Егор Лосев - Багряные скалы
– Если что, – напомнил Двир, – как обычно, крик совы.
Дмитрий кивнул и осторожно прополз дальше вниз.
Прожектор на вышке светил на противоположную сторону склона. Там в темноте что-то зашевелилось, задвигалось.
Он замер внимательно прислушиваясь. До ушей долетело блеянье, перестук копыт.
"Принесла же нелегкая, мелькнуло в голове, только пастуха со стадом не хватало. А ведь где пастух, там и собака…"
В желтом луче прожектора замелькали острые черточки рогов, разноцветные козьи спины.
Часовой на вышке навел пятно света на невзрачную фигурку пастуха и что-то недовольно крикнул. Пастух ответил, и легионер отвел луч в сторону.
Воспользовавшись диалогом часового с пастухом, Дмитрий подобрался к забору и зарылся в кусты. Оставалось дождаться молитвы. Над травой стоял одуряющий аромат цветов, сена, еще чего-то терпкого. Запах почему-то напоминал детство. Не то, искореженное войной, блокадой, голодом, эвакуацией, а нормальное, довоенное. Когда они ходили с отцом и матерью в ЦПКО, катались на лодке, пили лимонад. Потом, довольные и усталые, возвращались на трамвае домой.
Сквозь сладкие воспоминания прорезался далекий протяжный крик муэдзина. Его подхватил другой муэдзин в деревне за холмом.
Часовой на вышке засуетился. Снизу, через щели в дощатом полу Дмитрий видел, как солдат расстилал молитвенный коврик.
Пора.
Дмитрий ящерицей юркнул над зловонным ручейком. Бесшумно подлетел к двери палатки. Полоска света пробивалась снизу, значит "бритиш" на месте. Тем хуже для него.
Он старался не думать, о том, что произойдет. Ему еще не приходилось убивать в рукопашной, и Дмитрий немного нервничал. Но в одном он был уверен: там, за брезентовым пологом, враг. Не просто враг, каких он насмотрелся в прорезь прицела, в кого стрелял и кидал гранаты, не федаин, не легионер, а офицер английской армии.
Офицер, посылающий смерть руками других.
Смерть, которая веером расползается отсюда, из Северной Самарии дальше на север, в Израэльскую долину, к Афуле, перехлестывает через хребет Гильбоа, на восток, к Бейт Шеану.
Он вытер вспотевшую ладонь о гимнастерку, вытянул из ножен штык и заглянул под брезент.
Никого…
В тусклом свете керосиновой лампы стоял стол с кипой документов, два стула. На стене приколот огромный лист аэрофотосъемки всего района, от Дженина до Кфар Тавора, от моря до Иордана. Много пометок, стрелок кружков.
Дмитрий заметался по палатке, пихая в ранец все подряд, ежесекундно выглядывая наружу.
Фотографии, какие-то бумаги на арабском, на английском, карты. Вроде все. Он уже закинул ранец на спину, но на глаза попался стоявший в тени, под столом кожаный портфель. Внутри оказались документы, трубка и табак.
Он запихал в боковой карман все, кроме табака и трубки. Снова выглянул наружу и в животе противно заныло. Одинокая долговязая фигура неторопливо шагала к палатке.
В голове пронеслось сразу множество мыслей: о предстоящей схватке, о том, что если проскользнуть под задней стенкой, удастся уйти незамеченным, о тревоге, которую поднимет англичанин, о неизбежной погоне, а еще, о тех, кого он обречет на смерть, посылая в Израиль следующую группу федаинов. И эта последняя мысль решила все. Он крутанул колесико лампы гася свет. Ладонь обхватила деревянную рукоять штыка, вытягивая клинок из ножен.
Англичанин откинув полог шагнул в палатку. На мгновение падавший снаружи свет осветил высокую фигуру и спокойное, безмятежное лицо.
Дмитрий подловил его на этом шаге, ударил снизу, целя под сосок, как учил когда-то Бар-Цион.
Миг растянулся до бесконечности. Казалось, пока летит рука с зажатым клинком, англичанин спокойно выйдет из палатки и позовет легионеров.
Но тот успел лишь нелепо вскинуть перед собой руку, глаза его расширились от удивления.
Штык вошел в тело по самую гарду.
Полог захлопнулся, погружая все во тьму.
Левой рукой он вцепился офицеру в горло, но тот и не пытался кричать, только забился и жутковато захрипел. Одна рука его оказалась зажата в кармане, второй он вцепился Дмитрию в воротник.
Оба рухнули на землю.
Дмитрий вытащил штык и всадил снова. На этот раз угодив во что-то твердое.
"Ребро", бесстрастно констатировало подсознание.
Тело под ним задергалось, из стиснутого горла донеслось бульканье.
Дмитрий бил еще и еще, пока англичанин не затих.
Казалось, прошла вечность, но снаружи все оставалось по-прежнему. Протяжно кричал далекий муэдзин. Часовой молился.
Дмитрий прополз под забором, на этот раз перемазавшись-таки в вонючей жиже, нырнул в кусты.
– Уходим, – шепнул он Линкору и Двиру, подбирая винтовку, – все нормально!
– Чего-то ты быстро… – удивился Двир.
Ползком, дав крюка, выходя за пределы видимости часовых, они спустились к дороге и припустили по гравию. У перекрестка им навстречу поднялся Горелый.
– Ну как?
– Порядок, – буркнул Дмитрий, чувствуя, что его вот-вот вывернет. Остекленевшие глаза англичанина мерещились в темноте.
– А "бритиш"?
– Ушел.
– Куда ушел? – не врубился сержант.
– В свой мир… – пояснил Дмитрий. Горелый кивнул.
– Двигаем, у нас мало времени.
Короткий отряд свернул с дороги и полез на склон. В попытке обмануть возможную погоню, Горелый уводил их на юг, к Кабатии, вглубь иорданской территории.
Иногда сержант останавливался, вскидывая руку, и они замирали, слушая ночь. Тарахтели в траве сверчки, да шакалы выли "на всю Ивановскую".
Через полчаса долетел из-за спины глухой хлопок. Желтая звезда осветительной ракеты взмыла над холмами. Следом за ней посыпались еще две, а потом еще и еще. Ночь заполыхала оранжевым заревом.
Легионеры опомнились.
Дмитрий на ходу прикинул действия иорданцев. Перво-на-перво, наверняка поднимут шухер на весь район. Дороги перекроют. Затем попробуют прочесать местность, подсвечивая ракетами. Но тут шансов у них немного. Народу в лагере чуть больше роты, а кругом, куда не глянь тьма, да холмы. Ну и главное, с первым светом поднять в небо хоть самый завалящий самолетик. Дмитрий даже поежился при этой мысли. Холмы здесь голые, трава невысокая, найдут в два счета.
До Кабатии добрались без приключений.
Там явно кому-то не спалось. У стоявшего на отшибе административного здания светили фары и доносились отрывистые команды.
Горелый повернул на запад. Отсюда, пересечь шоссе, подняться на очередную гряду холмов, а там, по ущельям до границы почти финишная прямая.
Они залегли в оливковой роще у дороги, внимательно прислушиваясь.
Нарастающий шум мотора висел в воздухе. Вскоре из-за поворота вылетел "виллис", потом грузовик с солдатами, оба пронеслись мимо, подняв облако пыли.
Снова повисла тишина.
– Двир, – негромко бросил Горелый.
Двир, пригибаясь, перебежал шоссе. Какое-то время карабкался вверх по камням, залитый зыбким лунный свет, затем все стихло.
Два раза ухнула сова.
– Герш, пошел… Адам… Дмитрий…
В холодном ночном воздухе, как назло, возник гул.
Линкор с Горелым перемахнули шоссе последними.
– На склон, быстро! Под ноги смотреть! – поторапливал сержант.
Они почти добрались до вершины, но перевалить через спасительный гребень не успели. Из-за поворота вывернул "сарацин", в лунном свете смахивающий на мифическое чудовище. Установленный на башне прожектор шарил по склонам. Пулеметчик в кормовом люке старательно водил стволом за лучом света.
Дмитрий ткнулся лицом в траву.
За первой бронемашиной, грамотно сохраняя дистанцию, выкатила вторая.
Яркий ощутимый всем существом столб света на миг заполнил окружающее пространство, помедлил и скользнул дальше.
Дмитрий облегченно выдохнул. Но рано.
Впереди кто-то зашевелился, рванулся, побежал и басистый грохот "брена" разорвал ночь.
По склону вспугнутое светом и шумом моторов неслось какое-то парнокопытное, не то олень, не то антилопа.
То ли пулеметчик в корме "сарацина", сам испугался, то ли при виде бегущего зверя, ощутил охотничий азарт.
Прожектор не выпускал обезумевшее животного, пули стригли траву под ногами, а проклятая антилопа мчалась прямо на Дмитрия.
Сквозь какофонию пальбы вдруг отчетливо донесся глухой человеческий вскрик.
Под ложечкой противно заныло. От бессилия Дмитрий, закусил воротник гимнастерки, – С-сука! – застонал он, – Ну почему, сейчас, почему так глупо…
К грохоту "брена" присоединился рев башенного "броунинга", несчастное животное пробежало в паре метров от Дмитрия, он грудью ощутил, удары впивавшихся в землю пуль.
Пробежав два десятка метров, антилопа грохнулась на землю. Прилетевшая следом очередь из "броунинга" разнесла ее в кровавые клочья.
Тем временем первый "сарацин" вывернув все четыре рулевых колеса, развернулся, приминая кусты и пополз назад. Метров за десять до горе-охотника из башни выскочил офицер, спрыгнул на землю. Бегом обогнув вторую машину, он забрался на броню.
