Богдан Сушинский - Маньчжурские стрелки
— Почему же не перешли на их сторону? — поинтересовался Курбатов.
— Зачем? Чтобы меня опять заслали в тыл красным? Но ведь во второй раз укореняться будет сложновато.
— Вместе с красным госпиталем она отошла в глубокий тыл, в Самару. Там относительно безопасно: и до линии фронта далековато, и подозрения ни у кого не вызывает.
— Позвольте, так вы должны были находиться сейчас в Самаре? — насторожился Курбатов. — Странно. Дело в том, что именно в Самаре я должен был встретиться с фельдшером Гордаевой.
— Вам дали мою явочную квартиру?! — вскинула подбородок Алина. — И Хорунжего, и мою?! Чтобы, в случае вашего провала, энкаведисты могли раскрыть всю нашу сеть?!
— Не волнуйтесь, Фельдшер, — вспомнил Курбатов, что псевдоним этого агента тоже соответствует ее профессии. Те, кто присваивал их этим двум агентам, особой фантазией себя не утруждали. — Мне доверяют. К тому же у меня есть предавший наше движение агент, которого я должен буду сдать красным в случае своего провала. Сам этот жертвенный баран к коммунистам с повинной пока что не явился, однако же и работать на нас отказывается.
— Прекрасный ход, — удивленно повела подбородком Алина. — Надо бы взять его на вооружение. А приехала я сюда не потому, что сдали нервы. Обычная побывка, если к тому же учесть, что хорунжий — мой кузен.
— Мой вам совет: поскорее успокаивайте свои нервы и возвращайтесь в Самару. Вы нужны мне там. А еще лучше — в Киев.
— Уже пытаетесь командовать? — игриво удивилась Алина.
— Она прибыла сюда в мундире младшего лейтенанта медицинской службы, — вмешался Хорунжий.
— Вот как? — окинул взглядом фигуру женщины Курбатов и только теперь обратил внимание, что любимая казачками просторная цветастая кофта соединялась на ее теле с ушитыми солдатскими галифе.
— Причем мундир этот — не из новогоднего маскарада, она и в самом деле служит в военном госпитале, — назвал истинную цену этого одеяния Родан. — И здесь она в отпуске. В родные края перед — отправкой на фронт. Правда, в родной станице своей, что в соседнем районе, ей лучше не показываться, но все же… Да и мы тоже много лет не виделись. Так что вернуться будет несложно. Прикиньте, может быть, лучше возвращаться вместе: офицеры, земляки, едут на фронт… А то ведь она прибыла сюда еще и с умыслом.
— Уйти за кордон, к Семенову?
— Так точно: добраться до Маньчжурии, под крыло атамана, — подтвердил Родан.
— Как жаль, что вы не в том направлении движетесь, ротмистр, — молвила военфельдшер. — Может, действительно пора возвращаться к маньчжурским сопкам атамана?
Курбатов задумчиво осмотрел Алину. Все же она была поразительно, и просто неправдоподобно молодой для женщины, которая в шестнадцать лет, в Гражданскую, могла быть сестрой милосердия в войсках «черного барона». Слишком молодой и слишком красивой. Что-то не складывалось в этой версии Родана, что-то не стыковалось.
…А вот мысль Хорунжего относительно совместного похода за Урал ему понравилась. Алина, женщина, прошедшая специальную подготовку в разведывательно-диверсионной школе, вполне могла бы прижиться в его группе. Кроме того, появление среди маньчжурских стрелков настоящего красного военфельдшера, с безупречными документами и столь же безупречной армейской легендой, могло бы служить дополнительной маскировкой для его группы, а красота ее отвлекала бы внимание патрулей и энкаведистов.
Вот только для самой женщины этот поход конечно же оказался бы тяжелым и тягостным. Курбатов ведь не собирался прокатить свою группу от Байкала до Смоленска в каком-нибудь попутном эшелоне или на случайных товарняках. Все это пространство он стремился пройти так, как полагалось пройти истинному диверсанту, то есть, как любит выражаться атаман Семенов, сабельно пройти, чтобы огнем и мечом…
— Да не смотрите вы на меня с такой подозрительностью, ротмистр, — хитровато блеснула родниковой голубизной своих глаз Алина. — Все никак не можете подогнать меня по возрасту и внешнему виду под участие в Гражданской войне? И не сумеете. Да только, помилуй Бог: не собирались мы вас дурачить-обманывать. Просто брат забыл уточнить, что сестрой милосердия в войсках Врангеля я стала не в двадцатом, в Крыму, а значительно позже, когда остатки его армии оказались за рубежом, в Болгарии да в Югославии, считайте, уже в тридцать четвертом. А курсы радисток-разведчиц и курсы медсестер, а затем и разведывательно-диверсионную германскую школу я закончила уже в тридцать девятом году. Тогда же и была заброшена в Украину. Почему именно в Украину? Да потому что по матери корни у меня украинские, к тому же я немного владею украинским языком, и даже успела пообщаться с украинскими эмигрантами из свиты гетмана Скоропадского, украинского правителя времен Гражданской войны.
— В таком случае все сходится, — облегченно улыбнулся Курбатов, и не только потому, что открылась «врангелевская тайна» этой фельдшерицы. — Вот только в подробности будем ударяться позже.
— Но обязательно… будем, — стрельнула своими голубыми глазищами Алина.
Все это время не только Курбатов разглядывал военфельдшера, но и она внимательно разглядывала фигуру Курбатова. И хотя, отправляясь в Совдепию, Алина поклялась не увлекаться мужчинами, используя свои женские чары только в разведывательно-диверсионных целях, ротмистр решительно нравился ей. Тем более что он был «свой», красивый и крепкий, да к тому же пребывал в княжеском достоинстве, а к офицерам-аристократам она питала особую слабость.
— Так что мы с вами решим, Хорунжий? — обратился князь к хозяину дома, пытаясь развеять при этом чары этой диверсионной красавицы. — Я имею в виду приют для моих смертельно уставших маньчжурских стрелков.
— Будет вам приют.
— Где именно?
— Вскоре покажу, — уклончиво ответил Родан, предостерегающе оглянувшись на сестру, очевидно, не желал, чтобы о будущем пристанище диверсантов-семеновцев знала даже она.
— Но сначала вы, лично вы, отдохнете хотя бы пару часов у нас, — отозвалась Алина уже откуда-то из-за двери. Причем голос ее вновь звучал бархатно, с томным придыханием. У этой женщины и в гамом деле был прекрасный, воистину завораживающий голос.
— Принято. Схожу к своим, прикажу пока что отдыхать в том укрытии, где находятся, пока для них приготовят место ночлега и еду.
— Только сразу же возвращайтесь сюда, — предупредила Алина. — Мы вас будем ждать.
— Вернусь. Тем более что стрелки мои расположились недалеко.
— Скажите им, что, как только стемнеет, так сразу же и определим их на ночлег. По походно-армейским понятиям вполне даже пристойный.
22
Как только Курбатов вновь вернулся в дом Родана, тот свернул себе огромную самокрутку и, уже взяв ее в рот, пробубнил:
— Я, наверное, пойду к Коржуну, обещался помочь ему. А вы, князь-ротмистр, действительно часок-другой… передохните. Видно, никуда уж вам от этого… Я тут рядом побуду, заодно присмотрю за подходами к усадьбе, чтобы никто чужой…
Отставной хорунжий потоптался по комнате, словно что-то искал, покряхтел, закурил и, так ничего и не сказав больше, вышел.
— Кстати, вам, князь-ротмистр, повезло, — бросил уже из-за порога, — в баньке вода поспевает. Самый раз смыть с себя пыль закордонную.
— Оказывается, бывают дни, когда сказочно везет даже нам, диверсантам, — мечтательно повел плечами Курбатов.
— Причем замечу, что вы пока еще даже не представляете себе, как вам сегодня везет, — метнулась присутствовавшая при этом разговоре Алина в соседнюю комнату.
Не сдержав любопытства, Курбатов шагнул вслед за ней, однако девушку это не остановило. Отодвинув в сторону сундук, Алина открыла дверцу, под которой обнаружился еще один сундук, только уже подпольный.
— Этот не подойдет, — швырнула она на кровать офицерский мундир дореволюционный времен. — Этот тоже. Зато этот, очевидно, в самый раз. Большего размера попросту не оказалось.
Она храбро ступила к ротмистру и приложила к его груди неношеный, пахнущий нафталином офицерский френч.
— Наденьте же.
— Зачем?
— Наденьте, наденьте, хотя бы набросьте.
— Чей это? Что за причуды? Вы хоть понимаете, что за само хранение офицерского мундира царской армии…
— Бросьте, князь! Нам лучше знать, что бывает, когда большевики обнаруживают в доме подобное добро. Но есть «легенда», согласно которой группа местной молодежи готовит самодеятельный спектакль времен белогвардейщины. Я же помогаю им. И приобрели мы этот мундир у одного местного больного старика, некогда служившего каптенармусом казачьего полка. Впрочем, это уже не ваши хлопоты, ротмистр. Главное, наденьте. Не могу я по-настоящему воспринимать вас в этом вот красноармейском облачении. Тем более что вы ведь и в самом деле являетесь белым офицером.
