Андрей Житков - Жизнь и смерть сержанта Шеломова
— Ну как? — Митя нагнулся над столом и только тогда заметил, что чек ненастоящий: все линии, циферки, завитки были тщательно выведены.
— Здорово!
— Еще бы, я их уже так надувал. Сегодня еще попробую.
Базиль закончил чеки и собрался к забору. Митя увязался за ним. Ему хотелось посмотреть, как пройдет операция. Генка над ним посмеялся и сказал, что бачи раскусят их в два счета.
Они подошли к забору, за которым переливался и дышал город. Базиль свистнул, и тут же возникли две головы:
— Что надо?
— Кишмишовку и пакет «Монтаны».
— Десять чеков давай.
— Есть, есть. Неси сначала. — Базиль показал бумажки.
— Не бойся, деньги давай. Рафик никогда не обманывать.
— Знаю я, как не обманывать. Вчера такой же, как ты, надул. — Базиль покачал головой. — Нет, не дам. Не хочешь нести — не надо, мы в другое место пойдем.
Базиль зашагал от забора.
— Эй, постой, солдат, сейчас несу! — Одна из голов исчезла, а другая осталась караулить Базиля, чтобы чеки «не ушли» к другому продавцу.
Минуты через три прибежал запыхавшийся мальчишка. Он поднял над головой кулечек с водкой и развернул большой, с девицей в джинсах, пакет: «Хорошо?»
Базиль кивнул. Оба подошли к забору и выхватили друг у друга, один — товар, другой — бумажки.
«Линяем!» — шепнул Базиль, и они побежали. Вдогонку полетели камни — один из них угодил Мите в ногу.
Они влезли в кабинет через окно.
— Получилось? — удивился Генка. Он разгладил на столе пакет с девицей. — Потянет вместо «дипломата».
Они занавесили окна кабинета газетами, выложили на стол припасенные Генкой консервы, хлеб и сели справлять отходную.
Базиль выгрыз угол пакета и выдавил его по кружкам.
— Давайте, мужики, чтобы жилось вам хорошо: офицеры не доставали, лычки не отлетали, и служба шла как по маслу.
— За тебя, Базиль, за благополучное возвращение.
После отъезда Базиля Генка стал вести себя очень нахально. Всю работу свалил на Митю, а сам где-то пропадал целыми днями. Замполит часто требовал его к себе, и Мите приходилось отрываться от работы, бегать его искать. В конце концов ему это надоело, и он решил крупно поговорить с Генкой.
Утром, когда тот надел панаму и куда-то намылился, Митя попытался остановить его:
— Я за тебя работать не намерен.
Генка завелся с пол-оборота:
— А я намерен кормить тебя каждый вечер всякими деликатесами? Я что, их просто так достаю, за «спасибо»? Может, ты хочешь жрать парашу в солдатской столовой? Если я тебя кормлю, почему бы и тебе за меня не поработать?
— Я тебя не просил! Сам могу прокормиться, без твоих деликатесов.
— Кормись, кормись. Больше ни шиша у меня не получишь. А пахать здесь, как последний чижик, я не буду!
— А кто ты, не чижик, что ли?
— А ты? Сам ты чижик! Барабанишь с утра до вечера, спины не разгибаешь. Да я, если бы прослужил год, давно бы с такой службы слинял.
— Ты прослужи сначала!
— А ты что против меня имеешь? — Генка толкнул Митю плечом. Они, наклонясь друг к другу, глядя в глаза, закружились между столами. Первым набросился Генка. Он обхватил Митю вокруг шеи, но Митя выскользнул и, обняв Генку, чтобы он не давал воли кулакам, стал пригибать его к полу.
Нагруженный бумагами стол пополз в сторону от их возни, открывая под собой многолетнюю пыль, посыпались папки с документами.
— В чем дело, писаря? — Они застыли на месте, растрепанные и красные. Замполит больше ничего не сказал, прошел в свой кабинет. Несколько минут он стоял, в задумчивости подняв глаза на портрет, а потом поманил Генку пальцем и сказал:
— Снимай.
Митя с Генкой переглянулись в удивлении.
— Да, да, наша станция сообщила. Полк в боевой готовности, — замполит закурил. — Сбегайте, поищите черную ленту на знамя.
Они пошли к дверям.
— Сходите к женщинам, может, у них есть, — крикнул замполит вслед.
Женщины еще и не думали вставать. Митя поскребся в одну дверь, Генка — в другую. «Да, — сказал сонный голос. — Войдите, открыто». Митя толкнул дверь и оцепенел от бросившейся в глаза белизны простыней и рассыпавшихся по подушкам волос. В комнате стоял неистребимый запах духов.
— Чего тебе? — Женщина приподнялась на кровати, показывая темное от загара плечо с белой полоской от бретельки.
— Извините, меня замполит послал. Леонид Ильич умер. У вас нету черной ленты?
— Слышь, девки! — крикнула женщина. — Брежнев умер.
На кроватях заворочались. Митя старался смотреть в окно, на унылое, затянутое тучами небо, выглядывающее из-за крыши офицерского модуля.
— Хватит заливать-то, дай поспать.
— Так что, умер, что ли?
Митя улыбнулся, мотнул головой:
— Наши передавали по радио.
Дверь скрипнула. В комнату неслышно вполз Генка.
— Разрешите? — покачал головой. — Нет черной ленты?
— Вряд ли есть. Мы ведь никого хоронить не собирались, — женщина села на кровати. — Отвернитесь, я встану.
Она прошлепала босыми ногами, зашуршала бельем. Генка подмигнул Мите: «Классно, да?»
— Разве что это, — женщина держала в руках черную комбинацию. — Из нее можно ленту нарезать.
— Надо с замполитом посоветоваться, — деловито сказал Генка. — Сщас приду, — и шмыгнул за дверь.
— Садись, в ногах правды нет, — теперь женщина была в цветастом халатике. Она сидела на кровати, перебирала в руках комбинацию с ажурными оборками и почесывалась.
— Долго тебе до дома?
— Год остался.
— А, — женщина больше ни о чем не спрашивала и только смотрела на стену, увешанную фотографиями детей.
Генка всунул голову:
— Замполит спрашивает, нету ли у вас еще чего-нибудь, пусть не черного цвета.
— Нету, ничего нету, — раздраженно ответила женщина. — Берите что дают, — и швырнула комбинацию.
Генка вышел из модуля и захохотал. Он сгибался пополам и шатался как пьяный: «Комбинацию на боевое знамя полка — ха, ха, ха! Ой, не могу, они бы еще трусы дали! Ха-ха!» Митя тоже засмеялся, но когда они дошли до штаба, лица у обоих были скорбные и непроницаемые.
«У них ничего нет, товарищ майор. — Генка развернул комбинацию. — Вот только». Замполит выхватил у Генки комбинацию и разорвал ее: «Я этим сучкам еще припомню!»
Траурные ленты сделали из простыней: нарезали на полосы и покрасили черной краской.
Пока шел митинг, Митя с Генкой прятались в штабе и курили. Небеса прохудились, зарядила такая мелочь, что до конца зимы не вытечет — стой на плацу и жди, пока твой бушлат не станет пудовым от мокроты.
— Ладно, Димос, ты не обижайся. Пойдем лучше сходим ночью, железо сдадим на кишмишовку, поминки устроим.
— Пойдем, — согласился Митя. — Только, если попадемся, нам больше в штабе не работать.
— Ерунда, — отмахнулся Генка. — Артур все два года деньги делал, и ничего, не попался. Уехал с первой отправкой и увез в тюбике с зубной пастой пятьсот чеков.
— Да ну?
— Конечно, у меня на глазах пять сотен в полиэтилен запаивал. Ас! Не то что твой чмошный Базиль, даже аккумулятор продать не смог.
Митя изумленно смотрел на Генку.
— И ты мне ничего не сказал.
— Артур не велел. Мало ли, трекнешь языком, и отберут при шмоне. Если хочешь, будем вместе ходить. За год заработаешь побольше Артура, домой приедешь — японскую аппаратуру купишь или на рваные обменяешь где-нибудь в Мурманске, а там и до машины недалеко.
— Хорошо, давай рискнем. — «Может, все еще получится. Артур с Генкой сколько раз к забору ходили и ни разу не попались. Ну, Артур-тихоня, выдавливает себе из тюбика чеки и в ус не дует!»
После отбоя они закрыли кабинет, вылезли из окна и отправились в соседний полк на промысел.
Они облазили все строительные объекты соседей, благо часовых было не видать, но попадалось все неподъемное или приваренное железо, которое отодрать руками невозможно. Пробирал ночной холод, к которому примешивалась нервная дрожь, и вообще хотелось поскорей в теплую комнату, на стол, под бушлат с головой. Митя собрался уже было сказать об этом Генке, как споткнулся о что-то звонкое. Посветили спичкой. На земле аккуратными стопками лежали металлические уголки.
«Хватай, тащи!» — горячо прошептал Генка, наклоняясь над уголками. Они взвалили на плечи сколько могли и понесли. Шли быстро, и длинные уголки покачивались и звенели при ходьбе, больно вдавливаясь в плечо.
Они благополучно выбрались с территории артполка и зашагали к забору. Около продовольственного склада Генка остановился и прислушался. Было тихо, только бешено колотилось сердце.
Генка махнул рукой: «Пошли!»
— Стой! Кто идет? — Часовой вылез из темноты с автоматом наперевес.
— Свои, свои, — нетерпеливо отозвался Генка.
— Что несешь, куда понес?
«Грузин, — догадался Митя. Ноги ослабели, и стало жарко. — Что будет?»
