Роман Кожухаров - Штрафники вызывают огонь на себя. Разведка боем
– И ведь она действительно не против была сама… Истинный крест вам… – Лещенко остановился и с жаром перекрестился.
– Мне твой крест ни к чему… Ты вот для Него божись… – Андрей показал головой вверх, в сторону колокольни и купола церкви.
– Вы как заснули, недолго времени прошло… – зашептал почти горячечным голосом Лещенко. – Вдруг дверь скрипнула. Из комнатки. Гляжу – она стоит в проеме. В одной ночной рубашке. Такая грудь выпирает оттуда, что не продохнуть… А она увидела, что я не сплю, а сама демонстративно так проходит между спящими. И задом вертит. К столу прошла, под которым ведро с водой стоит. Кружку берет со стола и наклоняется к ведру. Это чтобы значится воды набрать. А сама задницу свою в аккурат в мою сторону выставляет. Ну, я вам скажу, такое зрелище… Меня в жар и кинуло… А эта подстилка эсэсовская проходит обратно, у двери останавливается и как глянет на меня… Ну, все, думаю, Лещ, пропала твоя солдатская душа. И к двери. Захожу, значит, крадучись в комнатку, а там!..
Лещенко остановился в нескольких ступеньках от четырехугольного проема, ведущего к колокольне. Оттуда порывами дул сильный морозный ветер, грозя сорвать шапку с головы Леща. Он схватил ее рукой и вытер заснеженным ворсом потное красное лицо.
– А там, товарищ командир, картина: детишки ее сопят на перине, с краю, на полу. Как сурки. В углу, за ширмочкой, папаша, значит, кряхтит. А она, значит, по центру лежит, на половицах, на одеяле. Раскинулась на спине, ноги свои расставила в стороны. Белые, что аж в темноте видать… Срамота ейная прямо в меня целится… Ждет, значит, меня… Ну, и все… дальше уж вы знаете…Так-то вот, товарищ командир… Как на духу, рассказал…
Лещенко, все еще без шапки, жадно вдыхал ледяной воздух высотного ветра, как будто ему становилось легче от каждого вздоха.
XIV
Они выбрались на аккуратный дощатый пол, чем-то напоминавший палубу. Прямо над ними нависал колокол. В четыре каменных проема открывался обзор на всю округу.
– Не высовывайся… – дернул Аникин бойца за рукав шинели. – Нас не должны обнаружить… По крайней мере, как можно позже…
Как раз начало светать, и снег перестал идти. Опорный пункт немцев отсюда был как на ладони. Гаубицы, орудийные расчеты, минометчики… Они как раз вели огонь по нашим позициям. Снаряды перелетали передний край, рвались на подступах к командному пункту.
С другой, западной стороны городка разглядеть что-либо не получалось из-за черепичных крыш. Похоже, что аэродром находился где-то в районе вереницы пирамидальных тополей, торчавших в серое небо голыми ветками на самой окраине. Они образовывали с трех сторон стороны правильного квадрата. Четвертая оставалась открытой. Посадочная полоса?… Черт их разберет…
Андрей снова перевел наблюдение в сторону минного поля и опорного пункта. В этот момент по склонам начали двигаться серо-мышиные фигурки. Их хорошо было видно на белом полотне заснеженных скатов высоты. Не иначе как фашисты пошли в наступление.
– Сколько патронов у тебя? – спросил Аникин Лещенко.
– Десять обойм… – ответил боец.
– По пять… это значит пятьдесят… – вслух рассчитал командир. – Значится так, Лещенко… – выдохнул он. – Будет у тебя шанс искупить свой подвиг Казановы. Следи за полем… выбирай цели позначимее. Офицеры, пулеметчики, снайперы… В общем, не мне тебя учить… Видишь, они поперли на наши позиции. Экономь патроны. Мы тебе еще доставим боезапас… Позицию не покидать, пока приказ не получишь. Уяснил?
Лещенко молча выглянул из проема на заснеженный склон.
– Ясно, товарищ лейтенант… – кивнул он. – Если ветром не сдует, продержусь…
– Давай, Лещенко. Как говорится, с Богом… А я вниз. Надо срочно человека отправить в роту. Уж больно много информации ценной скопилось…
Махнув рукой, Аникин заторопился по лестнице вниз.
XV
Спустившись, он по памяти добавил на карту примерное расположение коммуникаций опорного пункта, крестиками обозначив местоположение гаубичных и орудийных расчетов.
– Талатёнков! – окликнул он, пряча карандаш обратно в карман.
– Да, товарищ командир! – ответил боец, подбегая.
– Поручаю тебе задание. Сверхважное… – Аникин выдохнул. – Сведения, что этот фашист нам выложил, надо срочно к нашим доставить…
– По-моему, врет он все… – недоверчиво покачал головой Егор. – Я его шлепнул бы без всяких разговоров. По роже видать, что сволочь последняя…
– Я и сам ему не верю… – согласился Аникин. – А если он не врет? Такие сведения для нашей артиллерии… Подкрепление должно прибыть В общем, выбора у нас нет. Доставишь карту?
– Не извольте сомневаться… – с налетом лихачества ответил Талатёнков.
– Сам все слышал, на словах уточнишь, что и как… – проговаривал Аникин. – И вот что…
Он посмотрел на Талатёнкова, как будто стараясь еще раз убедиться, что тот справится.
– Передай ротному… – произнес Андрей. – Мы информацию проверим наверняка. Если подтвердится с зенитками и аэродромом, пустим зеленую ракету. Это будет сигнал. И ориентир. Пусть бьют туда.
– Погодите… так как же… – не понимая, переспросил Талатёнков.
– Вот так… выбора нет. Вызовем огонь на себя… – произнес Аникин, как нечто такое, что сказано безоговорочно и обсуждению не подлежит.
– Хорошо бы еще и этого в роту отправить… – Андрей кивнул в сторону пленного, беспомощно лежавшего на полу. – Да времени нет. Тебе как можно быстрее до наших добраться надо.
– Лучше не искушайте меня, товарищ командир… – замотал головой Егор. – Со мной он и трех кварталов не пройдет. Застрелю… при попытке к бегству… хе-хе…
Произнес это Телок с совершенно серьезным видом, убеждающим, что он бы обязательно все сделал так, как сказал.
– Ладно, действуй, Егор… И не забудь ничего… – напутствовал его Аникин. – Каравай, Крапива, ступайте с ним до конца улицы. Прикройте отход. А потом сразу назад. Займете позиции по периметру церкви. В бой без надобности не ввязываться.
– Ясно… – ответил за всех Крапивницкий.
Талатёнков отправился в обратный путь вместе с товарищами, которые должны были обеспечить его прикрытие.
XVI
Аникин, оставшись с двумя штрафниками, присел возле эсэсовца. На всякий случай бойцы засунули ему кляп обратно в рот.
– Так, парни, слушайте сюда… Мы должны дождаться прикрытия. Потом только отсюда уйдем… – сказал он. – Ты, Болтян, пройди к окну возле центральной двери. Оно как раз выходит на улицу, по которой наши пойдут. Гляди в оба, если что, дай знать.
– Понял, товарищ лейтенант… – отрапортовав, худющий, смуглый парнишка с винтовкой Мосина в руках, стремглав бросился через весь зал к указанному окну.
– А ты, Шулепин, следи за боковой дверью, в которую мы вошли. На улицу не высовывайся… – Аникин, приказывая, показал рукой в сторону коридора.
Андрей присел на корточки, прислонившись спиной к деревянной скамейке. Очень хотелось курить. Но все-таки церковь… Что-то останавливало Аникина. Он просто замер, будто оцепенел.
Фашист начала мычать, беспомощно мотая головой. Было понятно, что грязная тряпка во рту ему совсем не нравилась. Аникин не сразу отреагировал на страдания пленного. Пусть помучается, сволочь. Вон какую морду наел на службе у врага. И сам враг, только вдвойне, потому что предатель и трус. Тоже еще «Мертвая голова». Сам небось не одного пленного замучил. Пусть теперь попробует, каково это, когда жизнь твоя на волоске. Аникин еще действительно не решил, что делать с эсэсовцем. Таскать его за собой резона не было. Но и так вот, запросто прикончить связанного и беспомощного, рука не поднималась. Злости не хватало.
Подумав об этом, Аникин вынул кляп изо рта фашиста.
XVII
– Как тебя зовут? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно доверительнее.
– Павло… Павло… – с трудом проговорил разбитыми губами эсэсовец. – Можно мне… попить? – добавил он.
Андрей снял флягу с ремня, отвинтил крышку и понес к его губам горлышко. Фашист жадно ловил губами струю воды, которая выплескивалась из наклоненного горлышка.
– Хорош с тебя… – сказал Андрей, спрятав флягу. – Оттуда ты родом?
– Из Жлобино… Недалеко от Гомеля… – произнес Павло и вдруг заплакал.
– Не убивайте меня… пожалуйста… – зашептал он.
– Хочешь жить, Павло? – спокойным тоном спросил его Андрей.
– Да… не убивайте… Я никого не убивал…
– И в лагере?…
– В лагере… Я был там недолго… – всхлипывая, сказал Павло.
Вдруг он замотал головой:
– Там было страшно… То, что я видел там… Страшно… Это снится мне каждую ночь…
– То, как ты расстреливал узников? Перестань нюнить…
– Нет… я – нет…
Павло попытался выполнить приказ Андрея и унять свои бесконечные всхлипывания. Из разбитого носа у него потекли кровавые сопли с пузырями.
– Я попал в сопровождение к обершарфюреру Веберу. В Штуттхофе все стояло вверх дном. Никто толком не знал, что делать. Накануне русские танки прорвали немецкую оборону под Кенигсбергом. Тогда большие начальники решили передать все в руки СС. Было решено срочно перегнать пленников в Шиппенбайле. Что-то вроде филиала. Главным назначили Фритца Вебера.
