Вячеслав Артемьев - Первая дивизия РОА
Около 23 часов к генералу Буняченко приехали два советских офицера — майор и лейтенант. По внешнему виду и по манере держать себя, оба они были типичными политработниками, если не чекистами особых отделов НКВД. Представляясь генералу Буняченко, они особенно подчеркнули, что является строевыми офицерами. Это получилось так неестественно, что только подтверждало обратное. Буняченко принимал их в своем автомобиле т. к. не имел другого, более подходящего места. В это время подъехал командир второго полка. Увидев его, генерал Буняченко вышел из автомобиля и командир полка рассказал ему, как он попал к полковнику Мищенко и всё, что произошло с ним. Генерал Буняченко уже знал об этом, от приехавших советских офицеров, которых полковник Мищенко прислал узнать — куда же девался парламентёр? Из разговоров между Буняченко и советскими офицерами было видно, что советскому командованию не было известно о том, что дивизия разоружена и в каком безвыходном положении она находится. Они были в полной уверенности, что дивизия имеет возможность уйти на американскую территорию.
Советские офицеры, от имени своего командования, заявляли о полной гарантии сохранения жизни всему личному составу Первой дивизии.
Они утверждали, что советским правительством объявлена амнистия всем участникам Освободительного движения, которые добровольно перейдут на советскую сторону. Они предлагали генералу Буняченко немедленно перевести дивизию, обещая сохранить её в том организационном виде, в котором она находилась, до окончания разрешения вопроса о том, как может быть использована дивизия после перехода на советскую сторону. Единственное условие, которое ставилось при этом это то, чтобы дивизия немедленно сдала бы свое вооружение.
Слова советских представителей не внушали никакого доверия. Все их обещания были весьма сомнительными, более того, для знающих советские порядки — просто абсурдными. Была совершенно очевидна уловка, целью которой было добиться перехода дивизии. Несмотря на это, генерал Буняченко поддерживал переговоры в деловом тоне, делая вид, что верит даваемым обещаниям. Это была тактика применения хитрости в условиях беспомощности и отчаяния. Обман должен был быть похожим на правду. Надо было выиграть время, задержать репрессивные действия советских войск против дивизии. Генерал Буняченко давал понять, что согласен на переход, но что он настаивает на соблюдший некоторых формальностей. Он просил письменную гарантию советского командования о сохранении жизни всему личному составу, и объявить ее по радио. Буняченко ещё надеялся на успешные переговоры с американцами, которые были назначены на утро.
Для оформления вопроса о переходе дивизии и для выработки условий перехода, было здесь же решено послать с советскими представителями старшего офицера. Первоначально Буняченко хотел послать начальника штаба дивизии подполковника Николаева, но тот в тот момент где то отсутствовал. Когда же неожиданно появился командир второго полка, Буняченко решил послать его. Он дал ему указания наедине о том, как себя вести и чего добиваться при переговорах. В заключение генерал Буняченко добавил: — «Вам там будет виднее, как лучше поступать. Но помните, что нам нужно выиграть время до двенадцати часов завтрашнего дня. От того, как вы сумеете выполнить эту задачу, будет зависеть спасение дивизии…» Дав эти указания и пожелав успеха. Буняченко крепко обнял своего парламентёра.
Около двенадцати часов ночи парламентёр выехал с советскими офицерами в расположение советских войск. За ними следовал автомобиль командира полка. Через несколько минут они приехали в деревню Хводжианы, в бригаду полковника Мищенко… Конечно, было ненормально, что переговоры о переходе дивизии будет вести командир бригады, а не в высшем штабе. Но не следовало ничем выражать своего недоумения.
В доме, где остановился на ночлег полковник Мищенко, несмотря на поздний час, был накрыт к ужину большой стол на двенадцать персон. Множество разнообразной еды, как видно из трофейных складов и напитков, среди которых преобладала водка, свидетельствовало, что «хозяева» намеревались удивить «гостей» изобилием. Видно было и то, что гость заставил себя долго ждать. Здесь же был и полковник Мищенко со своими офицерами. «Переговоры проходили успешно» для обеих сторон. Было решено, что в 12 часов дня, 12 мая дивизия должна быть подготовлена к переходу на советскую сторону, для чего она должна прибыть в установленное место. Советская бригада полковника Мищенко в развёрнутом строю, с оркестром и знаменем торжественно будет встречать Первую Дивизию. Были выработаны условия перехода, подписать которые должны будут генерал Буняченко и полковник Мищенко перед строем стоящих друг перед другом советских и власовских войск. После этого церемониала дивизия должна будет сдать оружие и поступить в распоряжение полковника Мищенко. Естественно, что Мищенко был очень заинтересован заполучить власовскую дивизию и, может быть, даже с самим генералом Власовым. Ещё раз подтверждалось, что советским войскам не было известно о том, что дивизия была уже разоружена американцами. Иначе полковник Мищенко не стал бы церемониться, разыгрывать роль каких то переговоров и прочее.
Когда официальная часть переговоров была закончена, сели за стол. Разговоры приняли более свободный характер. Говорили о военных годах, о жизни в Советском Союзе, о том, что заставило советских людей встать на стороне Германии для борьбы против коммунистического режима и о целях Освободительного движения возглавленного генералом Власовым. Советские офицеры заученными, шаблонными фразами дешёвой пропаганды с беззастенчивой ложью говорили о том как хорошо и счастливо живет советский народ на своей любимой Родине и, вероятно, сами искренне веря в свои радужные надежды, говорили о том, как прекрасна будет жизнь теперь, после победы над гитлеровской Германией. С привычным лицемерием восхваляли они «гениального вождя, отца и учителя, любимого и мудрого, непревзойдённого Товарища Сталина»…
Возражая власовскому парламентёру на его доводы об убогой жизни и жестоком режиме в советской стране, советские офицеры говорили! — «Это всё правда, что вы сказали, но это было раньше, теперь всего этого больше нет. Вы не можете себе представить, как всё изменилось… Вот вы сами скоро увидите это»…
Опровергая по обязанности ту горькую истину, которая была хорошо известна всем подсоветским людям и, о которой говорил им власовский офицер, советские офицеры всё же не могли отрицать того, что им говорилось…
— Да, все это было раньше, уверяли они, но этого уже нет теперь… Лицемерно лгали они власовскому парламентеру, обречённому ими на смерть, говоря — Вы сами увидите скоро.
В продолжение всего вечера, каждое движение советских офицеров не оставалось вне внимания «парламентера» и хотя, как казалось, разговор проходил в миролюбивом тоне, но, тем не менее, пистолет в кармане успокаивающе действовал на случай нарушения неприкосновенности личности парламентёра. Это была единственная возможность избежать жестокой расправы. Надо было быть всё время на стороже. Даже алкоголь не дурманил голову… Разговор принимал всё более и более откровенный непринужденный характер. В конце концов, нарушая самые элементарные правила официальных переговоров и такта, советские офицеры, возбужденные выпитой водкой бесцеремонно стали поучать своего гостя:
— Что там решат ваши генералы Власов и Буняченко это их дело. Переходите к нам со своим полком теперь же не дожидаясь завтрашнего дня. Если удастся, то повлияйте и на другие полки и ведите их за собой. Обратитесь с воззванием к солдатам и офицерам дивизии, чтобы следовали бы вашему примеру… Мы сейчас дадим вам форму советского полковника, поезжайте, покажитесь своему полку. Вы одним своим видом рассейте все сомнения…
Опять следовали заверения и обещания — «Советское правительство высоко оценит такую услугу, вас восстановят в чине, наградят орденом», — но вместе с тем торопили — «Только скорей, скорей, до рассвета, как можно скорей переводите свой полк!»
В доказательство своей благожелательности говорилось:
— Вот видите, вы приехали к нам, мы принимаем вас по-братски, вместе сидим за столом, пьём в дружеской беседе. Ну, разве мы враги? Мы с вами русские люди. Мы готовы понять вас и простить за то, что было сделано вами. Натворили вы глупости, может быть даже под давлением нацистов, спасая свою жизнь. Вас поймут, простят все ваши ошибки. Но вы должны искупить свою вину и теперь доказать свое раскаяние, преданность Партии и Правительству. Для вас теперь создалась к этому полная возможность. Именно теперь, как никогда! Поверьте — вас ждет прощение, Родина, Семья…
— Война кончилась, нам нужны люди, нужны опытные хорошие офицеры…
