Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - Юлиан Семенов
Петров медленно поднял на меня серые глаза, в которых постоянно жили печаль и невысказанный укор:
– Да, я молчал, это правда… Но я и молчал-то для того лишь, чтобы дожить до сегодняшнего дня… Чтобы сохранить для вас мою память… Хоть какую-то, но все же… Притча о гласе вопиющего в пустыне еще ждет своего толкователя.
4
…Это случилось во время традиционного авиапарада в Тушине.
Рано утром к нам позвонил Бухарин:
– Семен, вы туда едете?
– Конечно, Николай Иванович.
– Слушайте, я ни разу не наблюдал этого зрелища с поля – всегда с трибуны… Заберите-ка меня с собой, а?
Отец заехал за Бухариным, тот взял огромный бинокль, две бутылки боржоми, сказал, что близкие за городом, поэтому бутербродов, увы, не будет, и, задержавшись возле окна, внимательно обсмотрел улицу.
– В пятом году, перед тем как уйти с квартиры, я всегда проверялся, нет ли слежки, – улыбнулся Бухарин. – Не думал, что привычка так въедлива… Даже когда меня охраняли как члена Политбюро, порою ловил себя на мысли: отчего сопровождающие не глядят, чисто ли на улице?.. Впрочем, – заключил он, – к несвободе привыкаешь значительно быстрее, странно…
…В ту пору брат моего отца, Илья, комбриг, вступивший в Красную Армию в восемнадцатом году, когда ему было четырнадцать, работал заместителем легендарного начальника московской милиции Вуля. В тот день он отвечал за обеспечение и координацию деятельности ОРУДа. Поскольку на парад приехало все руководство во главе со Сталиным – Молотов, Ежов, Ворошилов, Калинин, Каганович, Андреев, Микоян, Хрущев, Чубарь, Рудзутак, Косиор, Постышев, – регулировка движения на трассе от Кремля до Тушинского аэродрома была делом весьма ответственным, как и порядок на поле: «…страна кишмя кишит троцкистско-зиновьевскими диверсантами и шпионами, они готовят теракты против товарища Сталина, бдительность и еще раз бдительность, враг не дремлет…»
В отличие от отца, прослушавшего курс у Бухарина в ту пору, когда Николай Иванович возглавлял Институт красной профессуры, Илья был самоучкой, закончил четыре класса в деревне Березине, потом занимался в школе рабочей молодежи, будучи уже командиром эскадрона. Отличала его военная косточка, поэтому, заметив отцовский «фордик» (редакционный пропуск разрешал заезжать на поле), он подошел, никак не предполагая, что человек в косоворотке и кепчонке, устроившийся на капоте машины, не кто иной, как Бухарин; вскинув ладонь под козырек, Илья отрапортовал:
– Товарищ член Центрального Исполнительного Комитета, обстановка на поле нормальная, никаких происшествий не было!
Бухарин недоумевающе посмотрел на отца.
– Это мой брат, – чуть смущенно пояснил отец.
– Ах, это и есть ваш легендарный Илья?! – Бухарин протянул ему руку. – Приятно познакомиться…
И в это как раз время над полем аэродрома пронеслись самолеты; Бухарин, взбросив бинокль, словно любопытный ребенок, приник к окулярам; проводив серебряные машины, подивившись слаженной стройности их треугольника, он случайно мазанул биноклем правительственную трибуну и увидел, как Сталин неотрывно рассматривает в бинокль его, Бухарина.
Не оборачиваясь к отцу, Николай Иванович негромко сказал:
– Семен, пусть ваш брат продолжает работу на поле, а вам бы лучше сесть на землю… Подстелите газету, вы хорошо сидите по-азербайджански, как настоящий кунак…
…Через двадцать минут Илья вернулся и, снова взяв под козырек, обратился к Бухарину:
– Товарищ член Центрального…
– Да вы проще, – досадливо попросил Бухарин, не отрывая глаз от бинокля, – обращайтесь ко мне по-человечески…
– Николай Иванович, товарищ Сталин просит вас подняться на правительственную трибуну, мне поручил это передать вам замнаркомвнудел товарищ Берман…
Бухарин снова мазанул окулярами места под полотняным тентом, где наблюдали парад члены Политбюро, и снова уткнулся в бинокль Сталина, направленный точно на него.
– Передайте Берману благодарность, – ответил он. – Но мне очень интересно наблюдать парад как журналисту, среди зрителей…
…За неделю до того, как Бухарина – прямо с заседания пленума ЦК – отправили в тюрьму, Илью арестовали.
Следователь, молоденький парень, мобилизованный в НКВД после расстрела практически всего прежнего аппарата дзержинцев, внимательно посмотрел на те места в петличках дядькиной гимнастерки, где еще утром были эмалированные ромбы, отличительный знак комбрига, и очень тихо сказал:
– Нам все известно о вашей преступной связи с врагом народа Бухариным. Вы знаете законы, поэтому нет нужды разъяснять, что чистосердечное признание о совместной вражеской деятельности с троцкистским прихвостнем облегчит вашу участь.
– Я видел Бухарина один раз в жизни, – ответил Илья. – На Тушинском аэродроме… Я подошел, чтобы приветствовать его, как полагается по уставу…
– Как вы его узнали среди десятков тысяч трудящихся? По условному знаку? Или было заранее обговорено место встречи?
– Да не было ничего обговорено!
– Кто привез Бухарина в Тушино?
– Не помню.
– Кто вам его показал?
Илья усмехнулся:
– Вы с какого года?
– Здесь мы задаем вопросы, – так же тихо и корректно ответил следователь. – А вы отвечаете…
– Вам двадцать два, – сказал Илья. – Не больше. Значит, в двадцать девятом вам было четырнадцать, и вы помните, что портреты Бухарина выносили на Красную площадь наряду с другими членами Политбюро…
– И вы не препятствовали этому?
– Чему?
– Прославлению одного из диверсантов и убийц?!
– Да разве член Политбюро может быть диверсантом и убийцей?!
– Прошу ответить на конкретный вопрос: вы, лично вы, не препятствовали прославлению Бухарина?
– Слушай, ну что ты, ей-богу, вола крутишь? – Илья вздохнул. – Скажи, что произошло, чего ты от меня хочешь, и на основании этого, когда я пойму суть дела, станем говорить по-людски…
– Это что, призыв к сговору? Так вас надо понимать? Повторяю: с какого года вы поддерживаете конспиративную связь с врагом народа Бухариным, формы, пароли, явки?! Пока не ответите на эти вопросы, из кабинета не выйдете.
И – начался «конвейер»: один следователь сменял другого, работала бригада; в конце вторых суток Илья почувствовал, что готов на все, лишь бы соснуть хоть десяток минут. И вот в то именно время вошел Иван Коробейников, они вместе участвовали в польском походе, в двадцатом.
Он долго сидел за столом, обхватив голову ладонями, потом подбежал к Илье, схватил его за шею, поднял со стула и закричал:
– Ты сколько времени будешь издеваться над людьми, вражина сучья? А?! Ты сколько времени будешь жопой вертеть?!
И, приблизив свое лицо к лицу Ильи, одними губами прошептал:
– Спи, а я буду орать.
И, обматерив комбрига, швырнул его на стул.
Илья сразу же уснул, как выключился. Он не знал, сколько времени спал, но очнулся от того, что Коробейников хлестанул его по лицу, заорав
