Анатолий Медников - Открытый счет

— Эй! Кто тут есть, выходи! — скомандовал Бурцев, распахнув дверь дома.

— Хальт! Хэндэ хох! — прокричал затем Бурцев. Он всегда это кричал немцам, если только сначала молча не глушил их ударом приклада по голове.

Прошла минута или полторы, наконец, кажется, зажёгся свет, и вслед за этим из спальни вышел старик немец лет шестидесяти в нижней длинной рубахе и с какой-то белой тряпкой в руках. Она оказалась кальсонами.

Не в силах выдавить из себя ни одного слова, лесник только дрожащей рукой махал перед собой кальсонами. Жалкая его фигура и эти летающие в воздухе кальсоны в иное время вызвали бы у разведчиков смех, но сейчас за спиной у Бурцева никто даже не хихикнул.

— Ну, ясно, вы сдаётесь, мы поняли, — сказал леснику Зубов. — Успокойтесь.

Немец обрёл дар речи через минуту, но только для того, чтобы несколько раз повторить:

— Вот моя жена, моя жена!

Седая голова женщины показалась и скрылась в дверях спальни.

— Видим, что законная супруга, да кончай ты махать исподними, старик, это ведь всё-таки не флаг. — И Бурцев, вырвав у старика кальсоны, бросил их на диван.

Он прошёл затем в спальню — посмотреть, нет ли там ещё кого-нибудь. Пока Зубов допрашивал лесника, Бурцев заглянул на чердак, спустился в подвал, сунулся даже в сарай, где хрюкали три поросёнка. В доме он не обнаружил более никого, но зато, когда вернулся к спальне, в коридоре, который вёл туда, вдруг заметил прикрытый матерчатой грелкой — „бабой“ — аппарат телефона.

— Ты смотри, этот лесной хрыч имеет связь?! — удивился Бурцев и обрадовался, когда, сняв с рычага трубку, услышал тонкое гудение проводов и лёгкий шорох в мембране, потом длинные гудки автоматического набора. Телефон работал.

Бурцев побежал в гостиную домика, чтобы сообщить эту новость. Лесник подтвердил, что за Одером работает пока исправно и телефонная сеть и электросистема.

— Это мы знаем. До последних дней пользовались и на восточном берегу энергией от берлинского кольца, — сказал Зубов.

— От Гитлера? — удивился Петушков.

— От немецких электростанций. Но сейчас они уже сняли нас со снабжения, — улыбнулся Зубов.

— Ну, ясно, денег-то мы не платим им, — вставил Бурцев, — а немцы — народ расчётливый.

— Вот именно, — кивнул Зубов и тут же спросил у лесника по-немецки: — Ваш аппарат связан с близлежащими городами?

— Я звоню в Берлин, там автоматическая станция в порядке.

Лесник уже не казался таким перепуганным, почувствовав, что русские не собираются его убивать. А сейчас, когда он заговорил о Берлине, даже горделивая нотка прозвучала в его осипшем от пережитого волнения и по-старчески скрипучем голосе.

— Ишь ты, встрепенулся! — поморщился Бурцев, брезгливо разглядывая старика.

Затем он вместе с Зубовым подошёл к телефону.

— Позвонить, что ли, в Шведт? — спросил Зубов.

— Нет, опасно, слишком близко, могут нащупать, — возразил Бурцев.

— Тогда в Штраусберг, это под Берлином, километров двадцать пять.

Зубов по-немецки вызвал междугородную.

— Дайте Штраусберг.

— Хэлло, кто говорит? — пропищал в трубке голос телефонистки.

— Майор Мюллер. Русские у вас есть?

— Ну, что вы, господин майор. Русские за Одером.

— А наших много частей?

— О, я не знаю, я не могу отлучиться, господин майор, я только вижу из своего окна: два наших танка стоят на углу и группа солдат с ними, господин капитан, — верещала дура-телефонистка, — позвать его?

— Не надо, позвоню попозже…

— Оказывается, и таким образом можно собирать информацию — по телефону, — сказал Зубов, когда повесил трубку. — Как тебе это правится, Бурцев?

— Мне лично правится. Вот если старик не врёт, то можно позвонить в Берлин. Соблазнительно и даже щекотно, товарищ майор!

— Да, интересно, чёрт побери, попробуем!

Бурцев подтащил стул к аппарату и уселся рядом с Зубовым.

— Живым вернусь, напишу матери, мать ты моя родная, твой Васька уже звонил в Берлин, в хату самого Гитлера.

Лицо Бурцева сияло. Возможность поговорить с Берлином отсюда, из затерянной в чаще лесной сторожки, казалась и невероятной и удивительной. Возбуждённое любопытство светилось в глазах других разведчиков. Зубов, откашлявшись и сделав серьёзное лицо, снял трубку.

— Дайте мне Берлин и соедините с бургомистром, — строго произнёс он в трубку, но смеющимися глазами подмигнул Сергею и Бурцеву.

— Секунду, соединяю.

— Алло! — отозвался в трубке отчётливо слышимый голос секретаря бургомистра. — Багге слушает, — сказал он Зубову.

— Мне бы господина бургомистра.

— Он отсутствует, может быть, я могу быть вам полезен?

— Хорошо, потолкуем с вами. Как дела в Берлине, как настроение?

— Кто говорит?

— Бургомистр Шведта, — нашёлся Зубов.

— Дела средние. Говорят, что они там, за Одером, готовят новое наступление.

— Да уж ударят, наверно, и крепко.

— Мы готовимся к отпору, все, как один! — на всякий случай заверил Зубова секретарь Багге, чтобы „бургомистр Шведта“ не отыскал и его голосе никакой слабости или неверия в победу.

— Понятно, понятно.

— А как у вас дела? — спросил Багге.

— Неплохо. Русские разведчики проникают за Одер, берут пленных.

— Вы шутите, бросьте глупые шутки, я пожалуюсь господину бургомистру.

— Жалуйтесь хоть самому Гитлеру.

— ?! Кто это говорит?

— Советский офицер. Скоро увидимся. Тогда продолжим разговор лично. До скорого свидания, герр Багге, до свидания в Берлине.

Зубов опустил трубку на рычаг и отёр ладонью пот, выступивший на лбу, словно бы эта трёхминутная беседа стоила ему большого физического напряжения.

— Ну вот и поговорили с Берлином, моральная зарядка получена, — сказал Зубов. — Можно, ребята, двигаться дальше.

Но Бурцев всё же ещё раз снял с рычага трубку, ему хотелось самому послушать гудение на линии, шорохи и обрывки чужой, резкой, словно бы дерущей ухо речи и усталое, полусонное бормотание телефонисток, поддерживающих связь Берлина с городами Западной Померании. Затем он порвал провод.

…Перед уходом из домика лесника вся группа Зубова переоделась в штатское, а своё военное обмундирование Зубов, Бурцев и Вендель передали тем, кто к утру должен вернуться в свои траншеи.

Штатская одежда показалась Бурцеву удивительно лёгкой, попахивала молью, чёрт те знает, откуда её раздобыли тыловики со склада, рукава пиджака оказались длинноватыми. Да и брюки немного жали в паху. Он впервые переодевался в штатское на фронте, и, должно быть, от этого Бурцева не покидало странное ощущение какой-то случившейся в его судьбе перемены и вспоминалась вольная довоенная жизнь, которой „пахла“ эта гражданская одежда.

…Лесник показал разведчикам направление, по которому, обходя Шведт, можно было пройти южнее города. Однако он подтвердил опасения Бурцева, что многие дороги здесь заминированы. Кроме того, немцы, замаскировав, установили ещё и проволочные заграждения на подступах к многим населённым пунктам. Поэтому, прежде чем поставить во главе группы Сергея Свиридова, Зубов приказал ему быть внимательным, осторожным и точно вести разведчиков по линии, которую они наметили на карте.

Бурцев слышал, как майор предупреждал:

— Если почувствуешь, что сбился, лучше остановись, и ещё раз выверим маршрут.

— Мне, товарищ майор, не надо повторять такие вещи дважды, — ответил Сергей.

— Но всё-таки учти, — заметил Зубов.

Сергей вздохнул с чувством уязвлённого самолюбия, негромко подал команду „Вперёд!“, и разведчики, как и шли раньше, в затылок друг другу, шаг в шаг, тронулись по лесной тропе.

Прошло ещё полчаса. Лес то редел, прерываясь небольшими полянами, где ноги тонули в мякоти бугорчатых, чавкающих под ногами кочек, то снова густел, и узкая тропа, пробитая впереди идущими, петляла между деревьями.

Луна часто уходила за тёмно-серые тучи и подсвечивала их изнутри, отчего тучи просветлялись и плыли по небу как бы на лёгкой серебристо-шёлковой подкладке. А в лесу после этого становилось темнее и глуше, и хруст раздавленных сапогами сучьев, шорох прошлогодней свалявшейся листвы казался в темноте более громким.

Разведчики не курили, не зажигали карманных фонарей и без особой нужды не шептались. И хотя они уходили всё дальше от Одера, состояние тревоги и ежесекундной готовности ко всяким неожиданностям не ослабевало.

Бурцев, шагавший в середине цепочки, не видел Сергея Свиридова, который, как командир группы сопровождения, шёл первым. Он только иногда слышал его команды, шёпотом передаваемые по цепи: „Взять левее или правее, пригнуться“, когда ветки низко нависали над тропой, а иногда и хлестали по лицам разведчиков, иди же по тревожному возгласу: „Под ноги“ — пристально всматриваться в землю, опасаясь ям, колючей проволоки или мин.