Николай Иванов - Спецназ, который не вернется
Первые несколько машин Заремба пропустил, анализировал реакцию водителей. В целом нормальная. Настороженность, конечно, чувствуется, так как шофера по газам давали сильнее обычного и глаза старались не косить. Но на то и фронтовая дорога.
Теперь оставалось выбрать не самую роскошную иномарку, и чтобы в кабине находился один водитель. Желательно средней комплекции, вдруг одежкой поделится. И действовать побыстрее, здесь не демонстрация чистых ботинок и брадобреевского мастерства.
— Тормозни, тормозни, — увидев подходящее авто, Заремба рукой попросил водителя съехать на обочину. Автомат демонстративно отбросил за спину.
Туманов, молодец, тонко подыграл: перепрыгнул через канаву, приблизился с другой стороны: лучше в самом деле остановись. Если командир и убрал оружие, то у меня оно под рукой.
Редко видел Заремба, чтобы в Чечне да еще чеченцы соблюдали правила дорожного движения. А тут и скорость сбавили, и подфарником помигали: останавливаюсь, только не стреляйте. Водитель, чечен лет сорока с такой же небритой мордой, как и у офицеров, торопливо, боязливо и заранее виновато вылез из машины. С надеждой обернулся назад, на идущую следом «вольво». Но ей Заремба дружески помахал рукой — счастливого пути, и надежда попавшегося в капкан водителя унеслась на предельной скорости вниз.
— Салам алейкум, брат, — подполковник, демонстрируя уважение к местным обычаям, обхватил водителя за талию и коснулся его плечом. — Не подбросишь нас маленько?
— Пожалуйста, пожалуйста. А куда вам?
— Мы скажем, где остановиться.
— Пожалуйста, — продолжал переводить дух чеченец и даже открыл дверцу Туманову.
Перед тем, как сесть на заднее сиденье, тот предложил командиру:
— Тебе надо подумать насчет театрального. Комбинат бытового обслуживания в твоем исполнении, конечно, бесподобен, но истинный талант не пропьешь.
Водитель сделал вид, что его совершенно не интересует разговор русских офицеров. К тому же в услышанных словах не усмотрел для себя угрозы. Суетливо занял место за рулем. Раз уж нежданные попутчики сели в автомобиль, надо быстрее ехать, чтобы опять же быстрее добраться до нужного места и высадить их. Избавь нас, Боже, от тех, кто имеет право останавливать и приказывать.
— Дом ездил смотреть, — сам, не дожидаясь вопросов и боясь наступившей тишины, стал объясняться чеченец. — Когда война началась, мы уехали к родственникам в Назрань. И вот иногда езжу смотреть дом.
— Цел?
— Слава Аллаху, — вырвалось у водителя, и он тут же боязливо скосил глаза на сидящего рядом Зарембу: как тот относится к его богу?
— Хорошо, — успокоил его подполковник, больше наблюдая за дорогой.
Скоро должен появиться блокпост, опасность там, а не на соседнем сиденье.
— Четверо малых детишек у меня, — на всякий случай сообщил водитель. — Им нужен дом. А меня Ваха зовут.
Свои имена попутчики не назвали, но это не вызвало у чеченца тревоги: на войне первым представляется слабый. А слабый — тот, кто без оружия.
Приближение поста Заремба почувствовал по поведению Вахи: тот стал усаживаться поудобнее, беспричинно браться за синюю, с цветком внутри пластмассовую головку переключателя скоростей. Конечно, кто их знает, вышедших из леса. Когда надо ехать — обнялись, а на блокпосту скажут вылезай и марш в фильтрационный лагерь. А там доказывай: что бежишь от войны, а не на войну…
Пост оказался как пост — несколько бетонных плит на дороге, делающих лабиринт-змейку для уменьшения скорости машин. Два бравых контрактника в распахнутых до пупа маскхалатах. Раз не одеты бронежилеты, значит, здесь давно не стреляли. И Заремба приветливо поднял перед ними руку, покивал головой на вопрошающий взгляд: у нас тоже все нормально.
У кого «у нас» — про то пусть не думается. Спокойствие — половина успеха там, где все напряжены. Солдаты тоже на всякий случай кивнули: у рядовых каждый ефрейтор начальник, не говоря уже об офицерах. Труднее оказалось понять водителя, радуется он или печалится, что не остановился. Через километр могут остановить свои, чеченцы, и им уже доказывай, что везешь обыкновенных попутчиков, а не помогаешь федеральным войскам воевать против собственного народа.
Плохо, ох, плохо гражданскому человеку в районе боев.
— Сколько до Назрани-то пилить? — безобидно поинтересовался Заремба, на самом деле не думая там показываться.
— На моей развалине часа три, не меньше, — осторожно сообщил водитель. И все-таки счел нужным предупредить заранее: — Если не остановят. Тут иногда свои, то есть дудаевцы, тормозят.
— А вот это нам ни к чему, — взялся за автомат подполковник. — Добавь-ка оборотов.
Туманов, отодвинувшись за спину Вахи, делал какие-то знаки, и Заремба, повертев головой по сторонам, остановил взгляд на нем. По губам понял: можно пристукнуть, взять одежду, машину и выбирать маршрут и скорость самим.
Ваха словно почувствовал напряжение в машине, сжался, не в силах что-либо изменить. Прошептал срывающимся голосом уже знакомое:
— Я дом ездил смотреть. Четверо девочек у меня…
— Не бойся, — поняв состояние водителя, успокоил Заремба. — Доедешь до своих девочек.
— Дай Аллах.
Подполковник не стал смотреть, как разочарованно откинулся на спинку сиденья пограничник. Гражданская одежда, конечно, не помешала бы, я особенно при выходе из Чечни, но не мясники же они в конце концов, чтобы убивать направо и налево правых и виноватых. Чеченская война даже таких спецназовцев, как Заремба, не закаляла, а превращала в просто усталых офицеров. Хоте могла списать многое, если не все…
— Можно попросить, брат?
— Да, — с готовностью повернулся Ваха к соседу.
— Нам нужна гражданская одежда.
— Куртка, вот только куртка, — водитель указал на заднее сиденье, где в уголке, прижатая Тумановым, серела ветровка. — Пожалуйста, забирайте, если надо.
— Да нет, мы купим. Гена, — оглянулся на Туманова с первым попавшимся на язык именем подполковник. — Достань бумажку.
Пачки денег от Вениамина Витальевича, аккуратненько перевязанные резиночками, как пучок волос у Волонихина, хранились в рюкзаке капитана. Тот молча вытащил сто тысяч и без одобрения протянул командиру. Куртку с остатками денег засунул в рюкзак.
— Нет-нет, зачем деньги, — отмахнулся от них, как от проказы, Ваха. — Ты — человек, я — человек, надо помогать друг другу, а не воевать. Не надо денег, так бери.
Заремба распахнул бардачок, сунул купюру в остатки пищи, которые почему-то хранились там.
Поверил, поверил Ваха, что в самом деле может остаться в живых, и ко второму посту подъезжал без суеты. Однако именно здесь ему показали резиновой дубинкой — на обочину. Остановишься, потому что название у дубинки в полном соответствии с милицейским юмором — «Аргумент». А еще более весомый аргумент висит на шее… Здесь службу несли более справно. Двое часовых взяли на прицел, а к автомобилю подошел сержант.
— Здравия желаю. Извините, проверка машин, — отдал он честь Зарембе, но от дверцы не отошел.
Ваха торопливо протянул ему пачку — все, какие имелись — документов. Сержант бегло осмотрел их, заранее зная, где какие печати и подписи смотреть, попросил открыть багажник. Пока напарники осматривали машину, он наклонился к Зарембе:
— Товарищ…
— Подполковник.
— Товарищ подполковник, с частными лицами офицерам не разрешают ездить. Я не могу вас пропустить.
— Да нам на соседний блокпост, там наша группа собирается, — подполковник протянул дотошному сержанту свои удостоверения и предписание.
Часовой не отмахнулся, не заробел, — изучил их даже чуть тщательнее, чем у чеченца. Глянул на Туманова, и тот тоже отдал свои бумаги.
Они не вызвали у сержанта никакой тревоги, хотя Заремба и не сводил с него глаз и любую тень сомнения уловил бы. Однако часовой, взяв под козырек, опять повторил:
— Очень опасный участок, товарищ подполковник. Нельзя на частной машине, только в сопровождении.
Прислушивавшийся к разговору Ваха оказался не таким уж и лохом, как прикидывался. Безобидно вклинился в беседу с вопросом:
— Скажите, товарищ сержант, участок все такой же опасный, как и раньше?
— Да, ехать надо поосторожнее, — ответил сержант, но «Аргумент» с капота не снял, не разрешая двигаться. Будь Заремба как встарь комбригом, он самолично разыскал бы этого сержанта и забрал к себе в спецназ. Сейчас же готовился одним ударом ноги отбросить его в канаву и умчаться вдаль. Да только два черных цыганских глаза, два дула автоматов стоявших позади солдат диктовали другое поведение.
— А кто дает разрешение? Кто командир у вас?
— Старший лейтенант Приходько. Олег, позови командира.
Старший лейтенант, двухметровый верзила, вышел сам из обнесенной мешками с цементом, приютившейся под боком у пыльного танка землянки. Цыкнул что-то проходившему мимо солдату, тот заправил ремень, и Заремба вновь подумал: старшего лейтенанта он тоже забирает к себе в спецназ. Пока же Приходько взял у него документы, прочел их от корки до корки, но словно повторяя сержанта, отдал честь и развел руками:
