Леонид Ленч - Из рода Караевых

— К хозяйке за тарелками.

— На газетке можно, по-походному. Два стаканчика найдутся?

— Найдутся. Я все-таки принесу приборы, Андрей Трофимович.

— Несите, раз уж так приспичило!

Закусывать превосходное десертное вино многолетней выдержки таранью было, в сущности, преступлением, тем не менее гость и хозяин покончили с едко пахучими рыбинами быстро и с яростным наслаждением.

Прохоров налил еще вина в опустевшие стаканы, но пить не стал, а приступил к делу, ради которого пришел:

— Как новая жизнь идет, Сергей Петрович?

— В батальоне как будто довольны моей службой. У меня тоже нет претензий.

Прохоров взял свой стакан. Отпив немного, поставил на стол.

— Решение ваше, Сергей Петрович, остаться на родине, не уходить за границу — правильное, я его одобряю. Но хочу дать вам один совет — уезжайте из Крыма, я вам помогу.

Помолчав, Сергей Петрович сказал:

— Позвольте узнать, Андрей Трофимович, мотивы этого вашего совета.

Прохоров помедлил с ответом, потом сказал:

— Не уедете вовремя, особый отдел вас все равно заберет. И я тогда ничего уже сделать для вас не смогу. Уж больно пышный хвост за вами тянется: первопоходник-корниловец с боевыми наградами. Шутка сказать! Нет у них доверия к таким, как вы!

Караев молчал.

— Особистов тоже можно понять! — продолжал как бы с самим собой спорить Прохоров, — служба у них такая. По их рассуждению, любой царский офицер — в душе контра и гад подколодный. И тем более служивший у белых. В трудные времена живем, Сергей Петрович, вопрос больно круто поставлен: или нас под корень, или мы… Одним словом, лес рубят — щепки летят! — Сделал еще глоток вина из стакана. — Но ведь так можно весь лес на щепки перевести, если глубже вникнуть! Эх, Сергей Петрович, Сергей Петрович, и какого дьявола вас к белякам понесло? За папашины имения, что ли, пошли сражаться? Так ведь у вас ни папаши, ни имениев, это нам хорошо известно. Мы, солдаты, на фронте все про вас, про своих офицеров, знали, кто чем дышит! Вот вы, полковник Закладов, еще кое-кто — настоящие были командиры, жалели солдата. Солдат, он ведь не серая скотинка, одна похрабрее, посмекалистей, другая тупее и трусоватей, а человек — такой же, как и господин офицер при золотых погонах. Были среди вас и шкуродеры и мордобойцы. Или такие, как штабс-капитан Окунев. Он нас, солдат, даже скотиной не считал, а так… дровишками. Подбрасывай их в огонь, чтобы жарче горело, этого добра у нас хватит, чего там их жалеть. Вот его и я бы не пожалел, кабы встретил… в чистом поле под ракитой… А вы — другое дело. Я знал, кого выручал, когда турок ваше благородие чуть было не надел на штык, как жучка на иголку. А вы про меня что знали? Ничего!

— Знал вас как исполнительного и храброго солдата!

— А что этот солдат уже тогда был большевиком — не знали. И уж не такой я был замечательный конспиратор, а просто на разных полочках жизни мы с вами стояли, не было между нами душевной связи. И не могло быть!.. Ну ладно, давайте, как говорится, ближе к делу. Куда вы могли бы из Крыма податься, Сергей Петрович?

— Пожалуй, в Екатеринодар, там у меня родственники.

— Екатеринодар приказал долго жить, он теперь Краснодар… Нежелательно бы туда, Кубань тоже ведь бывшая белая земля. Хотя постойте… У меня там друг работает в военном комиссариате, я ему напишу про вас. Ладно, Сергей Петрович, поезжайте в Краснодар, я вам это дело устрою, получите документы, какие полагаются. И не тяните с отъездом. Соберетесь — дайте мне знать, адрес свой я вам оставлю. — Взглянул на наручные часы. — Ого, мне пора. Ну, посошок на дорогу.

Оба разом встали, подняли стаканы.

— Давай, Сергей Петрович, выпьем с тобой за Красную Армию. И за то, чтобы она стала для тебя не злой мачехой, а доброй приемной маткой. Ну, давай… крестник!

Чокнулись со звоном и выпили.

Прохоров выполнил свое обещание. Сергей Петрович получил все необходимые для выезда из Крыма документы и направление в краснодарский военный комиссариат, который должен был решить его дальнейшую армейскую судьбу. Письмо краснодарскому своему другу Прохоров заранее послал почтой.

Нашелся дедок-извозчик, согласившийся отвезти Сергея Петровича в Керчь, а там — вот она и Кубань, за проливом! Дедок, бровастый, сгорбившийся почти в дугу, долго торговался, заламывая совершенно дикую цену, но когда Сергей Петрович посулил ему за поездку кроме денег еще ношеные бриджи из старорежимной офицерской диагонали и сапоги с прохудившимися подметками, дрогнул и уступил.

Лошаденка у него оказалась таким же двусмысленным созданием, как и ее хозяин. Посмотреть — кляча клячей, «уши врозь, дугою ноги и как будто стоя спит», а с места сразу пошла такой игривой рысцой, так энергично крутила поредевшим хвостом, что и любой пятилетке впору. Тем не менее привалы делали часто, чтобы, как сказал дедок, «она, тварь, не окочурилась бы от своего ехидного усердия раньше времени, не приведи господи».

Дедок был неразговорчивым. Сергей Петрович думал о своем и тоже молчал. Миновали крутой поворот дороги. Благоухающая зеленая тишина была разлита вокруг, нежно синело небо. И вдруг на дороге возник человек с винтовкой — вышел, видимо, из кустарников, ее окаймлявших. Не целясь, выстрелил в воздух. Пуля жикнула над головами седока и извозчика, кобыленка, визгливо заржав, заплясала в оглоблях, дедок, завалившись на спинку сиденья, тянул вожжи, матерясь и призывая на помощь святых угодников.

Человек, держа винтовку на изготовку, не спеша пошел к шарабану. Молодое загорелое лицо, заросшее клочковатой дикой бородой. В коричневом вылинявшем офицерском френче, в темно-синих галифе — сплошная рванина, в пудовых английских солдатских башмаках, без обмоток на тонких ногах. А на плечах черные с белой полоской и тремя звездочками погоны поручика. Приблизился, остановился. Так же неспешно, понимая уже, что седок в красноармейской форме без оружия, навел на него винтовку, приказал:

— Слезайте! Извозчик, можешь остаться в шарабане!

Сергей Петрович выполнил приказ.

— Руки вверх!

«Неужели «нечет»?!» — подумал Сергей Петрович. Отвратительный холодок пробежал по его спине.

— Идите вперед!

— Глупо это все! — хрипло сказал Караев, подняв руки, но не двигаясь с места.

— Что глупо? — удивился оборванец в погонах.

— Я — бывший корниловец, вы — бывший марковец. И вы меня собираетесь прикончить… Глупо!

Оборванец в погонах осмотрел внимательно Сергея Петровича с головы до ног.

— Чем вы можете доказать, что вы бывший корниловец?

— Только честным офицерским словом.

Оборванец подумал, опустил винтовку.

— Я поручик третьего марковского полка Доброво Павел Дмитриевич.

— Капитан Караев Сергей Петрович.

— Почему вы здесь и в этой форме?

— А почему вы здесь?

— Я и еще несколько наших офицеров — мы ушли в горы, когда еще Слащев распоряжался в Крыму. Надоела генеральская грызня. Все надоело! Реки крови пролиты. Сколько одних офицерских жизней загублено! А к чему? Итог какой? Я бы этих наших «вождей», генералов и генеральчиков, всех до одного в сортир головой!..

— У вас что здесь, отряд?

— Какой там отряд! Шесть человек: два юнкера и четыре поручика. Пятый, Дубинин Валя, вернулся в полк. Наши первопоходники его сначала скрывали. Потом пошли к Кутепову, он сказал: «Я его не трону, если вы просите, но за действия контрразведки не отвечаю». И, конечно, слащевская контрразведка дозналась. И они его повесили. Он висел в марковской форме! Никогда им Вальку Дубинина не прощу, никогда! Курить есть у вас, капитан?

Сергей Петрович достал портсигар.

— Берите все!

Доброво опустошил портсигар, бережно распределил папиросы по нагрудным карманам драного френча. Закурил, затягиваясь с жадным наслаждением. Потом спросил:

— Как там они… с нашим братом, кто не ушел с Врангелем? Всех — к стенке?

— Как видите — не всех.

Доброво бросил на дорогу недокуренную папиросу.

— Я не знаю, капитан, почему вы пошли к ним служить, дело ваше. Но я бы лично… не пошел! Даже ценой жизни!

— Предпочитаете сражаться с красными до победного конца… во главе армии из четырех поручиков и двух юнкеров…

— А, какие там сражения!

— Чем же вы занимаетесь тут?

— Разбойничаем помаленьку, капитан. Помните песню такую: «Было двенадцать разбойников, был атаман Кудеяр…» А нас даже не двенадцать, а всего шесть!

— И долго собираетесь так разбойничать?

— Может быть, удастся пробиться к берегу, добыть любыми средствами какую-нибудь шаланду и уйти в море. А там… авось турецкие рыбаки подберут! Другого выхода у нас нет. Сдадимся — нас тут же на месте… Так у нас хоть один шанс из ста остается.