Валерий Поволяев - Лесная крепость
Угодил точно – и фары мотоциклов погасли, и пулемётчик, выбитый очередью из люльки, откатился в сторону, распластался на снегу, похожий на большую мятую тряпку. Бойцы, державшие фельдшерицу, начали спешно поднимать её к петле. Один из мотоциклистов, ещё живой, сумел стянуть с себя через голову автомат, висевший у него на груди, дал ответную очередь. Чердынцев стиснул зубы, прошёлся ответной очередью по мотоциклисту, с досадой отметил: не попал. Слева и справа от него также застрочили автоматы. Мимо, мимо! Третья очередь оказалась меткой – мотоциклист, подвернув под себя руки, опустился на руль. Готов!
Лейтенант развернулся и, увидев почти рядом с собою бело-восковое лицо фельдшерицы с торчащим изо рта кляпом, плоские от страха глаза, невольно отшатнулся от неё. Потом, потянувшись одной рукой, выдернул кляп. Шичко взвыла что было мочи.
Бойцы напряглись, приподняли её ещё немного, и маленький солдат, изловчившись, накинул на её голову петлю. Стрельба уже шла кругом, не было в райцентре, наверное, места, где бы сейчас не стреляли. Чердынцев проговорил фельдшерице в лицо громко, печатая каждое слово, хотя понимал, что вряд ли она в эту минуту что-либо соображает, но лейтенант посчитал необходимым это сделать:
– От имени советской власти… За измену Родине!
– Не надо! – давясь слезами, закричала Шичко.
Бойцы отпустили фельдшерицу. Тело нырнуло на полметра вниз, вытянулось, ноги, обутые в роскошные сапожки, задёргались, каблуки звонко застучали друг о друга, голова подломилась, поползла набок, почерневший рот распахнулся сам по себе, обнажая неестественно красивые, ровные белые зубы.
Чердынцев выдернул из кобуры ракетницу, нажал на курок, послал в воздух зелёную, сыро зашипевшую ракету – сигнал, что можно отходить.
Из-за забора, окружавшего маслобойню, вывалились несколько немцев, с ходу открыли стрельбу. Бойцы, находившиеся рядом с Чердынцевым, поспешно попадали в снег, начали огрызаться огнём.
– Иван! – крикнул лейтенант Ломоносову. – Этих деятелей надо обойти и ударить по ним с тыла, иначе они хрен нам дадут выскользнуть отсюда.
– Счас сделаем, товарищ лейтенант, не беспокойтесь! – Маленький солдат метнулся в сторону, за ним ещё двое, скрылись в темноте, слабо освещённой вспышками выстрелов, собственно, только по вспышкам и можно было понять, кто где находится.
Чердынцев оглянулся на виселицу. Фельдшерица висела в петле неподвижно – успокоилась навсегда, вытянула длинные ноги в роскошной обуви. Под ней лежал кто-то, судорожно цеплял одной рукой снег, пытаясь загрести хотя бы немного, но у него ничего не получалось. Лейтенант вгляделся, расстроенно выругался – это был дядя Коля Фабричный… Как же тебя угораздило, дядя Коля?
Громыхнул взрыв гранаты, вверх плоско взметнулось пламя, рассыпалось на мелкие брызги, взрыв откинул в сторону смятую каску, сорванную с головы какого-то несчастного баварца или франкфуртца, она докатилась до самой виселицы, стукнулась о деревянную опору и, отскочив от неё, завертелась волчком на снегу.
За первым взрывом последовал второй – Ломоносов свою задачу выполнил.
– Фабричного заберите! – приказал Чердынцев, позвал громко: – Ломоносов!
А Ломоносова и звать не надо было, он уже находился рядом с командиром.
– Ваня, эвакуация дяди Коли Фабричного – на тебе. Отвечаешь головой.
– Понял, товарищ лейтенант! – Ломоносову не надо было объяснять, что надо делать, а чего не надо. Двое разведчиков подхватили дядю Колю под мышки и потащили прочь с площади, Ломоносов с автоматом метнулся в сторону, увидел что-то подозрительное, на бегу дал очередь, сбил кого-то с ног, присел к земле, перезаряжая автомат, в магазине кончились патроны, снизу снова открыл стрельбу.
Услышав за собою топот, Чердынцев развернулся, увидел двух немцев с винтовками – озябших, в пилотках, глубоко натянутых на уши, даже самому непонятно стало, как он их разглядел в темноте, видать, в пиковых ситуациях, в моменты опасности зрение наше обостряется предельно, становится звериным, вскинул автомат.
Короткая очередь цели не достигла, да и охолодевшие на русском морозе фрицы не очень-то хотели воевать, они отвечать не стали, а просто плюхнулись мордами в снег и застыли, будто мёртвые. Чердынцев усмехнулся и побежал вслед за бойцами, тащившими Фабричного.
Сейчас главное – без потерь отступить из райцентра. А как сделать, чтобы без потерь? Знал бы это лейтенант – подсказал бы самому себе, но чего не знал Чердынцев, того не знал. И бойцы не знали.
Всё будет зависеть от того, как сработают взводные командиры, как поведут себя Сергеев, Крутов, Геттуев. Война – штука непредсказуемая, на ней бывает всякое. А всякая ситуация, в том числе и пиковая, состоит из тысячи разных случайностей; собранные вместе, случайности составляют закономерность.
Перед тем, как скрыться за забором маслобойни, Чердынцев огляделся: как там ведут себя фрицы в пилотках? Те продолжали лежать на снегу. У-умные.
Соединяться было решено за райцентром, у дороги – у двух групп были разные пути отхода. Когда Чердынцев прибыл на место встречи, Геттуев был уже там. Максим – молодец, добыл несколько санок, на которых в деревнях возят воду, на них поставил пустые ящики, крашенные в защитный цвет, с немецкой маркировкой, набил их добром, взятым в управе, в отдельном мешке, тяжёлом, здоровяк Геттуев приволок затворы от винтовок.
Приподняв мешок за горловину, взводный коротко доложил командиру:
– Вот!
– Молодец, Максим! Железо это надо будет утопить где-нибудь по дороге… В глубоком месте.
– Сделаем, – пообещал Геттуев. В том, что он обязательно это сделает, можно было не сомневаться.
– Одни санки надо освободить. – Чердынцев повёл головой назад, где тихо постанывал дядя Коля Фабричный (он был без сознания). – У нас один раненый.
– Нас пронесло, – сказал Геттуев, – мы без потерь. – И неожиданно добавил грустно: – До следующего раза.
– Тьфу, тьфу, тьфу! – суеверно отплюнулся через плечо Чердынцев. – Нам этого не надо.
– Что с начальницей полиции, товарищ командир?
– Висит.
– Туда ей и дорога. – Геттуев вытянул голову, прислушался с видом охотника, решившего узнать, где водятся утки, оспины на его лице побелели. – Похоже, стрельба в райцентре прекратилась.
– Значит, Сергеев ушёл.
Через десять минут подоспела вторая группа – под командой Сергеева. Лейтенант Сергеев был мрачен, сплюнул на снег кровью.
– Ранен? – спросил Чердынцев.
– Есть немного. Но не это главное – у меня двое убитых.
Чердынцев ощутил, что внутри у него зажёгся некий тоскливый огонь, поморщился… С другой стороны, чего морщиться, всякая операция обязательно предполагает потери. Раз на раз не приходится. Война есть война.
– Вынести убитых, я смотрю, не удалось…
– Нет. Слишком плотно насели немцы. Их вообще оказалось больше, чем мы предполагали.
Не знали ни Чердынцев, ни Сергеев, ни Ломоносов, что вечером, уже в сумерках, за два часа до прихода партизан, в райцентр прибыла комендантская группа из Брянска – командированные в глушь фрицы собирали тёплую одежду, бельё, шерстяные носки и варежки, вязаные «подгузники», позволяющие охранять мужское достоинство от укусов лютого здешнего мороза, меховые шапки, даже старые. Сборщики тряпья были неплохо вооружены – на случай нападения на них озверевших от поборов местных жителей у всех имелись автоматы с хорошим запасом патронов…
«Тряпичники» и пришли на помощь усиленному взводу и хозкоманде, которые находились под рукой у гауптмана.
– Коменданта взяли?
Сергеев отрицательно покачал головой, стёр кровь с разбитой нижней губы, оглянулся назад, пытаясь разглядеть в темноте дома райцентра, но всё поглотила ночь, и взводный проговорил раздражённо:
– Буквально из рук выскользнул. Больно уж ловким оказался, гад… Как налим.
– Жалко. Кто погиб?
– Одного вы должны знать, он из старичков, Овсяник его фамилия, второй… Второго вы вряд ли знаете, он из последнего пополнения, из военнопленных – тех, что вы освободили в лесу.
– Было такое дело. Как его фамилия?
– Фёдоров.
Конечно, может быть, Чердынцев и вспомнил бы Фёдорова, но времени на воспоминание не было, надо было уходить, лейтенант втянул сквозь зубы морозный воздух, словно бы остужал в себе боль, и выдохнул глухо и печально:
– Жаль…
По одному, шагая след в след, партизаны начали втягиваться в лес. Лес был чёрный, глухой, не видно в нём ни зги. Первым в цепочке шёл Ломоносов, вёл за собою людей, замыкающим – лейтенант Сергеев, перед ним на санках, утопая в снегу, тащили боеприпасы, впереди везли дядю Колю Фабричного, который так и не пришёл в себя. Задача у Ломоносова была сложная – вывести группу на старый след, а там идти будет уже легче.
Через час Ломоносов нашёл утерянную тропу, партизаны повеселели: раз дорога домой найдена, то до самого дома осталось не так уж и далеко, путевая ниточка обязательно приведёт к родным землянкам.
