Лев Никулин - Золотая звезда
Человек стоял, опустив голову, он с трудом расслышал, что говорил этот длиннолицый, худощавый немецкий офицер с лицом, исчерченным шрамами.
– Вы известный Ерофеев, – продолжал немец, и человек слышал его голос, как сквозь вату, – вы можете сесть, вам трудно стоять, садитесь вон там...
Немец показал на стул. Потом он пощёлкал карандашом по длинным ногтям и посмотрел на лежащую перед ним бумагу.
– Вы занимали довольно хорошее положение, многие здесь вас знают, почему вы не пришли ко мне сразу, когда объявили регистрацию советских работников?
– Не знаю... – ответил тот, кого немец называл Ерофеевым. – Не всё ли равно – тогда или теперь...
– Разница есть, – сказал немец, – тогда бы не было всего этого, – и он показал глазами на опущенные, как плети, руки Ерофеева, на его изорванную одежду.
– Я говорю то, что знаю. Были люди, которые приходили на регистрацию, я знал таких людей, и что с ними стало?
– Вы не должны так говорить. Это зависит от людей, которых вы знали.
– Я написал вам, господин комендант, несколько писем, никто не обратил на них внимания.
– Я прочёл ваше последнее письмо – вы имеете хороший слог... Какие у вас были неприятности по службе при советской власти? Вы пишете, что у вас есть основания быть недовольным. Вы пишете, что были под судом. В чём вас обвиняли?
– Это – не политическое дело.
– Уголовное?
– Да... Растрата. Но это было в молодости. Я скрыл свою судимость и своё прошлое.
– От нас вы можете этого не скрывать. В городе знали об этих ваших неприятностях?
– Нет.
– Всё? Больше вы ничего не хотите сказать?
Шнапек взял телефонную трубку.
– Умоляю..... – задыхаясь, заговорил Ерофеев, – верьте мне, я могу быть вам полезен!... Умоляю вас!...
Немец поглядел на него и положил трубку.
– Можете отправляться. Вы будете хорошо устроены, – и. громко закричал по-немецки: – Herrein!
Вошёл фельдфебель и увёл Ерофеева. В комнате, которая служила приёмной, Ерофеев встретил молодого человека; он шёл быстрой и лёгкой походкой. На молодом человеке были хорошо сшитый спортивный костюм и жёлтые сапоги с застёжками. Гладко выбритое, приятное лицо дышало здоровьем. Молодой человек посторонился, посмотрел на Ерофеева, как на пустое место, распахнул дверь и вошёл в кабинет коменданта.
– А, Серёжа! – сказал комендант, и длинное, худое лицо его выразило подобие мрачной улыбки. – Садитесь и возьмите этот журнал, чтобы не скучать, – полюбуйтесь красивыми женщинами... Я сейчас кончу с делами.
Молодой человек взял журнал в пёстрой обложке и сел на диван.
– Ерофеев... Да, этот Ерофеев? Вы когда-нибудь знали его? – вдруг спросил Шнапек. – Что вы слышали о нём?
– Я вообще новый человек в этих местах... Я приехал сюда после института и очень мало знал здешних работников.
– Ну, мы выясним... Садитесь ближе, положите журнал... Вам понравилась эта красавица?
– Да, понравилась. Кто она?
– Бригитта Кельм, киноартистка... Пора вам научиться хотя бы читать по-немецки.
– Времени нет, Рихард Генрихович...
– Однако где вы пропадали целых четыре дня?
– Всё там же, на охоте...
– Вам разрешили только два дня отдыха... Почему вы не позвонили вчера?
– Я вчера был просто пьян, Рихард Генрихович, вы извините меня.
– Вы должны просить извинения не у меня, а у фрейлейн Таси. Она вас ждала. Вы это помните?
– Нет, – сознался молодой человек. – Я слышал про несчастье с Котловым. Как это случилось?
– Просто неосторожность. Пьяный ехал на мотоцикле.
– А я думал другое... Это уже четвёртый бургомистр.
– Нет, это – не то, что вы думаете. После того как был убит знаменитый Разгонов, у нас стало тихо. Вы смотрели людей, которых вам дают для работы?
– Какие это люди – барахло! Их надо в дом отдыха на три месяца, тогда можно дать им лопаты.
– Мы можем дать им дом отдыха навечно, – сказал Шнапек, довольный собственной остротой. – Нет, без шуток, нужны они вам или нет? Если нет, то и мне они не нужны.
– Ну, уж ладно. Давайте. Сколько их там?
– Четыреста тридцать человек.
– Может быть, вы хотите мне дать Ерофеева?
– Нет, Ерофеев мне нужен самому. Вы это скоро увидите... Теперь – самое главное: вы знаете, что вас хочет видеть генерал?
– Знаю, – как бы вскользь сказал молодой человек. – Господин группенфюрер фон Мангейм сам представит меня генералу.
В голосе молодого человека прозвучала нота гордости.
– Да, молодой человек, вы делаете карьеру, – улыбаясь, сказал Шнапек, – поздравляю вас от души, Сергей Николаевич...
Так дружелюбно беседовал немец, фельдкомендант Плецка Рихард Шнапек, и русский инженер Сергей Иноземцев. И тому, кто слышал бы их беседу со стороны, стало бы совершенно ясно, что этот русский был нужен немцу и этот немец был нужен русскому.
«О Плецкове граде от летописания не обретается вспомянуто, от кого создан бысть и которыми людьми...»
Так писал летописец о городе, которым сейчас владели немцы.
«От начала убо русские земли сей град Плецк никоим князем кладом бе, но на своей воли живеху во нем сущие люди...»
Люди, жившие в городе Плецке по своей воле, теперь должны были жить по воле коменданта Плецка Рихарда Шнапека и группенфюрера «СС» Рудольфа фон Мангейма.
И немцы называли этот город Плецкау.
Глава V
Старый знакомый
У заместителя председателя совета города Зауральска товарища Костромского шёл приём посетителей. Секретарь, немолодая, раздражительная женщина, с безнадёжной грустью смотрела на обитую жёлтой клеёнкой дверь кабинета. В кабинете уже двадцать минут сидел посетитель, о котором она коротко доложила: «Инженер Головин». Фамилия эта не произвела никакого впечатления на товарища Костромского и она думала, что дело ограничится пятиминутным разговором.
Она была бы удивлена ещё больше, если бы увидела, что инженер Головин, удобно расположившись в кресле, почти фамильярно говорил товарищу Костромскому:
– Мне и в голову не пришло, что товарищ Костромской – это и есть тот самый студент, который проходил практику у нас, на Новоспасском заводе, пятнадцать лет назад! Нет, вы подумайте!
Заместитель председателя горсовета улыбался, он был приятно взволнован. Он вспомнил себя молодым, двадцатилетним студентом, беззаботным и весёлым.
– Ну и постарели же вы, товарищ Головин...
– Зато вы возмужали, Николай Алексеевич... Как сейчас вижу вас в Новоспасске, вас и ещё четверых удальцов – практикантов... «Орлы!» – как называл вас Андрей Андреевич, профессор Хлебников.
– Андрей Андреевич? Вот кто, вероятно, постарел! Ведь ему за шестьдесят... Да, не меньше! Вы с ним видитесь?
– К сожалению, редко. Слыхал, что он потерял сына, – вот какое горе!.. Тяжело в эти годы. Единственный сын!
– Да, действительно, горе... А вы к нам какими судьбами?
– Меня сюда привели печальные обстоятельства.
Тут на лице заместителя председателя горсовета появилось нечто вроде грусти. Он не так давно исполнял свои обязанности, но уже привык к тому, что посетители жалуются ему на свои беды, досаждают невыполнимыми просьбами. Вот и сейчас этот благообразный, приятный в обращении инженер Головин будет о чём-то просить.
«Так, так...» – подумал Костромской.
– Что же, может быть, сумеем как-нибудь помочь вам.
– Нет, помочь мне, к сожалению, невозможно... Дело в том, что я давно ищу каких-нибудь следов моей семьи – жены, дочери и свояченицы. Они в сорок первом году были эвакуированы из Ленинграда, вначале они ехали благополучно, дальше все следы теряются...
– Как же это может быть? – удивился Костромской. – Хотя, впрочем, поезд могли бомбить, в то время это бывало.
– Всё-таки меня не покидает надежда найти их, – продолжал Головин. – Вот ездил полтора месяца по вашим краям, объехал не один район. На работе мне пошли навстречу, однако командировка кончается, надо возвращаться.
– А вы где работаете? – из вежливости спросил Костромской.
– Консультантом при научном институте. По специальности я металлург, но сейчас я занят особым делом.
– Каким, коли не секрет?
– Подал проект, касающийся заменителей цветных металлов. Всё зависит от главка, выделена комиссия, жду решения...
– Чем ждать решения, связались бы сами с солидным заводом и начинали дело.
– Жалко оставлять Москву.
– Что же Москва? Москва с нами делится людьми. Почему бы и вам не осесть у нас? Вы не шутите с нами: город у нас не последний за Уралом.
– Я не слишком держусь за Москву, – сказал Головин, – завод «Первое мая» серьёзнейший завод, продукция его, можно сказать, скоро будет греметь по всему фронту...
– Ну, так чего же ещё? Хотите, я поговорю с Бобровым?
