Олег Курылев - Победителей не судят
Майор достал блокнот, раскрыл в нужном месте и показал своему собеседнику. «F. О. Shellen», — прочел Алекс обведенную рамкой запись.
— Когда вы несколько минут назад назвали себя, то я понял, что на этот раз вы наконец-то сказали правду. — Майор убрал блокнот. — Но началось все еще вчера — в состоянии полубреда вы много говорили по-английски, выкрикивали какие-то имена, приказывали прыгать. Старшая медсестра заподозрила неладное, сверила записи в вашей медкарте (то бишь в медкарте фельдфебеля Зигфрида Малера) и не обнаружила на вашем теле шрамов от ожога на левом плече. Собственно говоря, она и сообщила сначала нам, а потом в гестапо. Или наоборот. Вот так. — Майор Штальп снова облокотился на спинку кровати. — И последнее, если вам это интересно, — любой мальчишка в Германии знает, что кольца «Мы идем против Англии!» у нас носили только военные моряки, только подводники и исключительно из 4-й флотилии. Такое кольцо, например, было у моего сына. Они заказали всем экипажем сразу сорок штук в Амстердаме. Теперь это большая редкость. Почти весь списочный состав 4-й флотилии сорокового года лежит на дне Атлантики. Вместе со своими кольцами. Зигфрид, найдите гауптштурмфюрера.
— Ну что, выяснили? — спросил вернувшийся Цальман.
— Это флаинг офицер Алекс Шеллен, — сказал майор, показывая на раненого. — Был сбит тринадцатого числа над Дрезденом.
Эсэсовец подошел к койке Алекса и уставился на него в упор.
— И вы можете это доказать?
— Разумеется, — ответил майор.
Он сообщил Цальману кое-какие подробности, и тот, казалось, был вполне удовлетворен.
— Вот только как же нам быть с диверсионной деятельностью вашего протеже? — вкрадчиво спросил он майора. — Целые сутки этот субъект осуществлял ее на нашей территории без знаков различия и с чужими документами.
— Бросьте, гауптштурмфюрер, — улыбнулся майор. — Что же ему, по-вашему, сразу после приземления бежать с поднятыми руками в поисках ближайшего полицейского? Да и чужих документов на тот момент у него не было. Это потом они нашлись в кабине самолета. Совершенно случайно. Ну а уж стремление вернуться к своим есть законное право каждого солдата. Будем считать, что он просто вскочил на вражескую лошадь, когда под ним убили его собственную.
— Я, конечно, мог бы с вами поспорить, майор, но… — эсэсовец, не торопясь, натянул перчатки, — …но не стану этого делать. Однако рапорт все же напишу. А там пусть решают. Хайль! — Он вскинул руку и удалился вместе со своим помощником.
Майор достал блокнот, написал что-то и вырвал листок.
— Зигфрид, найди здесь телефон и позвони по этому номеру. Пускай пришлют двух охранников. Ну а вы, — обратился он к Алексу, — отдыхайте и набирайтесь сил. С этой минуты вы — военнопленный.
Когда они ушли, Алекса сводили в туалет, дали выпить стакан чаю, более походившего на отвар прелого сена, поменяли повязку на голове, затем вкололи что-то в плечо, и он, ни слова не говоря, отошел ко сну.
На следующее утро его осмотрел врач и констатировал, что пленный вполне пригоден для этапирования. Через час Алексу еще раз сменили повязку и велели одеваться. Поскольку у него не было зимней одежды, ему дали пахнувшую хлоркой поношенную шинель и отвратительного вида кепи из колючего сукна грязно-коричневого цвета. У дверей госпиталя Алекса встретил вчерашний майор.
— Вас будет сопровождать флигеринженер Бордони, — представил он стоявшего рядом с ним офицера. — Надеюсь, мистер Шеллен, вы будете благоразумны. Желаю удачи.
— Подождите, майор.
Алекс жестом пригласил Штальпа отойти в сторону.
— Вы говорили, что ваш сын имел такое же кольцо? — Он показал кисть своей правой руки. — А где он сейчас?
— Вместе со всем экипажем. Его лодка не вернулась в сорок третьем.
— Тогда возьмите, — Алекс снял с пальца свой талисман и протянул майору. — Вы правы, я не должен носить подобную вещь. Прощайте.
Майор взял кольцо. Они козырнули друг другу, и Шеллен направился к конвоирам.
Как это ни удивительно, но уже на четвертый день после сокрушительных налетов на столицу Саксонии южная ветка дрезденского железнодорожного узла была полностью работоспособна. Поезда шли в обоих направлениях, обходя все еще пылающий город с юга.
Алекса поместили в отдельном купе с постоянно занавешенным окном. Напротив него расположился Эрих Бордони, тридцатилетний офицер с розовыми петлицами инженера и полным отсутствием военной выправки. Никто из двоих охранников в купе ни разу не заходил. Алекс догадывался, что его везут во Франкфурт, точнее в Оберурзель, городок, расположенный в тридцати километрах северо-западнее Франкфурта. Все английские и американские летчики знали, что там находится дознавательный лагерь, называвшийся официально Центром обработки данных «Запад». Возможно, на востоке был аналогичный центр «Восток», предназначенный для русских, но о нем Алекс никогда ничего не слыхал.
— Как вы считаете, лейтенант[16], лето в этом году будет таким же жарким, что и в прошлом? — пытался завязать разговор Шеллен.
Бордони поначалу сделал вид, что не хочет знаться с врагом, но потом, очевидно посчитав, что глупо сидеть и молчать целые сутки, особенно если этот самый враг свободно изъясняется по-немецки, постепенно разговорился. Он оказался инженером авиационного завода, мобилизованным в сорок третьем году. Помимо доставки военнопленного в Оберурзель он должен был отвезти какие-то документы на один из военных заводов Гессена.
— Что вы собираетесь делать после войны? — спросил его Алекс.
— Что делать? По-моему, всем немцам придется делать одно и то же: заново строить свои города.
— Вы женаты?
— Да. У меня трое детей.
Бордони несколько минут крепился, но все же не выдержал и извлек из внутреннего кармана кителя портмоне с несколькими фотографиями. Потом он долго рассказывал о своей жене и каждом из малышей.
— Хоть бы с ними все было в порядке, — вздохнул он, убирая снимки.
— А где они сейчас?
— В Гросенхайне у родителей жены. Вы собираетесь бомбить Гросенхайн?
— Лично я собираюсь сбежать при первой же возможности, — совершенно серьезно сказал Алекс. — А насчет Гросенхайна… думаю, что как цель он слишком мал. Хотя все зависит от военного значения.
— А какое военное значение было у Дрездена?
* * *По прибытии во Франкфурт все четверо, включая все тех же вооруженных карабинами охранников, сделали пересадку и уже минут через сорок снова вышли на перрон. Бордони дождался, когда их поезд уедет, и они перешли через две линии железнодорожных путей на другую сторону. Там, прямо напротив вокзала, находилась трамвайная остановка.
Алекс осмотрелся. Народу было достаточно много, в основном военные, большинство с чемоданами. В одном месте он увидел группу человек из пятнадцати, одетых в английские и американские куртки и комбинезоны. Алекс даже протер глаза. Некоторые были в фуражках с кокардами королевских эскадрилий, большинство — в меховых кепи и разного рода шапках без знаков различия. Поеживаясь от ветра, они курили и о чем-то оживленно разговаривали. Кто-то смеялся. Алекс поискал глазами охрану, но обнаружил лишь пару-тройку стоявших в стороне немецких солдат, из которых только один был вооружен автоматом.
— Это что же, пленные? — спросил он своего конвоира.
— Где?… Ах, эти. Наверное, из тех, кто постоянно живет в Центре.
— А что они тут делают?
— Не знаю. Некоторые ездят на работу, другие просто шляются от безделья.
— И их отпускают? — все больше удивлялся Алекс.
— Под особую подписку. В основном нижних чинов. Да и куда им бежать? Здесь на каждом шагу КПП.
— Мне, конечно, нельзя подойти?
— Абсолютно исключено. Пока вы под следствием, вам нельзя общаться ни с кем, кроме следователей. Даже с охраной.
Шеллен еще немного понаблюдал за соотечественниками, затем принялся разглядывать двухэтажное здание вокзала с высокой черепичной крышей и башенками. Оно было выстроено в средневековом фахверковом стиле: второй этаж замысловато расчерчен темными линиями стоек, ригелей и гнутых раскосов с белеными плоскостями оштукатуренных простенков; цоколь местами выложен из камня и прорезан в центре большой готической аркой центрального входа, над которой располагался каменный барельеф герба города Оберурзель.
— Вот куда вам надо перевезти вашу семью, — сказал Алекс инженеру. — Этот город никогда не станут бомбить.
Подошел длинный двухвагонный трамвай. Бордони показал кондуктору какой-то документ, вероятно, освобождавший его команду от покупки билетов. Тот, коротко взглянув на Алекса, отвернулся. Никто из пассажиров не обратил на их компанию ни малейшего внимания. Они уселись на задних сиденьях, и со стороны было совершенно незаметно, что кто-то кого-то конвоирует.
