Вилль Бертхольд - Гибель линкора «Бисмарк». Немецкий флагман против британских ВМС. 1940-1941
Сколько времени прошло с тех пор, как его почитали дома в Силезии героем, и сколько осталось, прежде чем он действительно будет им? Он стал ходячей рекламой, после того как в местных газетах о нем вышли напыщенные статьи. Его фото даже выставляли на «коричневом» сборище! Но среди этих людей он не чувствовал себя в собственной тарелке. Но это лишь вопрос ощущений. Он почти не думал об этом. Политика его не интересовала. Ни тогда, ни тем более сейчас, когда находится на краю гибели… Ради чего? Сейчас уже слишком поздно…
О Дайне он ни с кем не делился. Отец однажды удивился, когда Нобис разглядывал ее фотографию.
– Кто это? – спросил старик.
– Девушка. – Он собирался убрать снимок, но отец взял его в руки и стал разглядывать.
– Девушка хорошенькая… где она живет?
– В Португалии.
– Подумать только, – произнес отец. – Расскажи мне о ней.
– Мне нечего сказать.
– Ты любишь ее?
Молодой офицер рассердился.
– Да, люблю, – сказал с чувством, – черт бы меня побрал.
Вечером отец продолжил разговор. Он отложил газету.
– Одного не могу понять, сынок, – неожиданно начал он, – почему ты не с ней?
– Разве это возможно?
– Следует знать, чего хочешь… Я старше тебя. Может, ты прав. Но может, и я… Я – твой отец. Отцы эгоистичны в таких вещах. Достаточно того, что мой старший сын погиб в Польше.
– Здесь между нами недопонимание, – возразил Вернер Нобис. – Я приехал именно потому, что Ганс погиб в Польше.
– Лучше бы ты не приезжал до окончания войны, – сказал отец, завершая разговор.
До чего же отец был прав! Вскоре он останется совсем один. Он, конечно, вспомнит этот разговор. И будет расстроен гораздо дольше, чем сын, у которого он продержится в памяти считаные часы.
Дайна! Боже, как она была близка. Она стояла перед ним на расстоянии вытянутой руки. До чего же ясно он слышал то, что она сказала ему сразу после первой встречи.
– Ненавижу войну, – звучал ее голос. – Она убивает лучших людей. С обеих сторон. Ради самодовольных ничтожеств. Мы могли бы искупаться или сыграть в теннис. Разве вам не хочется этого?
– Хочется, конечно.
– Можете ли вы себе представить что-нибудь более приятное, чем война?
– Мне не нравится война. Я просто выполняю свой долг.
– Странный какой-то долг, – произнесла она с укором, – убивать других людей и погибнуть самому. Слава богу, я не имею к этому никакого отношения. Возможно, вы однажды измените свое мнение. Возможно, когда-то наступит день, когда вы предпочтете своему долгу что-нибудь более стоящее. Например, женщину.
– Я уже на волосок от этого, – сказал Нобис. Это прозвучало довольно глупо и легкомысленно.
Теперь Нобис не стал бы так говорить. Но он ничего и не скажет. Все кончено.
Ушло безвозвратно. Погребено. Отброшено. Если бы он мог сказать ей хотя бы раз, что сожалеет обо всем. Что в другой раз поступил бы иначе. Но этого не будет.
Рассвело. Англичане ясно представляли себе сложившуюся обстановку. Эсминцы все еще отвлекали внимание «Бисмарка». Они уже давно израсходовали свои торпеды. Последним сблизился с противником «Казак», которым командовал Вьян. То, что его корабль снова не накрыл огонь 380-миллиметровых орудий линкора, выглядело почти чудом. В сумерках Вьян расположил свои эсминцы вокруг «Бисмарка» так, что они напоминали большой квадрат. Они вышли из ночного боя невредимыми, если не считать попадания в «Зулу». Немцы наблюдали гигантский всполох пламени, которому до сих пор не было объяснения.
Самолеты на палубе «Арк Роял» готовились к атакам на неприятеля. Со стороны кормы британского флагмана «Кинг Джордж V» располагался «Родней». Ему приказали следовать прежде всего за флагманом. Не очень удачное боевое построение британских кораблей во время сражения с «Худом» привело к трагедии. Адмирал Тови знал о местоположении «Бисмарка» лишь приблизительно. Но ему повезло. В 8.15 «Норфолк», пересекавший оперативную зону, в 8 морских милях обнаружил линкор, который он принял за «Роднея». В последний момент разобрались, что это был «Бисмарк», с которым «Норфолк» сближался со скоростью 20 узлов. Британский корабль внезапно взял обратный курс, чтобы доложить адмиралу Тови о маршруте, которым следовал «Бисмарк». Тот пошел на сближение с германским флагманом, продвинувшись на те же 8 миль. Теперь следовало подождать.
Пока все складывалось неплохо. Но адмирала беспокоил дефицит топлива. Если «Бисмарк» не уничтожат самое позднее до середины дня, Тови придется выйти из боя. Иначе его корабль не сможет вернуться на базу. В создавшейся обстановке, за пять часов до намеченного срока, не было уверенности в том, что все британские корабли могли продержаться столько времени. А вдруг над местом сражения появятся германские самолеты! Существует вероятность, что подойдут германские подводные лодки! Вдруг британским кораблям придется маневрировать на предельной скорости и увеличить расход топлива в несколько раз! Оставался один выход – навязать «Бисмарку» сражение и уничтожить его как можно скорее.
Незадолго до решающего штурма противника адмирал Лютьенс решил доставить схему гидродинамического лага «Бисмарка» во Францию при помощи корабельной авиации. Три из пяти «Арадо-196», находившиеся на флагмане, оставались в рабочем состоянии. Остальные получили повреждения в результате взрыва торпеды противника.
Летчики вновь и вновь обращались к командованию разрешить им участвовать в боевых действиях. Но адмирал Лютьенс настаивал на том, чтобы «Арадо» пока оставили в резерве. Он считал, что у немецких машин не было никаких шансов в условиях численного превосходства со стороны британцев. Адмирал хотел сохранить самолеты для выполнения более важных задач.
И вот поступил приказ подготовить три боеспособных самолета для полета. Экипажам приказали прибыть к старшему помощнику командира корабля.
– Мы замедлим ход. Схема будет находиться в первой машине. Всего хорошего, – инструктировал он экипажи.
Капитан Фридрих и унтер-офицер Шнивинд, одетые в летные костюмы с меховой оторочкой, наблюдали за подготовкой катапульты к работе. Условия для взлета были неблагоприятными.
Было еще темно. Пока можно было не опасаться истребителей противника. К летчикам со всех сторон спешили матросы и передавали записки и письма – горькие, написанные плохо читаемым почерком послания родным и близким.
– Все готово, – доложил механик.
– Крысы бегут с тонущего корабля, – проворчал старшина.
– Закрой пасть, – загудели окружающие. – Думаешь, они прорвутся?
– Во всяком случае, у них больше шансов, чем у нас. В следующей войне я хотел бы служить в люфтваффе… Пока все хорошо, они режутся в карты, когда же становится жарко, убегают.
Матросы на верхней палубе зачарованно следили за тем, как капитан Фридрих и унтер-офицер Шнивинд усаживаются в машину. Они не отрывали взглядов от железной птицы, готовившейся подняться в небо. Многие из них мечтали ухватиться за самолет. Каждый мечтал выбраться из плавучей ловушки, корабля, обреченного на гибель. Стоя на палубе, они вдруг почувствовали себя одинокими и брошенными, хотя последовать за летчиками собирались максимум шесть человек.
Если бы все шло в соответствии с планом…
Завращался винт, двигатель разогревался. Через мгновение первый самолет оторвется от палубы. Капитан, сжимавший штурвал, кивнул. Механик, обслуживающий катапульту, заметил сигнал.
Вот-вот первый «Арадо» будет вытолкнут с палубы за счет сжатого воздуха…
Капитан Фридрих избавился от чувства оцепенения. Он кожей ощущал обжигающие взгляды тех, кто остается на корабле. На мгновение ему стало неловко из-за того, что он использует шанс на спасение. Офицер сидел в кабине, в своей родной стихии, в такой знакомой обстановке.
Пилот подал топливо в двигатель, который завыл, оживая. Винты набрали такие обороты, что экипажу пришлось пристегнуться на своих местах.
Сняты тормоза. Проверен хвостовой стабилизатор. Рулевое управление. Брошен привычный взгляд на измерительные приборы: счетчики оборотов, количества и давления топлива, высотомер, электросчетчики.
Все в норме.
Теперь прочь с проклятого корабля. Курс на родной аэродром. Через несколько часов все это останется в прошлом, от которого будет отделять три сотни миль. Эти проклятые несколько дней, свинцовой тяжестью давившие на его нервы.
Экипажам самолетов нечего было делать. Абсолютно нечего. Им оставалось только ждать. Ждать приказа на взлет, который никогда не поступит. Они находились в постоянной боевой готовности. День и ночь в летной экипировке, вынужденные находиться на верхней палубе, когда над головой со свистом проносились снаряды, звучала воздушная тревога, когда члены экипажа корабля занимали свои места согласно боевому расчету. Летчики были «экскурсантами» на линкоре, над которыми смеялись и одновременно завидовали. Они вынуждены были играть в карты, когда другие воевали.
