Евгений Федоровский - Невидимая смерть
– Соберитесь к шести утра. Я вам позвоню. До встречи. – Линда повесила трубку.
На Бабьегородском рынке они купили небольшие корзины. Для себя Юстин приобрел подержанные яловые сапоги, старый пиджак и кепку. Когда он переоделся, то мгновенно превратился в обычного москвича с семейными корнями где-то в деревне и потому любящего вылезать на природу в выходные дни. Линда облачилась в телогрейку, повязалась платком, как это делают русские женщины.
С корзинами и нехитрой провизией они вышли из дома на рассвете. Юстин добрался до Лялиного переулка. Линда поехала на Киевский вокзал. Оттуда с автомата она позвонит «Павлину», Юстин будет вести его от самого дома до последней минуты. Линда встретится с агентом под башенными часами вокзала, поедет с ним на семичасовом поезде, но сойдет не во Внуково, а блике к городу – в Востряково. Все эти маневры пришлось придумывать для того, чтобы выявить «хвост», если таковой окажется.
Юстин видел, как «Павлин» вышел из дома, повернул к трамвайной остановке. Он был в сером командирском плаце, в старой шляпе с широкими полями. Слегка подпрыгивающая походка, некоторая сутулость отличали его от других прохожих, облегчали наблюдение. «Павлин» втиснулся в передний вагон трамвая, который шел к Арбату, оттуда с пересадкой доехал до Киевского вокзала. Юстин сидел во втором вагоне. Ничего подозрительного он не заметил.
Линда увидела «Павлина» издали, приветливо помахала рукой. Со стороны могло показаться, что встретились два хорошо знакомых человека. Линда успела купить билеты. Улыбаясь, она тихо проговорила:
– Доброе утро, «Павлин».
– Зовите Александр Александрович. Это настоящее имя, – растерянно пробормотал он, не ожидавший увидеть такую красивую женщину, какой ему показалась Линда. Она взяла его под руку и повела на перрон. Поезд уже подали к платформе. Несмотря на ранний час, пассажиров было много, едва нашли место в середине вагона. Юстин пристроился у входа в конце.
– А кто была женщина на телефоне? – спросила Линда. – Вы ведь, кажется, холостяк?
– Соседка. Я ведь живу в коммунальной квартире.
– Это не очень удобно.
– Что делать?! Здесь многие так живут.
– Ну, женитьба от вас не уйдет, – загадочно улыбнулась Линда.
– А вы замужем?
– Увы…
– А муж где?
– Не имеет значения, – проговорила она и добавила игриво: – Он ничего не знает.
Александр Александрович выпучил коровьи глаза.
– Да, да, – кивнула Линда. – До лучших времен приходится скрывать собственное «я». Но теперь дело идет к развязке. Вы чувствуете это?…
На платформе в Востряково сошло человек двадцать. Судя по прутикам саженцев, завернутых в мешковину, многие из них были дачниками. С корзинами вышли подслеповатая старуха с мальчиком да Юстин, который скорым шагом удалился в лес. Александр Александрович даже не взглянул в его сторону, а закурил, взглядом отыскивая ларек – непременную принадлежность любой пригородной станции.
– Вам что-то нужно? – спросила Линда.
– Папирос и… что-нибудь выпить.
Ларек оказался на другой стороне путей. Александр Александрович купил пачку «Казбека», нацелился на бутылки:
– Что вы любите пить?
– А вы?
– Водку.
– Тогда и я буду пить водку, – Линда схватила его за руку, потянула к выходу.
Они вошли в лес. На лужайке Линда расстелила шерстяное одеяло, выложила еду. Александр Александрович поставил стаканы, предусмотрительно захваченные с собой, нарезал толстыми ломтями копченую горбушу.
– Сначала о деле, – проговорила Линда. Сдержанный тон сразу охладил «Павлина». Он опустился на краешек одеяла. – Вы по-прежнему готовы сотрудничать с Теодором Валентиновичем?
– Выбора у меня нет, – тихим голосом ответил «Павлин».
– Почему же? Вы вольны пойти в свои органы и признаться. Вам могут сохранить жизнь.
– Какую жизнь?! – скривился Александр Александрович.
– Тогда прочитайте это письмо, – Линда протянула запечатанный конверт.
Он стал читать:
«Дорогой Александр Александрович! Рад возможности наконец-то связаться с тобой. Тот, кто передаст мою весточку, мой друг. Пусть и для тебя она станет другом. В скором времени произойдут перемены. Тогда и встретимся, обо всем потолкуем. С ней же, Раей, возвращаю должок. Обнимаю. Теодор Валентинович».
Прочитав письмо, «Павлин» вопросительно посмотрел па Линду:
– О каком должке идет речь?
– Иносказательно Теодор Валентинович говорит о вознаграждении.
– Пока вроде я ничего не сделал.
– Сделаете, – Линда протянула флакончик из-под валерьянки. – Смочите кончик носового платка, протрите обратную сторону.
На бумаге сразу же проступили машинописные буквы, плотные, через один интервал, строчки. Содержание инструкции Линда через Юстина знала. Пикенброк требовал сведений о численности Красной армия в настоящее время, дислокации армий и дивизий в приграничных округах, о системе противовоздушной обороны, охране мостов, дорог и других важных коммуникаций, о новых видах оружия и техники, а также перспективных разработках.
– Я же не господь бог! – воскликнул «Павлин», опуская листок на колени.
– Конечно, однако вам по долгу службы известно многое. В частности, новая концепция ведения войны. Несомненно вы знаете о танке Т-34. Что это за машина? Каковы боевые свойства? Где ее делают? Сколько штук поступило в войска?…
– Судя по письму Теодора Валентиновича, не за горами война?
– А разве у вас не говорят об этом?
– Говорят… Только неизвестно с кем…
– Сейчас вам надо проявить максимум расторопности. Пишите этими чернилами. На запах, вкус, химанализ – обычная валерьянка. Никакая экспертиза не обнаружит.
– Кому и как я должен передавать материалы? – спросил он, засовывая флакончик во внутренний карман пиджака.
Линда поднялась, осмотрелась, заметила сосну с двумя сросшимися стволами:
– Вон там под корнями мы оборудуем «почтовый ящик». Упакуйте бумаги в непромокаемую ткань и заройте. Недели, думаю, вам хватит. Здесь же потом найдете деньги. Об осторожности, наверное, напоминать не стоит?
– Да уж будьте уверены. Не знаю, как вас, а меня не помилует ни один трибунал, – «Павлин» зябко повел плечами, потянулся к бутылке. Линда не стала останавливать его. Краем глаза она пыталась определить, где же все-таки прячется Юстин. Однако увидеть его не удалось. «Пошла на пользу школа абвера», – подумала она, принимая стакан, наполовину наполненный водкой.
Выпив, Александр Александрович повеселел. Заблестели тусклые, навыкате глаза. Энергично двигая челюстями, пережевывая твердую рыбу, он с ноткой фамильярности проговорил:
– А вы ничего, свойская…
Но Линда не поддержала тона, подумала с неприязнью: «Чего доброго, этот славянский ублюдок начнет объясняться в любви». Однако ничего подобного не случилось. «Павлин» оказался неглупым человеком. Он сказал:
– Удивительно, но в отрочестве я знал немецкую литературу лучше русской. Вам, очевидно, известно, что мой родной отец в свое время заканчивал высшую техническую школу в Цюрихе, стал видным специалистом горно-спасательного дела в Донбассе?
– Разумеется. Но не все. Расскажите подробней.
– Отец вообще был сторонником русско-немецкого сближения. Он считал, что вся история России после Петра Великого неразрывно связана с Германией. Рациональный немецкий ум, прилежание, деловитость в сочетании с русским размахом, многотерпением, богатствами природных ресурсов могли бы творить чудеса. Не вражда, а торговля, оживленный обмен техническими достижениями, смешанные предприятия на взаимовыгодных началах сделали бы обе наши страны главенствующими в Европе. После Рапалльского соглашения отец по контракту работал на шахтах Рура. Вместе с ним жили мама и я. В двадцать седьмом отца отозвали, послали в Донбасс налаживать спасательную службу…
Александр Александрович умолк, плеснул себе водки, выпил, но закусывать не стал, спросил:
– Я вам не надоел?
– Напротив, очень интересно! – искренне произнесла Линда, ей и в самом деле хотелось узнать, ради чего глубоко русский человек, военный, в тридцать лет получивший майорский чин, пошел на сотрудничество с Пикенброком.
– К двадцать восьмому году Донбасс по добыче угля превзошел довоенный уровень, вводилась механизация, меньше стало аварий. Ну а потом начали появляться синдромы той эпидемии, которая позднее захлестнула всю страну. Аварии на шахтах все же случались. Причин тому было много: сатанинские нормы выработки, низкие расценки, тяжеленные условия труда, драконовские дисциплинарные меры, многолетняя усталость, что въелась в организм, как уголь в поры, к тому же нехватка специалистов, плебейское чванство новых хозяев, их техническая безграмотность… В примитивном мозгу Сталина созрела мысль обвинить инженеров во вредительстве, чтобы оправдать трудности, разжечь недовольство рабочих.
