Николай Отрада - Строки, добытые в боях

В лесу тихо, и мы, не выдержав напряжения, сами начинаем стрелять по лесу из автоматов из несущейся полным ходом машины. Проскочив лес, мы так и не можем дать себе отчета — стреляли там в лесу немцы или нет. Мы слышали только собственную отчаянную, испуганную трескотню автоматов. Нам стыдно друг друга, и мы молчим. Мы уже не можем вернуться к тому состоянию войны, в котором, конечно боясь смерти, в то же время саму возможность ее мы считали естественной и даже подразумевающейся. И мы еще не можем без чувства стыда перед самими собой вернуться к тому естественному человеческому состоянию, в котором сама возможность насильственной смерти кажется чем-то неестественным и ужасным…

(Из дневников К. Симонова)

«После боя в замершем Берлине…»

После боя в замершем Берлине,В тишине почти что гробовойПодорвался на пехотной минеРусский пехотинец-рядовой.

Я припомнил все свои походы,Все мои мытарства на войне,И впервые за четыре годаПочему-то стало страшно мне.

«Человек живет на белом свете…»

Человек живет на белом свете.Где — не знаю. Суть совсем не в том.Я лежу в пристрелянном кювете.Он с мороза входит в теплый дом.

Человек живет на белом свете,Он в квартиру поднялся уже.Я лежу в пристрелянном кюветеНа перебомбленном рубеже.

Человек живет на белом свете.Он в квартире зажигает свет,Я лежу в пристрелянном кювете,Я вмерзаю в ледяной кювет.

Снег не тает. Губы, щеки, векиОн засыпал. И велит дрожать…С думой о далеком человекеЛегче до атаки мне лежать.

А потом подняться, разогнуться,От кювета тело оторвать,На ледовом поле не споткнутьсяИ пойти в атаку —Воевать.

Я лежу в пристрелянном кювете.Снег седой щетиной на скуле.Где-то человек живет на свете —На моей красавице земле!

Знаю, знаю — распрямлюсь да встану,Да чрез гробовую полосуК вражьему ощеренному стануСмертную прохладу понесу.

Я лежу в пристрелянном кювете.Я к земле сквозь тусклый лед приник…Человек живет на белом свете —Мой далекий отсвет! Мой двойник!

Коммунисты, вперед!

Есть в военном приказеТакие слова,На которые только в тяжелом бою(Да и то не всегда)Получает праваКомандир, подымающий роту свою.

Я давно понимаюВоенный уставИ под выкладкой полнойНе горблюсь давно.Но, страницы устава до дыр залистав,Этих словДо сих норНе нашелВсё равно.

Год двадцатый,Коней одичавших галоп.Перекоп.Эшелоны. Тифозная мгла.Интервентская пуля, летящая в лоб, —И не встать под огнем у шестого кола.

ПолкШинелиНа проволоку побросал,Но стучит над шинельным сукном пулемет,И тогда   еле слышно     сказал       комиссар:— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Есть в военном приказеТакие слова!Но они не подвластныУставам войны.Есть —Превыше устава —Такие права,Что не всемПолучившим оружьеДаны…

Сосчитали штандарты побитых держав,Тыщи тысяч плотинВозвели на реках.Целину подымали,Штурвалы зажавВ заскорузлыхТяжелыхРабочихРуках.

И пробило однажды плотину однуНа Свирьстрое, на Волхове иль на Днепре.И пошли головные бригадыКо дну,Под волну,На морозной заре,В декабре.

И когда не хватало«…Предложенных мер…»И шкафы с чертежами грузили на плот,Еле слышно   сказал     молодой инженер:— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Летним утромГраната упала в траву,Возле ЛьвоваЗастава во рву залегла.«Мессершмитты» плеснули бензин   в синеву, —И не встать под огнем у шестого кола.Жгли мостыНа дорогах от Бреста к Москве.Шли солдаты,От беженцев взгляд отводя.И на башняхЗакопанных в пашни КВВысыхали тяжелые капли дождя.

И без кожухаИз сталинградских квартирБил «максим»,И Родимцев ощупывал лед.И тогда   еле слышно     сказал       командир:— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Мы сорвали штандартыФашистских держав,Целовали гвардейских дивизий шелкаИ, древкоУзловатыми пальцами сжав,Возле ЛенинаВ МаеПрошли у древка…

Под февральскими тучамиВетер и снег,Но железом нестынущим пахнет земля.Приближается день.Продолжается век.Индевеют штыки в караулах Кремля…

Повсеместно,Где скрещены трассы свинца,Где труда бескорыстного невпроворот,Сквозь века   на века,     навсегда,       до конца:— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Булат Окуджава

Булат Шалвович Окуджава родился в 1924 году в Москве в семье партийного работника. Не окончив среднюю школу, после девятого класса, в 1942 году ушел добровольцем на фронт. Был минометчиком. Участвовал в обороне Крыма. Был тяжело ранен. В 1950 году окончил филологический факультет Тбилисского университета, затем в течение пяти лет работал учителем в одной из сельских школ Калужской области. Писать начал после войны. Первая книга «Лирика» вышла в 1956 году в Калуге.

Родина

Говоришь ты мне слово покоя.Говоришь ты мне слово любви.Говоришь ты мне слово такое,восхищенное слово «Живи!».

Я тобою в мучениях нажит,в долгих странствиях каждого дня.Значит, нужен тебе я и важен,если ты позвала вдруг меня.

Говоришь ты мне долгие сроки.Говоришь ты мне слово «Твори!».Мои руки — они твои слуги,не мои они слуги — твои.

И твое меня греет дыханье.Значит, с празднествами и бедой,с мелочами моими, с грехамия единственный, праведный, твой.

Значит, люб я тебе хоть немного,если, горечь разлуки клубя,говоришь ты мне слово «Тревога!»,отрываешь меня от себя.

И наутро встаю я и сноваотправляюсь в решительный бой…Остается последнее слово.Оставляю его за собой.

До свидания, мальчики…

Ах, война, что ж ты сделала, подлая:Стали тихими наши дворы,Наши мальчики головы подняли.Повзрослели они до поры.На пороге едва помаячилиИ ушли — за солдатом солдат…До свидания, мальчики!     Мальчики,Постарайтесь вернуться назад!Нет, не прячьтесь вы, будьте высокими,Не жалейте ни пуль, ни гранат,И себя не щадите…Но все-такиПостарайтесь вернуться назад!

Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:Вместо свадеб — разлуки и дым.

Наши девочки платьица белыеРаздарили сестренкам своим.Сапоги — ну куда от них денешься! —Да зеленые крылья погон…Вы наплюйте на сплетников, девочки,Мы сведем с ними счеты потом!Пусть болтают, что верить вам не во что,Что идете войной наугад…До свидания, девочки!      Девочки,Постарайтесь вернуться назад!

«…Женя Руднева спокойно улыбнулась…» (Н. Кравцова)

…Женя Руднева спокойно улыбнулась мне и села. Тонкая шея в широком вырезе гимнастерки. Строгий взгляд серо-голубых глаз. Тугая светлая коса.

Слегка нагнув голову и глядя на себя искоса в зеркало, Женя стала неторопливо расплетать толстую косу. Она делала это с таким серьезным выражением лица и так сосредоточенно, будто от того, насколько тщательно расплетет она косу, зависело все ее будущее. Наконец она тряхнула головой, и по плечам ее рассыпались золотистые волосы.