Алексей Ивакин - Прорвать Блокаду! Адские Высоты
Мужчины не любят «выражать эмоции» – мужчины живут. Если мы рады друг другу – мы обнимаемся. Если не рады – оскаливаемся в якобы приветливой улыбке. Впрочем, о чем это я?
Васька достает канистру из-под стола. Пятилитровую:
– По маленькой, мужики?
Еж хмыкает:
– А большая у тебя какая?
– Вот такая! – Степка достает уже десятилитровую. В одной коньяк, в другой водка. В третьей – тоже «маленькой» – наливка для девчонок.
– Идите-ка к палаткам, мужики, сейчас совет командиров тут б-будет. Саша п-приедет, – а вот и наш главнокомандующий появился. Юра Тимофеевич Семененко. Мужик строгий, серьезный, справедливый и…. Непьющий. И к этому делу относящийся сугубо отрицательно. И в этом он абсолютно прав. Пьяные дебоши, ор у костра и кидание патронов в костер – дело весьма неприятное. Самое смешное, что мы – вятские водкохлебы – пьем совершенно по-другому.
Для тепла, расслабления и разговора. А вот пьяных дебошей у нас не бывает. Впрочем, вру. Бывают. Иногда. После таких историй виновник просто выгоняется из отряда. Навсегда. И безоговорочно. Без права апелляции.
Устал пить? Иди спать.
– Думаешь, все выжрут? – с сомнением смотрит Еж на спиртное. – Надо тогда перепрятать.
– Да неудобно просто. Давай сначала дела все решим, а п-потом уже сидите тут.
– На самом деле, мужики, идите-ка в лес!
– Рита, мы только что оттуда, – это Змей подал голос.
– Ладно, мужики, пойдем, правда, посидим у нашей палатки, – Степан – серьезный такой мужик – вставляет свое веское слово.
Парни набирают еды-закуски в свои котелки и отправляются к палатке Васьки и Степки.
Они не входят ни в какой отряд. Они – сами по себе. Прямо как я. Рассказывать я про них не буду. Потому что не знаю про них ничего. Не потому, что они такие все из себя «черные» – а потому, что мне это не надо. Мы встречаемся на Вахте, на Вахте и расстаемся.
Мы просто работаем вместе. Работаем… Воюем. Только у нас вместо автоматов – лопаты в руках. Похоронные команды…
Парни поднимаются на обрыв и исчезают за поворотом. Я и Еж – остаемся. Еж – потому что он все-таки командир. А мне просто интересно.
И еще… я же говорил, что официально меня тут нет? Меня нет ни в одном списке ни одного из отрядов. Я не написал, в двадцатый уже раз, заявление о вступлении в поисковый отряд, который когда-то сам создал! Я не расписываюсь в журнале техники безопасности. Я не подписался под распиской «О существовании статьи двести двадцать второй – предупрежден!». У меня нет справки из областного УВД – «По статье два-два-два не привлекался». Да, да… Для того чтобы искать бойцов – сейчас необходимо доказательство того, что ты не привлекался за хранение боеприпасов и огнестрельного оружия. А если тебе нет восемнадцати – еще и разрешение от родителей, заверенное нотариусом. Я просто приехал и копаю. Меня нет.
А вот и Тамбов пришел. Почти одновременно с ними – Архангельск-Северодвинск. Еще Тула, Рязань, Пермь, Питер…
Наших командиров аж шесть штук.
Юра – командир кировского отряда. Ритка – командир слободского «Возвращения», Ежик – Котельнич. Гоша Култышев – Фаленки. Леха Зыкин – Нолинск. Зуевский еще отряд. Командира пока не знаю, как зовут. Еще толком не познакомился с ним.
А что вы хотели? У нас шестнадцать поисковых отрядов из Кировской области. Из сорока двух районов. Здесь шесть – остальные в Новгородской области.
А я из какого отряда? А не из какого. Я сам по себе. Семнадцатый я.
А вот и Сашка – командир всей синявинской поисковой экспедиции. Наши вятские отряды – все – подчиняются Юре Семененко. Юра за нас за всех перед Сашкой отвечает. Все просто. Как в армии.
Садимся за стол. Мы заводим генератор – лампочка над столом немедленно загорается. Так-то светло еще. Но – пусть будет еще светлее.
– Значит, так, – начинает Сашка, сдвигая фуражку военного образца на затылок. – Есть две новости. Одна плохая…
– А вторая, соответственно, еще хуже… Начинай с ху… С очень плохой, – встревает Еж.
– Чтобы просто плохая – хорошей показалась? – засмеялся Юрка.
Хороших новостей от начальства не бывает. Даже в день зарплаты. А тут у нас зарплат нет. Тут мы платим.
Сашка пожимает плечами:
– Товарищи командиры, начну с просто плохой новости – транспорта на захоронение не будет. Добираться будете сами. Я, конечно, попытаюсь…
Потом Сашка долго рассказывает, где он может достать транспорт для того, чтобы поисковики добрались до похорон. Все ржут. Я улыбаюсь – новость как новость, ничего плохого. Первый раз, что ли? От нашей стоянки до кладбища – всего семь километров по прямой. В прошлом году ходили, в позапрошлом. Сейчас что, не доберемся, что ли?
– Новость очень плохая, – Саша держит паузу как хороший актер, дожидаясь, пока утихнут смешки за столом.
– Захоронение будет шестого числа…
Отлично. Замолкли все. Тишина мертвая.
Обычно захоронения весной всегда восьмого мая. Перед Днем Победы. Вахта заканчивается в этот день.
– А с-смысл в чем? – Юра первым озвучил общий вопрос.
– Смысл, Юрий Тимофеевич, в том, что восьмого числа на торжественные мероприятия, посвященные Дню Победы, приедет кто-то из наших снусмумриков, – и Саша ткнул пальцем в тент.
– В смысле, Валька Матвиенко, что ли? – не понял Еж.
– Нет. Кто-то из президентов. Этот или тот – не знаю. Захоронение переносится на шестое – в целях безопасности. Поисковикам просили передать, чтобы носа не показывали из своих палаток. Иначе будут проблемы. Большие.
– Понятно. Как обычно – мы тут лишние, – это командир из Архангельска-Северодвинска голос подал. – Мы, значит, тут в грязи, сырые, голодные копаем, а эти… Это же нельзя так оставить, он же, они же…
И завел речь на тему, что кто-то предал Россию.
Это он любит.
Зато не любит Саша. И я тоже не люблю эти глупые разговоры. Если тебе не нравится что-то – иди и делай. Что делать? А я откуда знаю? Я тоже не знаю. Но сидеть и возмущаться на нетрезвую голову – более чем глупо. Или закладывай фугас направленного действия. Одного сегодняшнего склада хватит на весь кортеж, вне зависимости от бронированности лимузинов.
И тут меня осеняет.
Они же нас боятся.
Нет, не только снусмумрики. И не только поисковиков. Все они всех нас боятся. Не мы их – они нас. И мне вдруг становится приятно.
Меня – уставшего, грязного, мокрого, – они – довольные, сытые, толстые – они меня боятся. Потому что мне уже нечего терять. Почти нечего. Кроме своей семьи. И мне становится понятно, почему, унижая свой народ правой рукой, левой они поощряют культ семьи – материнский капитал и все такое. Потому что человек, любящий свою семью, будет держаться за нее. Это последний якорь в государстве, которое относится к тебе как к рабу. Они не понимают одного. Того, что мы когда-нибудь снимем и этот якорь – зажмуримся и пойдем отвоевывать для своих сыновей нормальную жизнь.
Жизнь, в которой их внуки не будут искать дедов, брошенных на мусорных свалках. Жизнь, в которой можно работать, а не зарабатывать. Где не нужно быть эффективным, а можно быть полезным. Где можно уметь, а не иметь.
Чего это меня на философствование-то потянуло?
– Машина за останками придет пятого в обед, – продолжает Саша. Мне его жалко. Потому что он сам понимает маразм происходящего, но ничего сделать не может.
– А дальше?
– А дальше оставаться в лагерях…
– Саш, работать-то можно?
Мать твою… Можно ли хоронить людей?
– Разрешения до какого числа?
Администрация Кировского района Ленинградской области выдает разрешения на «земляные работы».
– Пятнадцатое.
– Шестнадцатое.
– Четырнадцатое.
Голоса вразнобой. Командиры сообщают – до какого числа они получили разрешение на поиск. Кто как просил – все, на всякий случай, «на попозже».
– А с найденными что делать?
– Как обычно, времянки.
Времянка… Нашли. Похоронить их не имеем права. Складываем останки в полиэтиленовый мешок. И снова закапываем около стоянки. На следующий год похороним. Когда можно будет. Когда чиновники разрешат.
Теперь понимаете, почему я все «чернею» и «чернею»?
Я не могу, не имею морального права хоронить только тогда, когда мне разрешат. Я имею право похоронить ребят тогда, когда я их нашел. Вернее, не так. Ребята имеют право лечь в домовины в любое время года и суток. Когда ОНИ захотят. А никак не хемули со снусмумриками. Потому что если бы не ребята – лунтики и пунтики сейчас работали бы оскопленными евнухами на фермах тысячелетнего рейха. Если бы вообще родились… Не помнящие родства и помнить не желающие… А ведь у одного из наших Главных деда тут нашли пару лет назад. Именно здесь. Под Синявино. Но ему, похоже, все равно.
А потом разговор идет об обычном – кто, где и как работает. Нормально работаем. Кто-то десять бойцов поднял. Кто-то еще ни одного. Саша подбивает итоги – на второе мая всей экспедицией подняли уже сто двенадцать бойцов. Опознанных мало. Очень мало. Один.