само спокойствие. Плотный, коренастый, он всей своей фигурой выражает готовность к действию. У крепыша Михаила Лобанова легкое волнение не смыло девичьего румянца во всю щеку. Вплотную, почти касаясь плечом товарища, стоит Александр Ткачейко, немножко позер, но это, скор«ее всего, по молодости. Лобанов и Ткаченко моложе всех, им нет и двадцати. Крайний на левом фланге тихоня Матюхин. Его коренастая фигура и твердая короткая шея свидетельствуют о силе и жизнестойкости.
Невелик мой командирский опыт, но за год фронтовой жизни он убедил меня: самые стойкие, выдержанные в бою, способные на подвиг люди, как правило, тихие и скромные. С ними порой трудно работать, но в воздухе – это надежная опора. Из первого вылета не вернулся Ганин. Трудно сказать, как он вел себя в бою: после первого захода на цель почему-то сразу же повернул в сторону своих войск. Что же случилось? Молодые летчики приуныли: потеря товарища омрачила впечатление от первого боевого вылета. Но на второй день на окраине аэродрома показалась высокая тонкая фигура Ганина. Он шел с парашютом за плечами. Доложил бойко, чуть ли не с гордостью:
– Младший лейтенант Ганин сел вынужденно в поле, с убранными шасси. Был подбит.
– Что подбито? Мотор?
– Никак нет, пробоина в крыле! – и обрисовывает в воздухе руками размер пробоины: – Вот такая!
– Как работал мотор?
– Нормально, но самолет тянуло к земле.
– До аэродрома могли дойти?
– Не знаю. Самолет же тянуло к земле…
Вот и пойми, в чем дело. Впрочем, доставят самолет, посмотрим на повреждение. Не исключено, что молодой летчик растерялся и принял неправильное решение. Так и оказалось. Осмотр доставленного самолета убедил – долететь на нем до аэродрома можно было. Этот случай стал началом своеобразной истории с молодым летчиком, который со временем стал в полку притчей во языцех. Наступил новый, 1944-й год. Встретили мы его скромно, по фронтовому. Девчата из летной столовой поставили небольшую елку, украсили ее поделками из фольги. После ужина с фронтовыми сто граммами были танцы вокруг елки, подсвеченной лампочками от самолетного аккумулятора. Первого января землю окутал беспросветный туман.
– В такой туман вряд ли пошлют на задание, – размышлял Саша Карпов. – Придется нам в этот день отдыхать.
– На всякий случай сбегаю на КП, узнаю обстановку, – решил я. По пути встретил начальника штаба Андрея Яковлевича Красюкова.
– Туман на весь день, факт, – сообщил он. – Метеорологи говорят – такое по всему югу Украины. Так что иди спать.
Совет был дельный, и мы с Карповым завалились спать. Разбудил нас адъютант моей эскадрильи Анатолий Майков. Выбритый до синевы старший лейтенант, казалось, излучал здоровье. Он ворвался к нам шумно, весело.
– Как живут и здравствуют доблестные командиры? – спросил с порога. – Пошли в столовую!
Новогоднее настроение давало себя знать. Хотелось шутить и веселиться. В столовой начали сватать толстушку-официантку за Майкова. В самый разгар сватовства появился запыхавшийся посыльный:
– Товарищи командиры, срочно на КП!
Сразу бросились вслед за посыльным. По пути заметили – туман редеет, уже чуть-чуть приподнялся над землей. К стоянке самолетов спешили механики, стрелки. Майор Красюков объявил:
– Получена срочная задача – разведать плацдарм в районе Днепровки и переправы у Никополя. Приказ командира – вылетать одиночными самолетами. Первым идет старший лейтенант Карпов. У Пальмова – готовность номер два… Метеорологи обещали улучшение погоды, а пока что видимость до полутора километров, высота облачности – до ста метров. Карпову приказано через каждые две минуты передавать фактическую погоду на маршруте. Связь держать последовательно со своей радиостанцией, с КП дивизии и станцией наведения воздушной армии. Разведданные докладывать немедленно.
Невольно подумалось: сейчас летчик в воздухе не чувствует одиночества, он прочно связан с землей. Это не то, что было еще в прошлом году: ты летишь один на один с небом, и ни голоса товарищей, ни совета командного пункта. Укладывая в планшет карту, Карпов заметил:
– При подходе к Днепру облачность будет еще ниже. Это точно. Тогда как?
– При резком ухудшении погоды – немедленно возвращаться, – напомнил начштаба.
Сказал он это, видно, так, для порядка, потому что хорошо знал: Карпов не из тех летчиков, которые станут возвращаться, не выполнив задание.
Когда вышли из КП, я спросил Карпова:
– Как думаешь идти?
– Выбора нет – на бреющем.
– Не лезь на рожон. Ни пуха ни пера. Александр трижды послал меня к черту и побежал к самолету. Рядом с КП поставили автомашину с радиостанцией. Ее окружили летчики.
– Я – 63-й! Высота – 80, видимость – тысяча! – поступило первое сообщение Карпова сразу же при отходе от аэродрома.
Через две минуты, опустившись до пятидесяти метров, летчик сообщил – видимость увеличилась. А через несколько минут связь оборвалась – предельно бреющий полет ограничивает радиус связи. Вместе с Красиковым по карте следим, где по нашему расчету должен быть Карпов. Андрей Яковлевич перед войной закончил военную школу летчиков и летчиков-наблюдателей, поэтому хорошо разбирался в воздушной обстановке. Мысленно следя за полетом, он медленно произносит:
– Пересек линию фронта… сейчас уже в зоне зенитного огня…
Представляю положение Карпова. Вот он вынырнул из тумана, проносится над головами врагов, глазами шарит по земле, старается все запомнить, а возможно, сразу же передает на КП командующего. Пилотирует на ощупь… Расчетное время истекло, ждем возвращения разведчика. Красюкова вызвали по телефону из дивизии. Может, будет команда на мой вылет? Оказывается, начальника штаба спрашивали, есть ли связь с Карповым. Сержант-радист напряженно слушает эфир, часто повторяет:
– 63-й! Я «Вагранка»! Как слышите? Перехожу на прием!
Ответа нет. Уже приближается вечер. На старте жгут осветительные ракеты. Напрягая слух, стараемся уловить гул мотора. Нет, тщетно. Вместе с топливом истекло и время. Радист упорно терзает эфир. Красюков сел за телефон и начал опрашивать аэродромы соседей. И в этот момент в телефонный разговор неожиданно «врывается» дивизионный диспетчер:
– Карпов сел на аэродроме соседней дивизии! Цел и невредим!
Все вздохнули с облегчением. Словно гора с плеч! На следующий день Карпов рассказывал:
– Никогда еще не был в таком положении. Перед глазами – сплошной туман. Думал – не доберусь обратно. У Днепра облачность все ниже и ниже. Иду на бреющем над самыми кустами, а консоли все равно режут вату облаков. Внизу – дорога, на ней машины, в них гитлеровцы. Дал по ним пулеметную очередь. На развороте вынырнул из молочной пелены, взглянул вниз – голая степь. Значит, река позади. Беру курс к своим. Слышу голос командира. Он сообщает курс на ближайший аэродром. Иду по курсу… Вскакиваю на какой-то аэродром. Смотрю – «илы» с белыми полосами на киле. Братская дивизия! Ничего не вижу. Вдруг – красные ракеты замечаю. И знаешь, к кому сразу попал в лапы? К нашему Захару Хиталишвили! Он словно ждал меня. Говорит: «Хар-роший друг, на Новый год в гости прилетел! Молодэц!» Кстати, тебе привет и новогодние поздравления.
– Что видел на плацдарме?
– Немного. Машины с гитлеровцами, солдат. Кое-что передал на КП армии.
Одним словом, рядовой вылет. Только и памятно, что состоялся он на Новый год. Рядовой вылет… А сколько в нем было риска и смелости! Иной летчик в такую погоду мог и растеряться, и задание не выполнить. Возвратился бы с полпути – никто не осудил бы: туман, нелетная погода. А вот Карпов сделал все, что мог, и вряд ли кто в такой обстановке сделал бы больше. Весь январь был туманный и затруднял действия нашей авиации. Штурмовики, которым не привыкать ходить у самой земли, сейчас едва не задевали ее винтами. Можно сказать, гладили степь своими плоскостями. Словно из-под земли, выскакивали они на позиции противника и наносили по ним удар. Но вылетать из-за погодных условий приходилось в одиночку или малыми группами в два-три самолета. От этого эффективность ударов снижалась.
31 января. Я хорошо запомнил эту дату и этот серенький, промозглый день, который закончился так трагически. Часам к одиннадцати облачность начала немножко подниматься, посветлело. Меня срочно вызвали на КП.
Майор Красюков стоял у стола с большой картой, что-то прикидывал на ней и заметно нервничал.
