Николай Струтинский - Дорогой бессмертия
— Пароль остается прежним. Если обратятся наши люди, помоги, Станислав, — попросили мы на прощанье отзывчивого хозяина.
— Не сомневайтесь, все сделаю.
Втроем мы пересекли большак Киверцы — Колки, по которому часто двигались автомашины с немецкими карателями, и направились к селу Кормы.
Вблизи села Ядзя предложила сделать короткий привал. Жара донимала всех, особенно не окрепшего после болезни Володю Ступина.
— Хорошо бы попить.
— Можно и попить, только придется зайти на хутор.
На пригорке стояло несколько хат. Зашли в крайний двор все вместе. Нас встретила пожилая крестьянка.
— Можно попить водички? — спросили у нее.
— Конечно, прошу! — женщина подала ведро. Мы с наслаждением поочередно утоляли жажду. Ядзя и я были вооружены пистолетами, а Володя Ступин — автоматом.
Возле сарая сидел пожилой мужчина. Увидев автомат, он со всех ног пустился в село — донести о появившихся «подозрительных».
— Окаянный! — возмутилась крестьянка. — В селе много полицейских и немцев. Уходите по добру, пока те не нагрянули.
Каждая минута решала нашу судьбу.
— Вперед, быстрее! — скомандовал Ступин.
Направились к лесу. Впереди бежала Ядзя. Ступин прикрывал отход. Проскочив небольшой перелесок на юго-восток от села, мы очутились возле болота. Что делать? Мешкать было нельзя, фашисты начали погоню, сзади раздались выстрелы. Пули цеплялись за осоку и лозу, со свистом проносились над головами. На пути — торфяные канавы. Первой прыгнула Ядзя. С канавы выбралась без сапог, они застряли в грязи. Даже в такие трагические минуты происшествие с Ядзей рассмешило нас. Вслед за девушкой в канаве очутился я, вытащил потерянные сапоги и на бегу передал их Ядзе. Она с отчаянием призналась:
— Нет больше сил моих…
Густой лес укрыл нас от преследователей. В сумерках мы вышли к селу Рафаловка. Здесь переночевали, а с рассветом снова двинулись в путь.
На вторые сутки подошли к расположению отряда. Однако нигде вокруг не видно было признаков жизни. Как выяснилось потом, отряд накануне перебазировался на новое место.
— Веселая штука, — загрустил предельно уставший Володя Ступин, еще не окрепший после болезни. — По-видимому, немцы засекли отряд, и мы легко можем попасть в их лапы.
На всякий случай решили в условленном месте оставить записку. Ее поместили в разрезе срубленной молодой березы. В записке говорилось: «Находимся у родственников Куряты». Без всякой причины Ступин выстрелил из автомата, хотя знал, что этого делать не следовало. Этим можно было навлечь на себя преследователей. Мы отошли в сторону на пару километров от стоянки и расположились на отдых. После дождя ночь выдалась прохладной, пронизывала лесная сырость. Спали неспокойно, часто подымались, дабы разогреться. Ночь оказалась долгой, еле дождались рассвета. Напрягли слух — шорох…
— Кто-то идет, — шепнула Ядзя. Все взялись за оружие, залегли. Шорох нарастал, и показался… дикий кабан. Друзья громко расхохотались. Смех испугал кабана, он бросился наутек.
— Этот гость не случайный, — делал вывод Ступин. — Обычно после того как уйдет отряд, к месту его прежней стоянки спешат дикие свиньи, волки, лисицы, слетаются вороны. Вот и сейчас забрел кабан…
— Почему же на рассвете, а не ночью? — допытывалась Ядзя.
— Да потому, что ночью мы его напугали автоматной очередью.
Как было условлено, мы направились к родственникам Куряты в Дерманку. Тут в надежном месте решили переждать несколько дней. Но к исходу второго дня сюда явились разведчики из отряда Медведева. Оказывается, в ту ночь автоматную очередь Ступина слышали в отряде. Он был совсем близко. Для выяснения обстоятельств утром отправили разведку, которая и обнаружила записку, оставленную нами в срубленной березе.
— Позовите Куряту! — приказал дежурному заместитель командира отряда подполковник Лукин.
Когда Курята явился, Лукин спросил:
— Какие у вас есть родственники и где они проживают?
— Кроме как в Рудне-Бобровской, родственников больше нет.
— А поближе, припомните, может, еще где-нибудь есть? Вот, почитайте. — Лукин передал записку, обнаруженную разведчиками.
Записка сразу устранила недоумение Куряты, он громко воскликнул:
— Володька, жив! Да это же он дает знать о себе!
— Какой Володька?
— Ступин!
— Где он находится?
— В Дерманке! Там у меня есть друзья.
Командование отряда выслало в село группу разведчиков. С ними мы благополучно возвратились в отряд.
…Секретный агент украинской полиции Малаховский не предполагал, что взятые им «на крючок» Ядзя Урбанович и я неожиданно исчезнем. Он не спешил нас арестовывать, хотел проследить, с кем мы связаны. У него не оставалось сомнений в том, что мы состоим в связи с подозрительными для власти людьми. Малаховский выяснил и небезынтересную для его карьеры деталь о наших отношениях с полицейским Григорием Обновленным. Агент стал яснее понимать, почему именно у него нашла приют женщина, как было впоследствии установлено полицией, — посыльная партизанского отряда. Малаховский сделал вывод: Обновленные — соучастники партизан, и с этой новостью поспешил на доклад к шефу. Но тот встретил его весьма неприветливо.
— Вы мальчишка, Малаховский! — крикнул на него Вознюк. — Столько времени тянете нитку с клубочка, а распутать его не можете. Из-под вашего носа ушли большевистские агенты, а вы шатаетесь по улицам без толку.
— Разрешите? — трепетно залепетал Малаховский.
— Не разрешаю! Довольно! Давайте доказательства! Из-за вас господин Рау перестает мне доверять. Слышите? А это значит — я перестану доверять вам. Вас это не волнует?
Когда пыл начальника улегся, Малаховский доложил обо всем, что ему было известно о Григории Обновленном, и при этом ехидно добавил:
— С превеликим удовольствием сообщаю и такую новость. Бывшая домработница Измайловых утверждает, что жена Вячеслава Измаилова, Лина Семеновна и ее мать Ольга Моисеевна Первина, — всего-навсего… иуды. — Только подумать! А? — вопросительно посмотрел Малаховский на Вознюка.
— Ну… — замялся начальник полиции. — Не большой сюрприз для наших коллег. Все же… Ладно. Вы действуйте энергичнее! Идите!
Вознюк бросил все дела и поехал к начальнику отдела гестапо подполковнику Рау. Он не сразу попал к нему на прием. Украинец и здесь должен был ждать, дабы знал, кто хозяин на этой земле. К Рау входили и выходили вышколенные офицеры, а Вознюк все сидел, нервно перебирая пальцами спички в коробке. Наконец и он удостоился чести переступить порог кабинета фашиста.
— Мы сами займемся Измайловыми, — коротко сказал Рау. — А вы наведите порядок в городе. На улицах подпольщики расклеивают листовки, стреляют в наших офицеров, топят людей, преданных великой Германии, а вы успокаиваете — «все в порядке». Нет, если взялись помогать райху, так помогайте. Не на словах, а делами. Вы меня поняли, господин Вознюк? Работаете вы плохо. Очень плохо! Над этим вам стоит призадуматься! Рекомендую!
— Слушаюсь!
— Вы поняли?
— Так точно!
— Идите!
По приказу Рау гестаповцы отправились по указанным адресам.
Василий Обновленный с утра был в бодром настроении. Ему чертовски везло. Открытая им с разрешения немцев пивнушка приносила приличный доход. Теперь он мечтал о солидной фирме или большом ресторане. А почему бы и нет? Ведь он прослыл преданным германской империи человеком. Василий надеялся на сочувствие и поддержку немцев в осуществлении заветного желания.
Резкий стук в дверь прервал приятные размышления Обновленного. «Как нахально стучат!» — возмутился он и подошел к двери.
— Кто там?
— Открывай!
Вошли гестаповцы. Впереди оказался среднего роста капитан. В руках он держал коричневую папку.
— Обновленный Василий? — Убедившись, что перед ним действительно тот, кто его интересует, скомандовал: — Арестовать!
— Меня? За что? — растерянно лепетал Василий.
— Молчать! Оружие есть? Сдать! Обыскать квартиру! Выходи!
— Это явная ошибка, явная ошибка… — завопила жена Василия Клава. — Мы ваши друзья! — старалась она убедить гестаповцев. — Наверное, вам нужен брат Василия — Григорий Обновленный?
Гестаповец грубо оттолкнул Клаву.
— Будьте спокойны, не уйдет и ваш Григорий.
Василия вывели на улицу, втолкнули в черную автомашину. Все, кто стал невольным свидетелем его ареста, видели его испуганные, часто мигавшие глаза и трясущуюся нижнюю губу. Весь его жалкий вид вызывал отвращение. Люди по этому поводу судачили: «Не бей в чужие ворота плетью, не ударили бы в твои дубиной».
С Григорием Обновленным гестаповцы обошлись строже. Ему приказали стать у стенки с поднятыми вверх руками, а в это время в квартире производился тщательный обыск.
