Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская
«…моего любимого больше нет…»
Потом эти слова будут повторяться часто и возвращаться в разных вариациях. От знакомых и незнакомых. Каждый раз, натыкаясь на них, сердце будет делать мертвую петлю и пропускать удары. Мозг — просчитывать варианты для себя. И только душа будет верить до последней секунды существования. В то, что все идет как надо. Что все будет как надо. Наилучшим образом. Верить отчаянно и страстно. И на фоне этих слов от другого человека все, что еще крало такое драгоценное время и было так важно в собственной жизни, — обиды, гордыня какая-то, — все покажется таким мелочным.
— Машка, я не утешу тебя ничем. Просто постарайся. Ради себя. Ты жива, значит, мы все еще нужны Богу. Ты жена офицера. Ради него, ради себя самой.
Еще недавно мы собирали ее мужу на новое имущество взамен того, что утонуло при наводнениях в районе Орехово-Токмачки. Так радовались, что удалось. И — все. Больше никогда. Никогда-никогдашеньки.
На этом фоне все эти «девушки» со своим тупым желанием быть причастыми к великому, к созданию которого они не имели никакого отношения, вдруг показались такими мелкими и незначительными, что меня отпустило сразу и окончательно. Что есть жизнь, как не способ радоваться здесь и сейчас тому, что все у тебя здесь и сейчас есть?
Мы все здесь — приговоренные смертники. Как будто кто-то поставил на паузу кадры из нашей личной «Зеленой мили». Когда за ним пришли, но еще не открылась дверь, еще не включен рубильник электрического стула. И ты не знаешь, что будет после того, как рука Бога нажмет на «кнопку». Будет ли следом приведен в исполнение приговор или зачитают оправдательное и выйдет помилование.
В тылу умирают дважды. Продолжая при этом дышать.
— Ты должна уважать его выбор. Выбор жить так, как он считал нужным. И выбор уйти так, как решила его душа.
Фраза, которую я повторяла самой себе все это время. Которую, как мантру, твердила четыре дня подряд в феврале, обнимая его рюкзак и запретив себе плакать.
Любовь — это полное тотальное принятие и такая же тотальная свобода.
Чувство долга? Перед вами? Простите, а у вас что-то занимали?
Звезды в этот вечер покажутся особенно яркими. Лето — идеальным. Соловьиные трели из кустов сирени — лучшим звуком на земле. Две галочки в сообщении — Божьим чудом.
В июле, когда погиб сын Жени, день был такой же — ничто не предвещало, но что-то висело в воздухе. Я ехала домой из Питера: возила Хомяка обкатывать новый двигатель. Было уже понятно, что дни нашего совместного существования с машиной сочтены и пора прощаться. И вдруг Женя вышел из чата. И я все поняла сразу, зная его причины там быть.
На трассе М11 на бешеной скорости горло сдавило так, что на аварийке я съехала на обочину и попыталась продышаться.
Слезы не шли. Их никогда нет. В состоянии реального горя — слез нет. Слез не было, когда погиб мой друг Игорь[6]. Их не было, когда один за другим в 2021-м ушли и отец, и Аид. Один на небо. Второй — просто ушел.
Их не было и между Питером и Москвой.
Позже я заплачу. И буду еще долго оплакивать нас, оставшихся без тех, кто выбрал свою дорогу уже по другой звездной траектории. За эти месяцы я привыкну к удушающему спазму и научусь с ним жить. Но это мне будет только казаться. Через год, в 2024-м, в летней тишине на моей террасе посреди «аристократического района» Подмосковья прозвучат слова, после которых мир поделится на части.
— Ленусик, я уеду, скорее всего.
— Но ты же решил, что не вернешься?!
— Родина в опасности. — Грин смеется, а у меня спазм внепланово распространяется от горла выше и что-то противно холодеет в голове. — Ну хорош! Я тебя упомянул в своем завещании!
Опускаюсь на пол. Касаюсь его ладонями. Слез нет. «Та» сторона поглотила все, что мне дорого. Всех. Дверь в камеру противно щелкнула, и лист с приговором развернули, приготовившись читать.
— Что вы скажете в свое оправдание?
— Я должна уважать их выбор.
Мама, я до сих пор совсем ничего не знала о настоящем страхе.
Кременная
В ночь перед Днем рождения летом 2023-го я сидела в ресторане воронежского отеля и тихо радовалась: утром приедет Роман, заберут меня и два чемодана, моя новая аристократичная красавица Ляля, мой подарок на ДР, останется в безопасности подземного паркинга. Я праздновала жизнь, первый год без вопросов и рефлексии. СМС от Командира пришла ровно в полночь: «С днем рождения, моя…»
А дальше случилось чудо.
— У меня для тебя сюрприз.
— Тааак. Еще?
— Ты хотела в Кременную?
Хотела ли я? Наверное, да. Как в неизведанный новый опыт. Прифронтовой город, где «ноль» — на центральной площади, а «хаймерсы» периодически падают на детские площадки. Где в каждом дворе стоит «солнцепек» или «град». Но он был непоколебим: нет и все. Это опасно.
— Но ты же был категорически против?
— Парни сказали — сейчас тихо и мы хотим нашу мать отряда поздравить лично.
— Это невероятно.
— Ты рада?
— Да. Наверное — да.
В 5 утра подъезжаю на такси к машине на парковке у выезда из города. Бужу водителя, кое-как размещаемся. Еду, обнимая чемодан и стараясь не дышать. Молодой напарник Романа почему-то очень тяготится моим обществом. Настолько сильно, что начинает хамить.
— Роман, вы бы своего юного друга предупредили, чтобы он тут высказался, а там замолчал. Там за это могут и по лицу дать.
На лице, по которому могут дать, недоверие с презрением, но рот прикрывает. «За лентой» парни встречают объятиями. Командир усаживает меня в свою машину. Потенциально битое лицо складывается в тяжелый унылый кукиш. Едем в Луганск. Бесконечно прекрасные поля подсолнухов уходят на километры за горизонт. Ярко светит солнце, и желтые цветы в его дневном сиянии кажутся еще ярче. Мир сегодня просто состоит из самой яркой палитры. Мы смеемся, фотографируя
