Ракипов - По следам героев
— Иванов, за мной!
Гаяз ломился сквозь кусты, как разъярённый лось. Вот и первое орудие. Один из фрицев у ящиков со снарядами, завизжав, схватился за свой автомат, но его перерезал очередью Карпов, который подоспел со своим отделением на помощь командиру. Молоденький немецкий офицер с по-детски испуганным лицом бросил оружие. За ним с явным облегчением последовали солдаты.
Расчёт второго орудия, оказавший сопротивление, забросали гранатами. Остальные подняли руки. Измождённые, в каких-то невероятных одеяниях, немцы производили жалкое впечатление. Они старались не смотреть в глаза советским воинам.
— Взвод, сдающихся в плен не уничтожать!
Едва прозвучали эти слова, из блиндажа, расположенного в кустах, где маскировалась батарея, с поднятыми руками один за другим вышли два офицера и девять солдат. Они словно только ждали этого приказа. «Не убивайт, не убивайт!» — умолял шедший впереди офицер.
— Шнель, шнель! — Гаяз рукой показал, куда им следует идти.
Неожиданно ударил крупнокалиберный пулемёт. Очередь сразила нескольких пленных, остальные попадали в снег.
— По своим стреляет, сволочь! — ругнулся Карпов.
Откуда тут быть пулемёту? Все амбразуры смотрят в другую сторону — туда, откуда наступает рота. Ага, вон он как приспособился. Выбил крохотное оконце блиндажа и строчит… Надо уничтожить! Только как подобраться? Нужно сказать ребятам, чтобы отвлекали пулемётчика на себя, и ползти, другого выхода нет. А там — гранатой…
Гаяз пополз к блиндажу. Пулемётчик заметил и дал по нему очередь. Мимо! Гаяз перевалился в воронку от снаряда. Сейчас кто кого… Гаяз видит лишь одно — изрыгающее огонь дуло фашистского пулемёта. Ему предстоит преодолеть самый опасный участок, где нет ни воронок, ни вообще каких-нибудь рытвин. Дождавшись, когда пулемёт замолчал, Гаяз рывком выскочил из воронки и бросился вперёд. Он даже не успел расслышать треска очереди — свалился от сильнейшего удара в плечо. Зацепил-таки, гад! По правой руке и спине потекли горячие струйки. Пулемёт молчит. Видимо, в блиндаже решили, что с ним покончено. Врёшь, его не так легко взять! Однако почему так тяжелы ноги, их не сдвинуть. Неужели перебиты? Дело дрянь, у него всего одна граната, и он почти неподвижен… Так, значит, это всё? Нет, только вперёд и вперёд. «Граната это не пустяк», — кажется, так поётся в какой-то довоенной песне. У него ещё цела левая рука, он сможет швырнуть гранату в дверь…
Гаяз рывками проталкивал своё непослушное тело к блиндажу, оставляя на снегу красный след. Он почти находился в мёртвой зоне, где пулемёт не смог бы достать его, как пуля обожгла левую руку. Теперь он не сможет даже бросить свою единственную гранату. Но у него ещё действуют пальцы. Стало быть… надо подобраться к самой двери… Вот так… Теперь он плевал на пулемёт, он ему не страшен. В глазах плавают круги, они красные, синие, зелёные… В ушах шумит, как будто он лежит на берегу быстрого потока.
— Фашист, сдавайся! Хенде хох!..[9]
Гаяз протолкнул бы в щель гранату, однако дверь не открывалась. Гаяз чувствовал, что слабеет с каждой минутой: слишком много крови он потерял. Что же, так и не удастся заткнуть глотку этому ненавистному пулемёту? Он уже уложил, наверное, немало наших бойцов.
Лейтенант приподнял голову. Пулемёт теперь бил в амбразуру, по атакующей роте. Давай, Гаяз, собери последние силы. Голова кружится, в глазах меркнет свет… Жарко. Не хватает воздуха дышать… Да, да, конечно, сейчас сенокос, дни стоят жаркие, душные… Вон как славно стрекочет косилка… Где-то в кустах звонко смеются девчата… Среди них и его зазноба… Ох, голова трещит. Приложила бы она ко лбу свою ладошку, напоила холодным айраном.[10] Что же она уходит? Зачем бросает Гаяза одного?.. Чу! Кажется, гремит, собирается гроза?..
Рамаев очнулся от забытья, открыл глаза, прислушался. Нет, это не гром. Это грохочут танки. Вон они обходят выставленные против них металлические ежи, за ними бежит пехота. Это их полк.
А проклятый пулемёт бьёт но атакующим, пытается отсечь пехоту от танков.
Гаяз вполз на крышу блиндажа. Фашистский пулемёт тарахтел теперь под ним. Как же заглушить его? В двери есть окошечко, и можно метнуть туда гранату! Но у Гаяза не действуют руки. Стой, а что это такое торчит? Труба, дымовая труба!.. Гаяз, зажав гранату в окровавленных ладонях, зубами сорвал чеку и, приподнявшись на локтях, бережно, обеими руками опустил её в широкую горловину трубы. Откатиться в сторону сил не осталось… Горячая воздушная волна подхватила израненное, обескровленное тело героя, и для него навеки померк свет…
В тот же день войска Донского фронта соединились на Мамаевом кургане с частями прославленной 62-й армии. Невозможно описать сцену встречи. Когда в той стороне, откуда на протяжении долгих дней и ночей ползли бронированные чудовища, били орудия и миномёты врага, послышалось ликующее «ур-ра», казалось и само скупое зимнее солнце засияло ярче. Бойцы целовались, обнимались, палили в небо из автоматов и винтовок. Да и как могло быть иначе! Эта встреча означала конец величайшей из битв, которые знало человечество. Она означала победу! Сталинград выстоял! Врагу теперь не оставалось ничего иного, как сложить оружие. И Паулюс, недавно получивший звание фельдмаршала, вместе со своими генералами и офицерами штаба вышел из подвалов универмага, где находился его командный пункт.
Советские воины начали, собирать останки героев, отдавших жизни ради этой великой победы, чтобы схоронить их в братской могиле.
Командир роты старший лейтенант Ценин уже осмотрел многих павших бойцов. Тела лейтенанта Гаяза Рамаева среди них не было.
Ценин с сопровождавшими его бойцами приблизился к блиндажу, где в последний раз видели лейтенанта. В развороченном взрывом чреве блиндажа («Одна граната не могла натворить такое, — подумал Ценин, — вероятно, сдетонировали боеприпасы») они увидели восемь трупов в немецкой форме. Девятый труп был обнаружен далеко в стороне. Он был неузнаваем. Его завернули в плащ-палатку и положили на бруствер траншеи. Кто это мог быть? Действительно ли это отважный парень Гаяз Рамаев, своей смертью победивший врага?
Ценин в разодранном в клочья тряпьё нащупал кусочек металла. Это был орден Красной Звезды — орден, вручённый лейтенанту Гаязу Рамаеву.
Тело героя с почестями похоронили в братской могиле на Мамаевом кургане. Пока копали могилу, старший лейтенант Ценин, положив на колено планшет, писал донесение командиру полка. В нём Ценин сообщал о подвиге лейтенанта Гаяза Рамаева и писал, что он достоин быть представленным к присвоению звания Героя Советского Союза.
Сокол не боится неба
Командир полка подполковник Нестеренко вышел из блиндажа и не спеша направился наверх. «Верх» на языке лётчиков означало «аэродром». Он располагался на небольшой возвышенности, со всех сторон окружённой лесом. Отсюда и пошло — «верх». Аэродром был оборудован в спешном порядке, когда развернулись наступательные операции на Киевском направлении. Место оказалось удачным. С тех пор, как перебазировались сюда, дела — тьфу-тьфу через левое плечо — шли неплохо. Задания командования выполнялись точно, потерь не было.
«Так было до сегодняшнего дня», — вздохнул подполковник. — А сегодня они, кажется, не дождутся Фатхуллина, и он, командир, не пожмёт ему руку, поздравляя с успешным выполнением задания и благополучным возвращением домой. Вместо этого придётся обнажить головы, а потом писать письмо старушке-матери: «Ваш сын… геройски погиб в боях за свободу и независимость нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков». Эх, Анвар, Анвар! Славным ты был лётчиком!
На память пришло прошлое… Молодой лейтенант Фатхуллин прибыл в полк в январе сорок третьего. Симпатичный смуглолицый парень приглянулся подполковнику с первой встречи. Спокойный, несмотря на свои двадцать два года, очень рассудительный. На вопросы всегда отвечал обдуманно, взвешивая каждое слово. Прежде всего это шло от его крепких знаний, которые он получил в училище. Как оказалось, он и самолёт знал хорошо, и летал уверенно, грамотно.
Спустя некоторое время Фатхуллина назначили заместителем командира эскадрильи. Надо было послать кого-нибудь в разведку — посылали его экипаж. Двадцать три раза участвовал он в групповых воздушных боях и неизменно приводил своих ведомых домой. Это ему обязаны своим лётным и боевым мастерством такие молодые лётчики, как Фёдоров, Ковальчук и другие. Да и на счету самого Фатхуллина немало сбитых самолётов — шесть «юнкерсов», один «мессершмитт», один «фокке-вульф». А сколько уничтожено живой силы, наземной техники! По делам и награды — ордена Красного Знамени, Отечественной войны первой и второй степеней, Красной Звезды, тринадцать благодарностей Верховного Главнокомандующего…
