Павел Кочегин - В небе полярных зорь
Пока Комлев говорил, Оскар внимательно смотрел ему в глаза, стараясь понять все до слова. Потом встал и, положив в свой черед руки на плечи Комлева, сказал:
— Хорошо, давайте думать...
2
Полночь. Медленно опускаются на землю белые хлопья. Люди идут цепочкой. Впереди — Оскар. Сама природа, кажется, решила помочь им: нет затрудняющего движение ветра, густой снег быстро засыпает лыжню. Хорошо подготовленные, натертые мазью лыжи скользят легко.
Оскар часто оборачивается — беспокоится, как себя чувствуют русские друзья.
— Хорошо, хорошо, давай вперед! — бодро кивает Комлев.
Настроение чудесное. Их ведут к партизанам. Пришло к концу гнетущее бездействие.
После того, как летчики решили попытаться что-либо предпринять для освобождения пленных, прошло немало дней в тревоге и неизвестности.
И вот они в пути! Шли долго. Обогнули скалистую сопку. Пробежали лощину. Предстояло подняться на крутую, со скалистыми выступами гору.
Комлев, давно не ходивший на лыжах, стал сдавать, да и нога побаливала. Оскар остановился, хотел облегчить ему подъем, забрав рюкзак, но Комлев не отдал.
Одолев гору, очутились в густом, низкорослом ельнике.
— Привал! — скомандовал Оскар.
Тотчас сказалась усталость. Но то, что увидели перед собой, заставило забыть обо всем. Облака, как белоснежные волны, охватывали площадку, на которой они стояли. Отдельные их гребни поднимались девятым валом и захлестывали тусклую, бледно-желтую луну. Вот она прорвалась сквозь эту преграду и осветила фантастическим светом крутой спуск, покрытый опушенными голубоватым снегом елями.
— Красота-то какая! — не выдержал Комлев.
— Норге! — проникновенно отозвался Оскар. Опершись на палки, он весь подался вперед и долго молча смотрел вниз. Потом, энергично сдвинув вязаную шапку на затылок, с большим чувством начал декламировать.
Затем сам перевел стихи, и хотя перевод был не совсем правильным и стройным, но слова Нурдаля Грига задели самые чувствительные струны в сердцах летчиков. Поэт говорил о Родине:
Норвегия! Живи в сердцах людейИ будь сама прибежищем им верным!Пусть обретем мы на груди твоейУпорство вместе с мужеством безмерным!
Оскар кончил читать и посмотрел на летчиков.
— Хорошо, очень хорошо сказано, и прочитано хорошо, — восхищенно сказал Бозор.
Минуту стояли молча. Вокруг — сказочная тишина. Первым нарушил молчание Оскар.
— Пора в дорогу.
3
Мирзоеву всегда представлялось, что партизаны живут в лесу, в полутемных землянках, ходят увешанные гранатами, опоясанные пулеметными лентами, с болтающимися на длинных ремнях пистолетами. Каково же было его удивление, когда, подойдя к одиноко стоявшему почти на самой вершине горы дому и стукнув в дверь три раза, Оскар сказал:
— Вот мы и дошли!
Послышались шаги, и он повторил стук, но теперь уже в другом ритме.
— Какова сегодня погода? — раздался за дверью чей-то знакомый голос.
— Ветер, — ответил Оскар.
Дверь отворилась и путники увидели Мартина Вадсена.
— Мартин! Разве ты тоже участвуешь в операции? — удивленно спросил Комлев.
— Наци надо убивать, как злая змея, — ответил тот с гордым вызовом.
— Ты хорошо продумал? Возможно бой будет, а у тебя дочка...
— Моя жизнь не дороже твоей, — прервал диалог норвежец.
Миновав полутемную переднюю, где летчики оставили лыжи, он провел их в большую, ярко освещенную, уютно обставленную комнату: посредине круглый стол, покрытый синей скатертью, вокруг него мягкие, обитые синим же кресла, дорогого полированного дерева комод и массивный гардероб. Слева у стены — пианино, в углу — камин, выложенный разноцветными изразцами, на стенах — картины в золоченых рамах.
— Где же партизанский штаб? — разочарованно шепнул Бозор, пока Мартин помогал ему и Комлеву освободиться от заплечных мешков и верхней одежды.
Бесшумно отворилась другая дверь, и вошел среднего роста, плотно сложенный мужчина в хорошо сшитом костюме. На белоснежной сорочке темным пятном выделялся галстук. Щеки чисто выбриты. В серых глазах выражение приветливости, некоторой торжественности.
Петер Лихтсен — так звали незнакомца — был коммунистом, возглавлял движение Сопротивления в Северной Норвегии.
Неся подсвечник с вставленными в него двумя небольшими флажками — советским и норвежским — он с дружески протянутой рукой направился к русским.
Все это было столь неожиданно и трогательно, что Мирзоев и Комлев растерялись. Никита Кузьмич не удержался и, отвечая на крепкое рукопожатие, притронулся, как бы приласкал пальцами родной алый флажок. Сели за стол, на котором разложили карту и цветные карандаши, Лихтсен указал на ней точное расположение лагеря и рассказал о нем кое-что новое.
— Всего в лагере семь бараков, — не торопясь, чтобы его все поняли, говорил он приятным тенором. — Пять находятся на окраине вот этого поселка, — он обозначил на карте точку. Отсюда пленных гоняют работать на рудники. Шестой вот тут, — он поставил еще одну точку на изгибе дороги, ведущей от поселка к озеру. — Обитатели его строили аэродром и дорогу, да и теперь выполняют там все тяжелые работы. Самый отдаленный от комендатуры лагеря барак — номер семь, тот, который вас интересует, — продолжал Лихтсен, поставив крест в нанесенном ранее кружке. — Вот здесь, под невысокой скалистой сопкой, домик охраны, а в ста метрах от него, на самом краю болота, барак, окруженный колючей проволокой. Барак и караульное помещение охраняются часовыми с собаками.
— Очень удобно для операции, что барак отделен от основного лагеря двумя соединенными проливом озерами, — нетерпеливо перебил Оскар.
— А как сообщаются между собой немцы? — спросил Комлев.
— Через каждые два часа начальник караула докладывает коменданту лагеря, как идут дела на блоке. Кроме того — на автомобилях, на мотоциклах в объезд озера.
— Так так, — удовлетворенно протянул Комлев, глядя на карту. — Здесь около восьмидесяти километров. В зимнее время это не менее двух часов езды. Неплохо...
Мирзоев слушал и удивлялся осведомленности норвежцев о концлагере. Уточняя обстановку, он рассказал все, что знал о седьмом бараке, в котором провел кошмарные месяцы.
— Нападать надо со стороны болота: вначале снять часовых у барака, потом захватить караульное помещение, — предложил Оскар Мунсен.
— Нет, это не пойдет, — решительно возразил Комлев. — Нас заметят часовые у караулки, и тогда все погибло. Надо нападать одновременно двумя группами — на барак и на караульное помещение.
— Но к караулке только один путь, мимо барака. Посмотрите, с запада — скала , с юга — незамерзающая река, перейти ее будет трудно, да и заметят наверняка, — пояснил Мирзоев.
Тут заговорил все время молчавший Мартин Вадсен.
— А если на голову им со скалы свалиться? По веревочной лестнице?
— Вот это надо обдумать! — Комлев радостно потер ладони.
Итог подвел Петер Лихтсен.
— Так и решили: одна группа спускается со скалы, снимает часового вместе с собакой у караулки, врывается в караульное помещение и расправляется с остальными охранниками. Вторая в это время уничтожает охрану барака. Все делается быстро, бесшумно.
— Нужна еще одна группа: операция должна охраняться от неожиданного появления фашистов, — вставил Комлев.
— О, конечно, вот сюда, на развилку дороги, выставим усиленный отряд. Надежных парней ты подберешь, — кивнул Лихтсен Оскару. — Возможно, им придется вступить в бой.
— А теперь о маршруте, — поднялся с места Комлев. — Задача отряда — выйти в расположение советских войск. Как идти?
Беглецам предстояло пройти около двухсот километров по заснеженной гористой местности, преодолеть горные хребты, обойти топи, найти переправы через незамерзающие реки. Но самым опасным был первый этап пути. Хорошо охраняемый немцами участок дороги между заводом и аэродромом Комлев рассчитывал проскочить в плохую погоду и прежде, чем в основном лагере узнают о побеге. Но норвежцы в один голос возразили, что ни в хорошую, ни в плохую погоду здесь отряду незамеченным не пройти.
— Вам надо во что бы то ни стало выйти к этим двум избушкам. Здесь живут финские рыбаки. Они будут знать о вас и окажут помощь. А пройти к ним можно, обойдя заставы здесь, — Лихтсен провел извилистую линию южнее аэродрома. — В момент, когда отряд должен будет проходить этот участок, мы отвлечем внимание немцев на себя.
— Это дело! — оживился Комлев. — Но ведь у финнов тоже могут быть немцы?
— Бывают, но редко. Это место, говорят они, проклято богом, и неохотно туда заходят, предпочитая отсиживаться в деревушке.
