Павел Андреев - Двенадцать рассказов
— Вы не хотите ввязываться в разборки с собственной головой? Не волнуйтесь, вместо вас это сделают другие, — с этими словами меня устроили на «дачу».
У нас ведь как: если ты ведешь себя немного странно — удаляют с воли, накачивают транквилизаторами и помещают в закрытый корпус вместе с тебе подобными. Так поступили со мной, например. Они ждали, что после лечения я "буду самим собой" — как будто у меня тогда был выбор.
Мало того, что у меня сегодня плохое утро, — с таким настроением я легко могу загубить весь праздничный день, а возможно еще и часть следующей недели. Отличный способ впасть в депрессию и начать думать, что жизнь не стоит того, чтобы ее продолжать. Ответьте, сколько еще есть на белом свете вещей, которые вы хотели бы сделать с таким же совершенством? Это тупик, поверьте мне. Мы так легко забываем, чего хотим, что попадаем в задницу только благодаря этому.
Настроение, которое я сейчас настойчиво пытался поднять бутербродами с ветчиной и тремя порциями водочки по пятьдесят, в конец обнаглело и стало требовать банкета. Это не значило, что я поставил на нашей встрече жирный крест, как раз наоборот — я сделал первый шаг на пути к ней. Проще говоря, я сорвался и, пусть не самым изящным, но действенным методом проговорил все, что думал об этой жизни, на очень понятном и всем доступном русском языке. Этому можно было найти много отговорок, например: "Он был нетрезв и действовал в состоянии аффекта". Ругаться плохо.
Со сторожевой вышки раздались выстрелы в воздух и на пол кухни посыпались горячие гильзы. Моя супруга, истребитель стирального порошка, воспитатель нашего мальчика, имела все причины для недовольства. Впрочем, она тоже не столь тщательно подбирала слова. Этому, конечно, способствовало ее многолетнее состояние постоянного аврала, когда терпение и другие слова быстро заканчиваются. Я уже приготовился подвергнуться тяжелому испытанию — вываленным на себя обидам, присыпанным пеплом ее загубленных лет, но она, посмотрев на меня, поняла, что нельзя требовать от людей совершенства.
Да, верно, каждый должен знать, что есть в жизни вещи, которые он не должен делать. Но приучаться к порядку надо постепенно. Лично мой мозг восприимчив к простым командам, и в такие моменты у меня в голове всплывают только две: "Стоять!" и "Тихо!". Но тут очень важно воздержаться от наказания. Чтобы не зайти в тупик самому и избежать истерики у моей второй половины, я, как человек, излечившийся от алкоголизма, потребовал лишь немного внимания и взял паузу.
Логика решения, принятого на семейном совете после моего возвращения с лечения, была проста: все — и хорошее и плохое — я делаю своим прошлым и возрождаюсь заново. Нрав свой приходилось воспитывать так, чтобы ничто не могло помешать обновлению. В отношении моей посильной помощи по хозяйству у меня противопоказаний не было, но маленькие провокации — стерпит, значит, любит — сегодня были просто не к месту. Поэтому в этот святой для меня день, уже не было необходимости приспосабливаться к чужим выходкам. Мне требовались немного времени и капелька чужого терпения, чтобы убить свои проснувшиеся замашки.
Мне повезло — моя жена человек по натуре склонный к смелым и необычным поступкам даже, пожалуй, чаще, чем я, бывает великодушна до противного. У нее многому стоит поучиться. В этом смысле она скорее исключение из правил — девочка с физтеха. Но главное ее достоинство — это пряность ее тела и острота ее чувств. Для нее семейное счастье не результат, а процесс, для которого необходимы разнообразие эмоций и непредсказуемость событий.
За погоду во дворе я не отвечаю, но за то, какой я есть, отвечаю именно я. Поэтому и предупредил, что если сегодня делать все правильно, то я, как минимум, на несколько часов стану другим человеком, и тогда моральное удовлетворение окружающим гарантировано. И улыбнулся в знак примирения улыбкой людоеда. Мне улыбнулись в ответ. Мы даже поцеловались. Трудно обвинять других в том, что ты сам делаешь каждый день.
С каждой минутой моя голова остывала; вещи, еще недавно казавшиеся мне важными, приобретали относительное значение. Я уже почти успокоился. В это время раздался долгожданный телефонный звонок. Карусель праздника завертелась.
Веня. Лето 1982 года. Афганистан
Жизнь в бригаде отличается от засад и сопровождений колонн тем, что скачок от одного залета к другому происходит, как правило, в максимально сжатые сроки, часто одно вытекает из другого, не давая никаких шансов на возможность оглядеться и сообразить, кто и зачем раскручивает колесо событий.
Поэтому — не выпендривайся! Не лезь на рожон и на незнакомые объекты. Не делай этого ни при каких обстоятельствах. Если ты не знаешь, откуда у сапера растут руки, а откуда голова, — заройся в песок и не изображай из себя короля пустыни, забей большую папиросу или просто вышивай крестиком свой дембельский флажок.
Знаете, как ходит афганский сапер со щупом по тропе? Как швейная машинка прошивает он им землю перед собой в поисках мины. А как ходит наш сапер? Нет таких слов, которые могли бы заполнить паузы между каждым ударом его щупа по тропе! Представьте человека, уморенного длительным переходом, нагруженного двойным боекомплектом, всякими там саперными штучками: кошками, шнурами, шашками и черт знает, чем еще. Представили? А теперь придавите это все огромной ответственностью за товарищей, идущих за ним следом по тропе. После этого вам станут понятны и его фатализм, и безразличное отношение к себе. Но если вам предложат выбирать, с кем идти, смело выбирайте нашего парня! Нет объяснений мастерству и интуиции, с которой эти ребята находят духовские сюрпризы, пропуская через свое сердце каждый метр чужой земли.
…К хорошему привыкаешь быстро. Не успели ребята поверить в реальность горячего душа, как раздался суровый командный рык: "Домываемся и строиться!". Группа молодых саперов покидала баню, одевалась на ходу, не скрывая недовольства.
Бригадная солдатская баня представляла собой обычную шатровую пятиместную палатку. Мы только что прикатили из засады, и старшина божился, что баня уже готова. Теперь вам понятно наше законное негодование, когда мы увидели, как запасы нагретой за день солнцем воды с поросячьим восторгом использует кто-то другой? Растерянность наша длилась недолго. Мы быстро построились, изображая не знающее послаблений и свободы отделение. Рекс умело изобразил сурового сержанта. Именно его командный рык и уверенный взгляд заставили чужих ребят побросать свои обмылки. Но сдаваться без борьбы они явно не собирались, хотя беспредельный вид Рекса и безупречное, показное наше подчинение его командам лишили их мужества. На подмогу к обиженным кинулся их прапорщик. Но Рекс не дрогнул. Доверительно взяв прапорщика под локоток, он удалился с ним за палатку. Вернулся Жека один и спокойно дал команду занимать баню. Мы уже вовсю плескались, когда в палатку кто-то засунул голову и прокричал, не скрывая ехидства: "Сержант, на выход!" Не успев раздеться, Рекс вышел из палатки.
Сделав несколько шагов в направлении ожидающего его офицера, он уже знал про него все. Рост, ширина плеч, выражение лица ничего хорошего не обещали. Они молча смотрели друг на друга. Судя по мозолистым рукам и зеленому ХэБэ, это был новичок.
— С какого подразделения, сержант? — грозно начал сапер.
"Молодой", — окончательно убедился Рекс, — "еще не понял, что надо всегда стараться производить хорошее впечатление. Я с ним две минуты, и мне уже тяжело, а он, бедняга, каждый день сам с собой по двадцать четыре часа в сутки".
— Спокойно, лейтенант. Сейчас второй батальон закончит, и твои зайдут, — Рекс пытался быть убедительно вежливым.
Если ты сразу даешь понять, что на тебе далеко не уедешь, не боишься озадачивать других и при этом смело смотришь в глаза, можешь рассчитывать на сохранение собственного статуса. Самообладание — это управление не людьми, а обстоятельствами. Правда, для этого приходится частенько устраивать тренировки собственной выдержке.
Лейтенант резко подтянул обнаглевшего бойца к себе и поднял его за ремень: "Скажи спасибо комбату — дерзких сержантов он воспитал". Ноги Рекса оторвались от земли и болтались, как сосиски, особенно левая, судорожно искавшая опору.
"Крутой дядька, но я буду круче" — решил Рекс и ударил ногой, как только его опустили на землю.
Сапер упал в пыль, успев схватить бьющую его ногу.
— Он тянул меня к себе, как лошадь тащит плуг по целине, — вспоминал Рекс позже.
Короче, амбиции и упрямство сделали свое дело. Мы получили возможность спокойно помыться, а Рекс приобщился к профсоюзу саперов. По его рассказам получалось, что последний, достаточно четкий отпечаток в его памяти оставило лицо лейтенанта перед тем, как он бросил Рекса на землю. Остальное потеряло резкость, земля перевернулась и упала ему на голову — сапер оказался дзюдоистом. Но это не спасло его от хулиганских замашек Рекса. Оба остались довольны встречей. Паша с трудом оттащил Рекса от офицера. Сапер оказался настоящим пацаном — нанесенная ему обида не изменила его цены. Рекс отошел в сторонку и, стоя, пытался найти такое положение, в котором можно было не чувствовать боли.
