Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров - Юрий Васильевич Бондарев
– Прошу снайперский выстрелик!
В ответ автомобилист промычал невнятное, пожевывая папиросу, вроде бы совсем неохотно уперся локтями в барьер – и мгновенно выстрелил. Дальняя фигурка медведя кувыркнулась среди мишеней. Зрители загудели:
– Враз поддел, глаз вострый! Главную мишень колупнул!
– Вот этот… по-нашему! – одобрительно крякнув, заявил усатый человек. – Эх, артиллерист! Бе-еда. Стрелок с тыловой кухни!
– Ты знаешь этого артиллериста? – повторила Валя. – Ты почему смеялся, Алеша? Он кто?
– Очень хорошо знаю, – ответил Алексей, затем стиснул ей руку, и она заметила: лицо его чуть-чуть изменилось. – Валюша, подожди минуту. Я сейчас, – сказал он и с тем же выражением лица подлез под перила, приблизился к самому барьеру, встреченный неудовольствием заведующего тиром:
– Товарищ дорогой артиллерист, тут соблюдать порядок надобно, прошу вас культурно!..
– Мы вместе, – сказал Алексей. – Все будет как надо.
Была очередь Полукарова, и он уже навалился грудью на барьер, приготовливаясь стрелять, но, отвлеченный административным замечанием заведующего тиром, повернул большую свою голову, близоруко щурясь, проговорил:
– Дмитриев? Ты чего? Откуда ты?
– Дай, Женя, я достреляю твои патроны, устал ждать свою очередь, – вполголоса сказал Алексей. – Это таким образом можно сделать? – обратился он к заведующему тиром. – Надеюсь, это не нарушит культурного обслуживания?
– Это ваше личное дело, за патроны заплачено…
Заведующий с приятностью в лице пожал округлыми плечами; автомобилист же смерил Алексея заинтересованно-оценивающим взглядом, выплюнул изжеванную папиросу, одним щелчком мизинца сдвинул фуражку на затылок, теперь она держалась на его голове лишь чудом, но спросил довольно-таки безразлично:
– Свежие артиллерийские силы? Или хочешь закрыть грудью амбразуру?
– Попробую. – Алексей отстранил Полукарова, взял ружье, оглядел мишени. – В какие фигуры можно стрелять?
– На выбор хочешь? – по-прежнему без эмоций удивился автомобилист. – Давай. В трубу крейсера. В бегущего волка… В крутящуюся мельницу. Даю пять форы… Начинай!
– Форы не нужно, – ответил Алексей и, наслаждаясь этим моментом предвкушения, сам зарядил два ружья. – Начнем, – быстро проговорил он и, тщательно прицелясь, стоя выстрелил. – Раз, – сказал Алексей. – Считай, автомобилист…
– Ай-яй-яй! – ответил вместо автомобилиста заведующий тиром.
Труба крейсера упала. Алексей тотчас поднял другое ружье – и после второго звонкого щелчка в глубине тира вращающиеся крылья мельницы скрипнули и остановились. За спиной было тихо – ни шепота, ни возгласа одобрения. Автомобилист, по-гусиному вытянув шею в сторону мишеней, резким жестом надвинул козырек фуражки на брови, но, сдержавшись, протянул с ленцой в голосе:
– От сотрясений валятся. Хите-ер!
– Правильно, кто-то из артиллеристов тир качает, – согласился Алексей. – Сколько еще осталось несбитых фигур? Две? Полукаров, дай мне два патрона.
– Ай-яй-яй, два патрона?
Заведующий тиром с услужливой торопливостью высыпал перед ним кучку патронов, и Алексей, испытывая прежнее удовольствие от своей веселой уверенности, опять зарядил два ружья. Затем, поочередно поднимая их, выстрелил по оставшимся мишеням. Дважды щелкнули пульки будто по возникшей недоверчивой тишине, и тут первыми разом засвистели, заорали, как на стадионе, мальчишки, задвигались в толпе, когда он, положив на барьер ружье, спросил автомобилиста:
– Теперь всё?
– Тама! Точно! Ни одной мишени! – подтвердило несколько голосов.
Уже полностью удовлетворенный, Алексей перепрыгнул через перила; и Валя, поджидая его возле тира, с изумлением увидела, как мальчишки закипевшим водоворотом закрутились перед ним, дружно крича: «Как фамилия? Как фамилия? Вы снайпер?» – тогда он сказал им что-то; один из них, бедового вида, в кепке с пуговкой, ответил: «Есть!» – и водоворот этот двинулся по аллее в сторону набережной.
– Ты хвастунишка! – улыбаясь, заговорила Валя. – Ты же испортил жизнь автомобилисту, видишь, он куда-то исчез. Он умрет от огорчения… Придет в училище, ляжет на кровать и умрет от горестных воспоминаний. Ой, не могу!
Она так засмеялась, что слезы выступили на ресницах.
– Как он надвинул козырек на глаза! Словно его кто-то по затылку ударил!
В это время к ним подошел Полукаров; хмурый, взъерошенный, виновато щурясь, он хотел что-то сказать Алексею, но не сказал и стал раскланиваться с подчеркнутой воспитанностью, стесненный, видимо, присутствием Вали.
– Ладно, Женя, прости, что я тебе помешал, но, кажется, все в порядке, – проговорил Алексей.
– Он так плохо стреляет? – разочарованно спросила Валя, когда они пошли по аллее, не выбирая заранее направления.
– Он близорук. Стеснялся надеть очки, наверно.
Валя сказала тихо, взяв его под руку:
– А каков ты, хвастун, а? Правда, ты сумел расположить сердца зрителей к себе. Я все видела.
Он ответил полушутливо:
– Я этого и хотел. Пусть знают, как стреляют артиллеристы. Это все-таки марка фирмы.
– На войне тоже была эта марка фирмы?
– Да. Только на войне далеко до хвастовства. Там было дело. Нет, не дело, а страшная работа.
Над деревьями небо фиолетово вспыхнуло, раскололось фейерверком; они оба посмотрели туда, и Алексей, проследив за дымными нитями впереди, после короткого молчания заговорил снова:
– Странно самому – даже вот эти ракеты напоминают ночь на передовой, хотя я совершенно ясно знаю, что войны нет, что я с тобой в парке и все отлично… А насчет стрельбы, ты не думай, что я стреляю особенно. Правда, до артиллерии я случайно месяц пробыл в снайперской, но снайпера из меня не получилось. Кстати, мой друг Толя Дроздов за тридцать шагов попадает из пистолета в гривенник… Без всякой снайперской школы. Прекрасно стрелял Борис из автомата. У него очень точный глаз.
Замедляя шаги, Валя прикусила губу, сбоку наблюдая за Алексеем, спросила:
– А ты наконец можешь мне сказать, что у вас произошло с Борисом? Ведь что-то произошло? Или это тайна?
– Нет, это не тайна, – ответил Алексей. – Но мне не хочется говорить об этом. Просто, когда теряешь друга, становишься как-то беднее. Это я понял.
Тут из боковой аллеи с шумом, топотом подбежала к ним группа запыхавшихся мальчишек, и, как показалось Вале, предводитель их, тот самый, бедового вида, в клетчатой кепке с пуговкой, возбужденно шмыгнул носом, выпятил по-военному грудь и, задыхаясь от усердия, выкрикнул:
– Товарищ снайпер, ваши товарищи на набережной. Там много курсантов из артиллерийского училища! Ваше приказание выполнено!
Валя только повела удивленными смеющимися глазами на Алексея, а он даже не улыбнулся, приложил руку к козырьку, ответил без тени шутки:
– Спасибо, друзья, можете идти.
– Есть идти! – И мальчишки эти, видимо весьма довольные выполненным приказанием, гурьбой кинулись назад к боковой аллее в направлении аттракционов.
А эта дальняя глухая аллея, по которой шли они без направления, была темноватой, как шалаш, засыпанной кучами давно опавшей листвы, и было непонятно, как мальчишки нашли здесь Алексея. По-осеннему тут шуршало, похрустывало под ногами, горел одинокий фонарь в черных ветвях,
