Семён Борзунов - С пером и автоматом
Вот гитлеровцы уже в ста метрах. Пули роем проносятся над головой. Мины и снаряды с треском и грохотом рвутся вокруг.
— Еще немножко, — шепчет Чапичев на ухо Солодову.
Над самым окопом разорвалась мина.
— Можно?! — не спросил, а выкрикнул пулеметчик, с тревогой и мольбой в голосе протянул: — Товарищ майор, уже полсотни метров осталось. Не успеем ведь…
— Другие помогут, — стряхивая с гимнастерки землю, которой обсыпало его после взрыва, как можно спокойнее ответил Чапичев. — Сигнал подаем мы, наш пулемет — в первом ряду. — И вдруг взмахнул: — Слева направо, давай!
Пулемет хлестнул густой беспощадной очередью. И тотчас же отозвались пулеметы справа и слева. Воинственный рев гитлеровцев быстро перешел в истерический крик. Волна атакующих сначала как бы застыла на месте, а потом отхлынула назад.
Солодов повернул к Чапичеву свое возбужденное лицо и радостно воскликнул:
— Здорово мы их, товарищ майор!
— Ну конечно же! Они ведь привыкли брать нахрапом. А мы их выдержкой. Наши солдаты научились воевать, — будто не зная, что имеет дело с новичком, говорил Чапичев. — И у вас здорово получалось…
В окоп спрыгнул командир взвода Пронин.
— Молодцы, ребята, — подбодрил он.
— А я ведь только сегодня понял, что за пулеметом, как на рыбалке, надо угадать время, когда подсекать, — признался Солодов комиссару. — На рыбалке там ведь как: чуть раньше времени подсечешь, пропало все — рыба уйдет. Опоздаешь — тоже худо.
— Ну сегодня ты подсек в самый раз, — похвалил Чапичев.
— Лиха беда — начало. Теперь уж я всем нутром буду чувствовать расстояние между мной и врагом.
Якову очень понравилось это выражение «нутром чувствовать расстояние». И он тут же записал его себе в блокнот.
— Представьте их к награде, — посоветовал Чапичев командиру взвода. — Солодов — настоящий солдат. Смелый, выдержанный.
Чапичев говорил не совсем то, что было на самом деле, но верил: Солодов будет именно таким, и старался внушить юноше веру в самого себя.
Услышав похвалу в адрес пулеметчика, командир взвода тут же приказал Солодову принять командование отделением.
— Есть принять командование отделением! — с мальчишеским задором ответил Солодов.
В это время притихшие было гитлеровцы открыли по окопам огонь из ручного пулемета, стоявшего за углом каменного дома.
— Савченко, Кандауров, подавите немецкий пулемет! — громко и уверенно приказал новый командир отделения. — По зарослям жасмина подползите к дому и забросайте гранатами…
Командир взвода ушел к другому расчету, уверенный, что здесь теперь все будет в порядке. Чапичев же не мог уйти, как не мог бы уйти акушер от родившегося на свет человека. А здесь еще важнее — произошло второе рождение.
На фронте Чапичева не переставала волновать проблема преобразования человека. Особенно привлекали его люди, которых другие считали несмелыми. В глубине души он верил, что для каждого человека есть свой неповторимый момент, когда он вдруг раскрывается во всем богатстве своих душевных качеств. Командир обязан угадать этот момент, приблизить его. И Яков остался о пулеметчиками до конца дня.
— Смотрите! — приподнявшись над бруствером, восторженно воскликнул Доронин. — Ребята уже там!
Возле дома, из-за угла которого строчил немецкий пулемет, Чапичев и Солодов увидели посланных туда бойцов. Савченко, парень могучего телосложения, стоял у самого угла, плотно прижавшись к стене. Второй присел за ним на корточки.
— Гранаты! Бросайте гранаты! — негодовал командир отделения.
— Забыли, шляпы! — огорченно махнул рукой Доронин.
Чапичев молчал. Ему показалось, что притаившиеся солдаты задумали что-то свое и о гранатах совсем не беспокоятся.
А дуло немецкого пулемета почти беспрерывно изрыгало смертоносное пламя, судорожно подрагивало, медленно поворачиваясь то вправо, то влево. Когда пулемет на какое-то мгновение умолкал, Савченко и Кандауров, плотно прижимаясь к каменной стене дома, замирали. Но как только он начинал снова строчить, солдаты продвигались еще на несколько сантиметров. Наконец, когда Савченко мог вытянутой рукой достать до угла, он вдруг снял свой автомат и отдал Кандаурову. Потом из кармана вынул гранату и тоже передал другу.
— Да что он разоружается-то? — с тревогой воскликнул командир отделения, обращаясь к майору, словно был убежден, что тот хорошо знаком с замыслом разведчика.
Чапичев, к сожалению, не знал, что задумал Савченко, но догадывался: тот готовится к какому-то необычайному поступку.
Савченко тем временем отдал и вторую гранату напарнику, который сидел наготове с взведенным автоматом в руках. Когда наконец Савченко снял с себя пилотку, тут уж и спокойный Доронин не выдержал:
— Ошалел! Зачем раздевается-то?
Но Савченко раздеваться не собирался. Сняв пилотку, он сунул правую руку в нее, как в рукавицу, и мгновенно, словно кошка, рванулся вперед, схватил правой рукой раскаленное дуло пулемета и что было силы дернул его к себе. За окном только мелькнули руки в зеленом мундире, не сумевшие удержать свое оружие.
Теперь вражеский пулемет был в руках Савченко. А за угол в тот же миг полетела граната, брошенная Кандауровым. Раздался взрыв. Еще не осела пыль, как Кандауров влетел туда, где находилось пулеметное гнездо врага, и выпустил длинную очередь из автомата. Савченко устремился за ним. Расположившись за кучей кирпича, он открыл стрельбу из трофейного пулемета.
— Вот черти! Молодцы! — воскликнул Солодов и вытер со лба пот. — Где же командир? Теперь бы всему взводу туда.
И словно ему в ответ раздался крик:
— Санитар! Санитар, комвзвода ранило!
Солодов вскочил во весь рост, ошарашенный этим нелепым в такую решительную минуту сообщением. Лицо его побледнело. Поняв, что надо спасать положение, он неожиданно даже для самого себя закричал во весь голос:
— Взво-од! Слушай мою команду!
От этого окрика даже у Чапичева все внутри напряглось, а руки потянулись к автомату. Это был голос командира.
— За мной, вперед! — выскочив из окопа, кричал Солодов.
Всюду послышалось дружное солдатское «ура!».
Подхлестнутый этой командой и общим порывом, Чапичев тоже побежал вместе со всеми.
За углом дома взвод по команде Солодова быстро рассредоточился между грудами кирпича, видимо, приготовленного самими немцами для защиты пулеметного гнезда.
Савченко и Кандауров лежали за пулеметом в нескольких метрах от угла дома и били по убегавшим гитлеровцам.
Благодаря дружным действиям всего взвода фашистов выбили из дома, и никому из них не удалось спастись.
И снова послышалось мощное «ура!».
Взвод Солодова ворвался во второй дом, затем в третий.
За взводом пошла рота. Потом весь батальон, полк…
Впереди время от времени Чапичев слышал звонкий голос Солодова.
И Якову захотелось написать о нем в газету. Он решил найти укромное местечко и спокойно восстановить все в памяти.
Главное — не растеряться
Первый немецкий город был взят с тяжелыми боями. Кое-где по временам еще слышалась стрельба: спрятавшиеся по закоулкам отдельные гитлеровцы продолжали сопротивляться.
Чапичев не обращал на это никакого внимания и занимался своим делом. Сидя на груде кирпича разрушенного дома, он писал очерк. «Главное — не растеряться» — так назвал он его. В скобках наметил другое название. Письменным столом служила ему до черноты отполированная за годы войны ложа неразлучного ППШ.
Писалось легко и быстро, потому что все было им видено лично, пережито и перечувствовано. Выдумывать ничего не приходилось. Очерк, по замыслу автора, должен быть кратким и стремительным, как только что отгремевший бой.
День был на исходе. Солнце скрылось за горбатой крышей серого дома. Кругом пахло гарью и кирпичной пылью.
Не отрывая руки от бумаги, Яков инстинктивно глянул вперед. И вовремя! По разваленной наполовину стене к нему бесшумно подбирался немец, держа автомат наготове. Видимо, он не хотел стрелять, чтоб не привлекать к себе внимания. Но действовал с совершенно определенной целью: взять русского офицера живым. Однако, как только Чапичев его заметил, немец вскинул автомат:
— Хенде хох!
Понимая, что гитлеровцу не выгодно стрелять, Яков как можно спокойнее ответил по-немецки, что он журналист и с ним можно обо всем договориться.
— О-о, шпрехен зи дойч?
— Яволь! — с готовностью ответил Чапичев и в то же время, заметив, что немец убрал палец со спускового крючка, подложил правую руку под блокнот, словно хотел его спрятать, и, не поворачиваясь, дал очередь. Гитлеровец свалился со стены, выронив оружие.
Чапичев встал, осмотрелся и сам себе вслух сказал:
