Юрий Колесников - Координаты неизвестны
— А что, если мы отпустим вас?
— Куда?
— Обратно в госпиталь. К немцам…
— Помилуйте! После того, как я побывал у вас? Там, газумеется, уже знают… К тому же один мой вид чего стоит?!
— Вот именно, ваш вид многого стоит…
— Шутить изволите?
— Нет, не шучу. Скажете, что бежали…
— И вы думаете, немцы столь глупы, что повегят?
— Если хорошо сыграть роль беглеца — поверят… Дескать, партизаны перепились, а вы не растерялись, использовали благоприятный момент и так далее…
— Вы вполне сегьезно? — недоверчиво переспросил Морозов.
— Очень серьезно, доктор!
После некоторого раздумья Морозов спросил:
— Вас, очевидно, беспокоит судьба летчика?
— Не только, — быстро ответил Антонов. — Было бы очень желательно, чтобы вы вернулись на прежнее место и пользовались прежним, а может быть, еще большим доверием у немцев. Теперь мы знаем вас и рассчитываем на вашу помощь…
— Но ведь мне опять пгидется лечить «недобитых фашистов»? — не без иронии спросил Морозов.
— Черт с ними! Лечите. Лечите так, чтобы у немцев не возникало ни малейшего сомнения в вашей преданности оккупантам.
— Вы все же увегены, что немцы мне повегят?
— Должны. Надо, чтобы поверили. Во многом этому будет способствовать ваш вид…
Морозов усмехнулся:
— Хотите сказать — нет худа без добга?
— К сожалению, в данном случае поговорка вполне уместна. Но хочу, чтобы вы знали: нас очень интересует многое из того, к чему вы, как я понял, имели некоторый доступ, интересуют и люди, о которых вы рассказывали…
— Если вы имеете в виду шеф-повага с аэгодгома, то сгазу пгедупгеждаю, что с ним не договогиться… Это законченный нацист-фанатик. А девушка, котогую мне удалось к нему устгоить судомойкой, едва ли может быть полезна. Она от темна до темна на кухне…
— Не будем загадывать, доктор, — с улыбкой произнес Антонов, и в его глазах блеснул лукавый огонек. — Сейчас главное — вернуться в госпиталь, занять прежнее положение. Ближайшая задача — летчик! Без вас он ведь может погибнуть…
— Может. И не только он…
— Тем более. Ну, а дальше, как говорят, будет видно…
Предложение Антонова использовать доктора Морозова в качестве разведчика, было одобрено комиссаром.
— Теперь, товарищ старший лейтенант, — сказал в заключение комиссар, — вы, надеюсь, убедились в том, что не следует делать поспешных выводов?
На этот раз Антонов нашел в себе мужество чистосердечно признаться:
— Урок этот для меня на всю жизнь, товарищ комиссар!
Перед рассветом подул резкий холодный ветер. Его порывы безжалостно срывали еще не успевшую пожелтеть листву. Осень наступила сразу, за одну ночь.
В это непривычно холодное утро из леса вышел человек в одном белье, взлохмаченный, босой. Весь съежившись, сокращая путь, он торопливо шагал по целине к расположенному в низине селу.
Это был доктор Морозов. Мысли о пережитом за истекшие сутки теснились в его голове, но он старался отогнать их и думать только о предстоящем новом, еще более трудном испытании. Морозов знал, что в то самое время, когда он, гонимый холодным ветром, спешит добраться до села и предстать перед оккупантами в роли их верного слуги, разведчики Антонова рыщут по всем окрестным деревням и расспрашивают местных жителей, не встречался ли дал человек в одном белье?
«Розыск» продолжался несколько дней. Антонов хотел, чтобы слух о нем дошел до немцев и помог Морозову убедить их в том, будто он действительно совершил побег.
Его расчеты оправдались.
Быть может, гестаповцы, с пристрастием расспрашивавшие Морозова о подробностях побега, не вполне доверяли ему, но, не имея никаких улик против него, они все же сочли за благо допустить русского доктора к исполнению прежних обязанностей. Более того: они использовали этот случай в пропагандистских целях. Геббельсовские борзописцы опубликовали в своей газетке обширное интервью, в котором «беглец» красочно рассказывал о пережитых им «ужасах», о «большевистской жестокости». Таким образом, доктор Морозов приобрел еще большее доверие среди оккупантов.
…Первая весточка от Морозова не представляла большой ценности. И долго еще от него поступала информация лишь о количестве прибывающих в госпиталь раненых, об их настроениях. Порою удавалось из разговоров раненых, особенно офицеров, узнать о готовящихся на том или ином участке фронта операциях.
Все эти сведения, конечно, имели определенную ценность как для партизан, так, в особенности, для командования с Большой земли, но Морозов понимал, что главная его задача состоит в установлении связи с Людой — девушкой, которую он в свое время устроил судомойкой в столовую при аэродроме, и в сборе сведений об охране аэродрома, о базирующейся на нем боевой технике, о готовящихся налетах.
И вот это главное ему никак не удавалось осуществить. Все, кто имел какое-либо отношение к аэродрому — будь то летчики, солдаты из охраны или рабочий персонал, — содержались в весьма строгой изоляции от внешнего мира. Попытки Морозова найти человека, через которого можно было бы установить и поддерживать связь с Людой, не увенчались успехом. Тогда он решился на довольно рискованный шаг. В воскресный день доктор Морозов вдруг заявился домой к шеф-повару, проживавшему в поселке около аэродрома. Предлог для визита был вполне убедительный: доктор хотел проверить состояние здоровья своих пациентов — шеф-повара и его жены.
Супружеская чета была тронута вниманием русского доктора, охотно подверглась обследованию и, конечно, не преминула расспросить Морозова о всех злоключениях, которые произошли с ним и были описаны в газете. Не было недостатка и в сочувственных словах по поводу перенесенных доктором «страданий» и «издевательств».
— Зато теперь, — торжественно заключил шеф-повар, — вы подлинный герой и можете быть уверены, что великая Германия не забудет ваших заслуг!
— Благодагю вас, господа, — склонив голову ответил Морозов. — Повегте, я очень догожу гепутацией стойкого стогонника Германии и именно поэтому хотел бы пги вашем содействии оггадить себя от возможных непгиятностей…
— Что-нибудь случилось, доктор? — с тревогой спросил шеф-повар и, помедлив, продолжил: — Як вашим услугам, господин доктор! Все, что в моих силах, готов сделать…
— О нет! Еще ничего не случилось, но может случиться. Я имею в виду мою пготеже, судомойку… Скажите, хогошо ли она габотает?
— Да, да! Отлично! Исполнительна, трудолюбива… и очень скромна.
— Это хогошо. Но должен пгнзнаться, еще тогда я подозгевал, что она не вполне здогова…
— Вот как? — испуганно прервал немец. — Что-нибудь заразное?
— Нет, что вы… Слабые легкие и только, но… этот дефект в ее возгасте зачастую пегегастает в тубегкулез. А это, как вы понимаете, несовместимо с габотой в столовой. Помимо всего пгочего, у меня нет ни малейшего желания быть в ответе, если вдгуг окажется, что она больна тубегкулезом. Вот почему с вашего любезного газгешения я хотел бы заодно обследовать эту девицу и пгннять некотогые пгофилактические мегы.
— Прошу, доктор! Сделайте одолжение… — облегченно вздохнув, с готовностью ответил шеф-повар. — Это и в моих интересах! Правда, наш медик здесь смотрел ее и ничего не нашел. Но снова проверить, как вы понимаете, не мешает. Пойдемте хоть сию минуту.
Морозов действительно подверг Люду очень внимательному обследованию и, конечно, сказал ей об истинной цели этой встречи.
Девушка без колебаний согласилась выполнять поручения подпольной организации, но никаких существенных наблюдений о боевой жизни на аэродроме у нее еще не было. И вообще, беседа с Людой несколько разочаровала Морозова. Он не сомневался в ее искренности, но крайняя застенчивость девушки, необщительность и даже отчужденность от окружающих, в том числе от таких же, как она, советских людей — все эти черты характера, как думал Морозов, очень затруднят ей работу в качестве разведчицы-подпольщицы.
И он не ошибся. В тех редких случаях, когда так или иначе удавалось получить от нее весточку, сведения оказывались весьма скудными и запоздалыми.
Люда сообщала, что временами, по нескольку дней кряду, в столовой не появляется ни один летчик, а порою их оказывается так много, что столовая едва успевает обслуживать всех вновь прибывших ночью.
Эти сведения подтверждали наблюдения партизанских разведчиков, которые по шуму моторов идущих на посадку и взлетающих самолетов определяли то же непостоянство в жизни аэродрома.
В итоге данные, которыми располагал Антонов, оказались весьма противоречивыми. С одной стороны, было установлено, что на территории аэродрома усиленно ведется строительство каких-то подземных и надземных складов, что весь этот объект постоянно усиленно охраняется, а с другой — казалось, что немецкая авиация постоянно не базируется на этом аэродроме, а лишь изредка, так сказать проездом, делает на нем непродолжительную остановку.
