Владимир Дубровский - На фарватерах Севастополя
Над местом взрыва вода опадает, но стоит еще черное облако и сыплются, как град, осколки, поднимая фонтанчики всплесков.
Перед наступлением темноты корабли закончили траление на новом фарватере. К вечеру еще больше похолодало, и надстройки и палубы кораблей покрылись ледяной коркой. Матросы молча выбирали тяжелый трал.
Подойдя к Херсонесскому мысу, корабли легли на входной Инкерманский створ. Только опытный глаз штурманов и рулевых кораблей мог разыскать белые маячные здания на склонах заснеженных гор. Огни на маяках теперь не зажигали, чтобы не привлечь внимание немцев, не дать им возможности сбросить на фарватер мины.
— Оно и лучше, что быстро темнеет, — устало сказал контр–адмирал Фадеев стоящему рядом с ним на мостике комиссару Бойко, — может быть, на этот раз пройдем спокойно!
Каждый корабль, идущий в Севастополь, немцы ожесточенно обстреливали с батарей, установленных на высотах у Бельбекской долины.
…Весь день во время траления контр–адмирал Фадеев, одетый по–зимнему в меховой комбинезон и бурки, провел на ходовом мостике тральщика «Мина». Командир тральщика старший лейтенант Стешенко, общительный, уверенный в себе офицер, заметил, что на этот раз контр–адмирал был неразговорчив и угрюм.
Фадеев подолгу смотрел на студеное море: следил за работой тральщиков. Не изменилось настроение контр–адмирала и к вечеру, когда траление закончили и новый фарватер был готов к приходу кораблей. Фадеев все время упорно думал о положении в Севастополе. Ему было известно, что вчера немцы потеснили на фронте наши части у Бельбека.
В непроглядной темноте ошвартовались тральщики у причальной стенки Стрелецкой бухты. Начальник штаба Морозов встречал корабли.
— Ну, как вы тут живете? — быстро спросил контр–адмирал, спрыгивая со сходни на гранитную набережную.
— Новости есть и хорошие и плохие, товарищ контр–адмирал! — докладывал Морозов. — Немцы жмут на Северную сторону, — вполголоса, чтобы слышал только один контр–адмирал, продолжал Морозов. — Но есть и хорошее сообщение: к нам в Севастополь уже идет отряд боевых кораблей — крейсера и эсминцы. Входить будут завтра рано утром. Корабли идут под флагом командующего флотом вице–адмирала Октябрьского. Нам приказано обеспечить их прием и проводку по фарватеру!
— Добро. Все ясно, — коротко ответил внимательно слушавший контр–адмирал. — Мы с вами еще потолкуем об этом.
И Фадеев быстро направился к ожидавшей его машине.
Ночь на двадцать первое декабря прошла спокойно, изредка вспыхивали прожекторы и шарили в пустынном небе. Где–то у Хрустальной бухты вырвалось зарево пожара, но огонь быстро погас.
Утром мне пришлось сменить оперативного дежурного по штабу соединения флагманского артиллериста Федоренко. Контр–адмирал Фадеев и Федоренко отправились на корабли, которые должны были артиллерийским огнем отражать наступление немцев на Северной стороне.
Ранним серым утром, когда командир тральщика «Мина» Стешенко поднялся по скользким от утреннего инея ступенькам трапа на ходовой мостик, видимость была плохая. Еле угадывались в синеватом воздухе Мекензиевы горы но оттуда уже доносился орудийный гул. Немцы снова шли на штурм Севастополя.
Ветер принес с берега запахи гари и дыма пожарищ. В Севастополе то здесь, то там возникал орудийный гул, один за другим открывали огонь расставленные по бухте корабли, сотрясая воздух, грохотали батареи береговой обороны.
Как только прибыл контр–адмирал Фадеев, на корабле была сыграна боевая тревога. Из штаба СОР артиллерийский офицер привез карту с намеченными для стрельбы целями. Корабли «Мина» и «Трал» стреляли совместно по площади, по тому «языку», что вклинился в расположение наших частей на Северной стороне.
Подойдя к микрофону, командир корабля Стешенко передал по корабельной радиотрансляции: — Немцы наступают на Мекензиевых горах. Хотят прорваться к Северной бухте и штурмом овладеть городом. Если пропустим их на Северную сторону, потеряем Севастополь! Надо разгромить врага во что бы то ни стало!
Над мостиком корабля выли снаряды наших батарей, обстреливающих Мекензиевы горы. С наступлением рассвета в небе появились немецкие самолеты, их было много, и они пикировали по фронту. Корабельные сигнальщики уже насчитали в воздухе более восьмидесяти самолетов.
— Дистанция… прицел… фугасными! Залп!
Корабль вздрогнул от первых выстрелов и затем сотрясался не переставая. Больше всего работы было в этот день пушке, расположенной в носовой части корабля. Это была самая крупнокалиберная новая пушка. На корабле любили ее, и орудийный расчет под командой старшины группы комендоров Коклюхина работал сегодня дружно и слаженно.
В разгар стрельбы с неба на корабль обрушилась первая пятерка вражеских самолетов.
— Левый борт, курсовой тридцать, бомбардировщики! — доложил сигнальщик Корниенко.
— Есть! Вижу, — ответил командир, не снижая темпа орудийной стрельбы. В бой с самолетами вступили зенитные автоматы корабля.
Свистели бомбы, накалялись стволы корабельных пушек.
Первый налет вражеских самолетов был отбит, корабль продолжал стрельбу по берегу.
В полдень, когда корабли прекратили огонь, мне как оперативному дежурному по соединению позвонили из штаба СОР. На сухопутном фронте были довольны стрельбой кораблей. Орудийным огнем тральщики уничтожили противотанковую батарею и пулеметную точку противника, рассеяли скопление пехоты. Я передал эти данные на корабли.
Двадцать первого декабря немцы крупными силами при поддержке танков и авиации произвели ряд ожесточенных атак южнее долины реки Бельбек. Они шли на прорыв в направлении Камышлы — станция Мекензиевы Горы — Северная бухта. Наши части, оборонявшие этот участок, несмотря на их упорное сопротивление и артиллерийскую поддержку, в середине дня начали отходить. Немцы заняли станцию Мекензиевы Горы и нависли над Северной бухтой. Отдельные автоматчики противника просочились уже на Братское кладбище на Северной стороне. Сложилась крайне напряженная обстановка.
Военный совет оборонительного района призвал в эти дни всех защитников города до последней капли крови оборонять Севастополь.
В газете «Красный черноморец» было напечатано обращение народного комиссара Военно — Морского Флота Кузнецова к защитникам города: «За вашей героической борьбой за Севастополь следит не только весь Советский Союз, но и весь мир. Каждый день обороны Севастополя не только наносит врагу громадные потери, но и путает все его планы и разбивает его надежды на господство на Черном море путем захвата главной базы Черноморского флота. Отомстим за убитых товарищей! Бейте врага до полной победы!»
О тяжелом положении под Севастополем было доложено Ставке Верховного Главнокомандования. Ставка приняла решение немедленно направить в Севастополь стрелковую дивизию и бригаду морской пехоты. В готовности находилась 79‑я особая бригада морской пехоты под командованием полковника Потапова, и ее решено было на боевых кораблях доставить в первую очередь.
Отряд кораблей возглавлял командующий ЧФ Октябрьский. Он в эти дни находился на Кавказе, где готовилась Керченско — Феодосийская десантная операция. С наступлением темноты 20 декабря отряд кораблей под флагом командующего ЧФ, который шел на крейсере «Красный Кавказ», вышел из Новороссийска в море. В отряд входили крейсеры «Красный Кавказ», «Красный Крым», лидер «Харьков» и эсминцы «Бодрый» и «Незаможник»!
То, что отряд совершил переход скрытно, ночью, было хорошо, но на переходе морем разыгрался сильный шторм. Морякам приходилось бороться с огромными волнами, они заливали палубы кораблей, стремясь сорвать, снести за борт боевую технику морских пехотинцев.
Корабли подошли к главному входному фарватеру в абсолютной темноте, от сильных испарений над водою стоял туман. А идти надо было через минное поле по узкому фарватеру. А где он, фарватер? Корабли штормовали целую ночь; и штурманы не были уверены в точности своего счислимого места.
Более того, посланный из Севастополя для встречи кораблей к подходной точке фарватера тральщик № 27 кораблей не обнаружил, и они его не видели.
Командующий флотом решил маневрировать в этом районе до рассвета. Кроме того, корабли включили ходовые огни, прожекторы и подавали туманные сигналы. Но и это не помогло — встреча с тральщиком не состоялась, и, когда наступил тусклый зимний рассвет, туман по–прежнему плотно стоял над морем. И так плотно, что поднятые с херсонесского аэродрома самолеты не смогли в тумане обнаружить корабли.
Положение становилось трагическим. В Севастополе с нетерпением ждали морскую пехоту, ждали корабли, они были почти у цели, а войти в Севастополь не могли. Идти по минному полю — значило погубить корабли и людей.
