Игорь Шелест - Крылатые люди
"Лично мне, — вспоминал он об этом, — наиболее выгодной и безопасной казалась трасса из Москвы на Лондон и далее через Исландию и Канаду в Вашингтон. Этот маршрут, хотя и через линию фронта, мне представлялся наиболее безопасным, даже если при всей секретности такого полета немцы через свою агентуру узнали бы, что кто-то из советского руководства собирается лететь в Вашингтон. Наверняка немцы примут всякие меры для диверсий по возможным маршрутам этого полета, но вряд ли они подумают, что руководители государства рискнут лететь через линию фронта…"
И далее:
"Как я и ожидал, при докладе… вариант с полетом через линию фронта вызвал недоумение. Но когда я высказал Сталину соображения, которыми я руководствовался, он признал их обоснованными. Обсуждение закончилось тем, что Сталин сказал:
— Мы вам верим и на вас полагаемся. Действуйте, как найдете нужным, так как вы в первую очередь несете ответственность".
Спору нет, привлекательность этого кратчайшего пути была немалая. Но и дерзость велика. И чтобы ее обосновать, было решено отправить сперва в Англию самолет Пе-8 для апробации маршрута. Пробный рейс прошел без осложнений, но поездка эта стоила жизни командиру корабля Сергею Александровичу Асямову: при перелете, уже в Великобритании, на английском самолете из города в город в воздухе случился пожар, и десять человек летевших — и экипаж, и пассажиры, и отважный наш летчик АДД Асямов — погибли.
Обратно в Москву корабль Пе-8 привел Эндель Карлович Пусэп.
"Вскоре после возвращения самолета, — вспоминает Голованов, — я был у Сталина. Он спросил, можно ли лететь к Рузвельту, и, получив утвердительный ответ, дал указание готовить самолет для полета в Вашингтон".
"На следующий день, — рассказывает в своей книге "На дальних воздушных дорогах" Эндель Пусэп, — мы рапортовали полковнику Лебедеву:
— Товарищ полковник, экипаж и самолет к полету готовы!
— Отлично! Но куда вы намерены лететь? — спросил полковник, улыбаясь.
— Куда прикажут!
— Хорошо сказано! Тогда я прикажу вам полететь в Соединенные Штаты Америки!
Вот это была новость так новость!
Мне почему-то сразу вспомнились полеты Героев Советского Союза Чкалова и Громова в Соединенные Штаты Америки через Северный полюс в 1937 году… Но не забывал я и о Сигизмунде Леваневском…"
Как ни тщательно готовился этот перелет, на пути экипажу встретились такие трудности, что только в силу необычайной энергии и мастерства летного состава не произошло катастрофы.
Но все — и грозу, и две тысячи километров над территорией, оккупированной врагом, и взлет на перегруженном самолете в Рейкьявике с ограниченной полосы, сбегающей прямо в океан, и посадку на строящийся аэродром в Канаде за несколько минут до того, как он закрылся непроницаемым для глаз туманом, и перегрев двигателей в тридцатиградусную жару при подлете к Вашингтону, когда приходилось по очереди выключать их, — все это сумел преодолеть замечательный экипаж АДД во главе с командиром Энделем Пусэпом. Дипломатическая миссия, сыгравшая огромное значение, состоялась. Президент Рузвельт, приняв в Белом доме Пусэпа и Обухова (второго летчика), сказал им такие слова:
— Поздравляю вас с успешным перелетом через океан. Поздравляю и ваших штурманов, которые помогли вам провести самолет точно по маршруту.
Доставив благополучно дипломатическую миссию в Москву, Эндель Пусэп стал командиром одного из дальне-бомбардировочных полков АДД. В начале лета 1942 года к нему на выучку, после «старика» ТБ-3, попал уже знакомый нам летчик, бывший учитель литературы в поселковой школе Сергей Савельевич Сугак.
В лютую зиму сорок второго года Сергей Сугак на своем ветеране ТБ-3 выполнил несколько удачных рейдов в тыл немцев для снабжения действующей там конницы Белова. Летчики не только сбрасывали нашим войскам боеприпасы и продукты, но в ряде случаев совершали посадку ночью в районах действий наших конников.
Ранней весной, в тот же трудный год войны, Сугак со своим экипажем участвовал в налетах на аэродромы противника. В одну из ночей им сопутствовала особенная удача. Они накрыли серией бомб только что прилетевшую группу пикировщиков "Юнкерс Ю-88", уничтожив часть из них и выведя из строя.
Надо сказать, Сергею Сугаку удивительно везло.
Судите сами. Пять ночей подряд тогда же, в мае сорок второго, он летал бомбить вражеские аэродромы, и его самолет не получил сколько-нибудь существенных повреждений.
Только выбравшись из самолета после пятой боевой ночи, Сергей присел на пахучую траву, а потом, не заметив как, свалился от усталости и заснул мертвецким сном,
И надо ж такому случиться… К их самолету на санях волокушах как раз трактор тащил бомбы, и тракторист похолодев, остановил гусеницы своего трактора у самых ног спящего в траве летчика. Механик, увидев последний момент этой сцены, счел нужным доложить командиру полка. А командир приказал Сугаку немедленно идти отдыхать в общежитие, решив не выпускать переутомленного летчика в полет на шестую ночь.
Отоспавшись за день, Сергей к вечеру отправился на аэродром и тут увидел, что экипаж его, в котором он себя чувствовал человеком родным, уже приготовился к полету на Брянск. Вместо Сергея в левом пилотском кресле ТБ-3 был другой летчик.
Механик самолета Анисимов — он все еще находился под самолетом — увидел Сергея, приблизился к нему:
— Эх, командир, — сказал с тоской в голосе, — непривычно как-то без тебя.
Сугак, удивившись, взглянул Анисимову в глаза:
— Да ведь ты, друже, сам сварганил мне этот отпуск. Стукнул командиру полка, что валюсь под трактор от усталости, а теперь стонешь…
Анисимов смиренно, тихо, как бы прося у него прощения, взглянул на Сергея и пробормотал:
— Чувствую, Сергей Савельич, не вернемся мы в эту ночь.
— Да ты что? Выбрось все эти мысли из головы. Все будет так же, как со мной!
Но механик улыбнулся как-то горько, сжал крепко летчику руку и поспешил в самолет.
Провожая долгим взглядом свой корабль, Сергей поймал себя на мысли, что видит его в воздухе впервые: все это время они были с самолетом неразлучны. Он смотрел ему вслед, пока не стало больно глазам, пока от напряжения они не заслезились, пока черточка крыльев не затерялась в сиреневом сумеречном небе.
В эту ночь Сергей не сомкнул глаз. А чуть взошло солнце — было около четырех утра, — он оделся и вышел из дома.
Шагая тропинкой среди высоких деревьев, он и слушал пенье птиц, и не слышал их, он и видел сверканье росы, но не радовался ей. Выйдя на опушку, откуда уже была видна стоянка самолетов, сразу же заметил, что его самолета нет. Идти дальше не имело смысла. Сорвав стебель травы, Сергей стал грызть его. Он машинально миновал лес и оказался в штабе.
Начальник штаба, небритый, хмурый, не поднял глаз, не оторвал их от бумаг. Сергей некоторое время смотрел молча, все уже понимая. Наконец тот проговорил:
— Да-с… Так-то, Сережа… Сбит твой корабль под Брянском-Вторым. Похоже, что и люди погибли.
Остался Сергей Сугак один: стал «безлошадным», как в ту пору называли летчиков, лишившихся самолетов.
Две недели дежурил на старте, а другие летали.
Потом пришел приказ о переводе его в АДД, в дивизию тяжелых кораблей ТБ-7 (Пе-8), которой командовал Викторин Иванович Лебедев.
С благоговением смотрел Сергей на незнакомый ему пока еще в воздухе самолет Пе-8. К нему подошел Эндель Пусэп, его новый командир полка.
— Ну что ж, Сергей Савельич, надевай парашют. Пойдем побродим в облаках. Хочу посмотреть, какой ты мастер.
И началась для Сергея новая глава его боевой авиаторской жизни. От полета к полету, на Данциг, Кенигсберг, Мариенбург, Инстенбург и другие города рейха. В этих полетах, день за днем, ночь за ночью, он все тесней сживался с новым своим экипажем, с новым своим могучим кораблем.
Штурманом с ним вскоре стал летать Константин Иконников. Сергей Сугак сразу оценил исключительную профессиональность штурмана и редкую теплоту его Души…
Лес вертикально стоящих прожекторов — и через этот лес нужно идти. И страшно, и сердце трепещет, а нужно. Константин требует точно, до градуса, выдерживать прямую на боевом курсе.
"Пошли, точно в штыковую атаку, — вспоминал потом Сугак. — Сначала нас «взял» один луч прожектора, потом, один за другим, — 18 лучей…" И так многие ночи. 150 дальних боевых рейдов. 150 ночей!..
Глава пятая— Нет, что ни говорите, — сказал однажды Вениамин Дмитриевич Зенков, находясь среди новых своих дрзей — ночных бомбардировщиков, — а бреющий полет — это стихия!
— Уж так и «бреющий»! Ты бы нам, Веня, показал хоть раз «стригущий», — попробовал подначить штурман Яшин.
— И покажу! Хоть завтра, — не смутился Зенков. — Завтра намечен контрольный полет в зону после отладки мотора. Полетишь со мной — покажу.
