Григорий Покровский - Развал

— Так чем же Соснин со своим демократическим окружением лучше коммунистов? — думал Бурцев. Чем же правые лучше левых? А ничем. Пожалуй, и разница между ними только в том, что одни душили людей в ГУЛАГе и в психушках, а при этих отстреливают людей прямо на улице, взрывают в домах, на рынках, в электричках. Да множество банд, разгуливает в городах, и на дорогах, зачастую руководимые депутатами и мэрами.

Воинское звание полковник Бурцеву присвоили почти перед самым выводом полка. Торжеств особых решил не устраивать, а отметить в немецком баре. Пригласил только своих заместителей. Гаштет выбрали маленький, уютный. Он стоял на краю деревни, почти в лесу. Рядом живописное озеро и впадающая в него речушка с плотиной и старинной мельницей. Вдоль берега озера стояли вековые сосны. Между ними петляла неширокая пешеходная дорожка со скамейками по бокам. Сам гаштет размещался в старом особняке, что придавало ему особый уют. Пока зампотылу Эрик Айдман разговаривал с хозяином бара, Бурцев с замами разместились на скамейке и любовались природой.

— А всё таки хорошо, что имеем человека, говорящего на немецком, — сказал Черняк. Айдман был немец из Поволжья, в полк приехал совсем недавно.

— Молодец он — сказал Бурцев — и года ещё нет, как он сменил Сергей Сергеевича, а быстро врос в коллектив. Порядок в тылу навёл, не в обиду сказано старому. Сергей Сергеевича надо было постоянно толкать, а этот всё сам без толкача работает. В столовой загляденье, порядок, чистота. Казалось бы, те же люди, те же повара, а всё по-другому.

— Да, — сказал Черняк, — немцы умеют. Вот поглядите, — Черняк указал рукой на деревню, — всего каких-то тридцать домов, а как всё устроено, позавидуешь. Дома кирпичные, заборчики маленькие, ровненькие, возле домов клумбы с цветами. Улица мощёная, тротуар. Возле озера аллея. Вроде бы не деревня, а маленький городок. У нас не во всяком районном центре такое есть. А если есть, то только на улице, где живёт районное начальство. А в деревнях покосившиеся заборы, да наспех сколоченные туалеты; посреди улицы колея в метр и туда жители мусор валят. А тут гляди, бачки для мусора возле каждого дома, фонари горят, и никто их не бьёт. Будка телефонная стоит: в ней свет горит, и телефонный справочник лежит на полочке, карандашик весит на ниточке. И никто их не крадёт. Маленькая деревушка, но есть пивбар, магазин. Зачем этому немчику в город ехать. Он тут дышит свежим воздухом и живёт в таких же условиях, как горожанин. А у наших деревнях не то, чтобы гаштет, магазин не всегда есть.

— Автолавка хлеб привозит, — подхватил зампотех, — по селу едет и сигналит, как баранам.

— Ну, ты хватил, как баранам, — возмутился помощник по воспитательной работе.

— А чего ты? — парировал зампотех, — что ты думаешь, я не прав? Я в Казахстане служил и наблюдал такую картину. Казах овец на мотоцикле пасёт, а когда на водопой зовёт, сигналит. Овцы сигнал выучили. Понимают, что в это время включается насос, и будет подаваться вода в корыта. Бегут на сигнал, как в цирке. Когда приехал к родителям в отпуск, увидел подобную картину. Приезжает автолавка, сигналит, и все люди бегут к ней, как те бараны на водопой. Видишь, как твои коммуняки рефлекс выработали у народа.

— Почему они мои, они и твои.

— Твои, твои, — замахал рукой зампотех, — я учился гайки крутить, а ты коммунистической дурью людям мозги вправлять. Я спрашивал деда, почему магазин закрыли? Дед отвечает — власти говорят, что никакой пользы от него нет. До революции в деревне и корчма, и купец с лавкой — была польза, а у этих нет! Вот и вся твоя коммунистическая наука налицо. Тут на тридцать домов магазин и бар — рентабельно, а у нас почему-то нерентабельно.

Наконец появился зампотылу.

— Василий Петрович, немец накрыл в маленьком зале, можно заходить.

— Хороший зал, я там пиво пил, — сказал Черняк.

Зашли в гаштет. В большом зале сидело человек десять немцев.

— Гляди, комиссар, — съязвил зампотех, — фуфаек и сапог в навозе нет, и самогонку не хлещут. А ты на политзанятиях солдатам вдалбливаешь, что они родились в самой лучшей стране мира. Как говорил вождь — «бытиё определяет сознание». Чего же не следуем заповедям вождя и не делаем бытиё подобающим?

— Потому и не делали, что такие, как ты работники на местах, — ответил помощник по воспитательной работе.

— А-а-а, врага народа ищешь?

— Ну, хватит, спорщики, вы ещё подеритесь тут, прямо при немчиках, — заворчал Черняк.

Возле входа висел гонг. Заместитель командира полка Туркин взял молоток и со всей силы ударил по гонгу. С гиками и радостью все сидящие в зале поднялись и зааплодировали. Туркину понравилось, он ударил ещё раз. Публика еще больше загудела. Туркин решил и третий раз исполнить на бис, но Черняк перехватил его руку.

— Ты чего стучишь, хрен моржовый? Знаешь, что ты им настучал? Два раза угощаешь всех немчиков за свой счёт. Какой ты, Туркин, блин. Турок ты, мать твою. Официант быстро разносил по столам дупельки водки.

Офицеры зашли в маленький зал.

— Командир, разрешите, я ему руки свяжу, — продолжал ворчать Черняк. — Чего скривился? Денег ещё не получал? Хочешь сказать, что всего месяц, как в Германию прибыл? Дам под проценты, только в двойном размере будешь с получки возвращать. Черняк был среди замов самый старожил в Германии и поэтому вёл себя с новичками как солдат «старик» с молодыми.

Бурцев поглядел на него и усмехнулся.

— Неуставнуху творишь, товарищ начальник штаба?

— Причем тут это, Василий Петрович. Пусть ведёт себя как офицер, а не как дикарь. На Родине и то, офицеру надо вести себя как подобает, а в чужой стране тем более.

— Не ссорьтесь, я сегодня виновник торжества, — сказал Бурцев, — я и угощаю.

Туркин повеселел. Забежал хозяин бара.

— Публика желает знать, по какому поводу угощения, — Эрик перевёл.

— Турок тут есть у нас один, — сказал Черняк.

— Was? — спросил немец.

— Эрик Карлович, переведите, — сказал Бурцев. — Угощения по поводу присвоения воинского звания полковник.

Хозяин вышел и объявил гостям. Из большого зала доносились выкрики мужчин и женщин.

— Эрик Карлович, что они кричат? — спросил Бурцев.

— Желают успехов господину полковнику, — перевёл Айдман.

Домой возвращались поздно, «УАЗ», проскочив заснувшую немецкую деревню, выскочил на шоссе и помчался в сторону полка. Усевшись на заднем сидении впятером, замы сидели, чуть шевеля руками. Вначале они посетовали друг другу о величине наевшего пуза, потом утряслись и начали травить анекдоты. Бурцев ехал молча. Получив очередное звание, он не ощущал прилива той радости, которая была всегда, когда он получал предыдущие. Вспоминал, когда после училища получил лейтенанта, он то и дело косил взглядом на погоны. Как всякий мальчишка радовался успехам. А сейчас, эти три большие звезды не приносили ему никакой радости. Скорее они ему напоминали, что вот и венец. Вот и всё, чего сумел достичь в этой жизни. Какой-то перспективы, той канвы, по которой он мог громоздить свои планы в развалившейся армии, он не видел. Развал проходил так стремительно, и так коверкал судьбы людей, что ожидать чего-то хорошего было бессмысленно. Оставалось одно — встать на дорогу судьбы, опустив руки и ждать, куда выведет её колея.

Утром Василий проснулся от звонка телефона. Взглянул на часы — было десять утра.

— Чёрт меня побери, вчера набрался и на работу проспал. Тьфу ты, чего это я, сегодня же воскресенье. И кому же там понадобилось нос подтереть, что спозаранку в воскресенье звонит. Звонил дежурный и стал докладывать о состоянии дел в полку

— Товарищ полковник, — в конце своего доклада сказал он, — к вам немцы приехали.

— Сколько их?

— Двое, возле штаба стоят.

— Скажи, что через полчаса подойду.

По пути зашёл в офицерскую столовую.

— Я уже думала, вы и не придёте завтракать, — выходя ему навстречу сказала рыжеволосая завстоловой.

— Валентина Ивановна, а вы чего на работе? В воскресенье надо быть с мужем и с детишками, — Бурцев расплылся в улыбке, блеснув ровными белыми зубами.

— Пришла вас поздравить с очередным званием, а вы завтракать не идёте. Видать, вчера переусердствовали. Она звонко рассмеялась.

— Спасибо за поздравление. Я завтракать не буду. У меня к вам будет просьба. Ко мне немцы приехали, и при том неожиданно, что у них это редко бывает. Наверное, поздравлять будут. Ну, да деваться некуда, надо бы стол накрыть.

— А сколько их?

— Двое.

— На троих не годится, Василий Петрович, как-то нехорошо звучит, — опять засмеялась завстоловой, — ещё не так повара поймут.

— Зато по-русски, — улыбаясь, ответил Бурцев.

— Я велю на пятерых, может еще, кто заявится, — сказала она.

Возле штаба стояли два пожилых немца. В одном из них Бурцев издалека узнал Вольфгана. Немец шёл ему навстречу, широко расставив руки. Они обнялись, Вольфган похлопал Бурцева по спине.